Солнечные лучи скользили по старому креслу, освещая руки Ларисы — бледные, с выступающими венами. Она только вчера вернулась из больницы, и тело еще помнило запах лекарств и бесконечные капельницы. Племянник Алексей суетился на кухне, что-то гремело — видимо, чайник ставил.
— Тетя Лара, вам бы отдыхать больше, — его голос звучал заботливо, как в детстве, когда он приходил к ней за пирожками. Высокий, статный — вылитый отец, её покойный брат.
Алексей присел на корточки возле кресла и положил на журнальный столик папку с бумагами. Хрустящие, белые — два листа. Лариса поправила очки.
— Что это?
— Да так, формальность, — он улыбнулся, как улыбался всегда, когда просил конфет после обеда. — Просто доверенность, чтобы я мог помочь с коммуналкой, пока вы на лечении. И с участком на даче, помните, там забор починить обещал. А то вы опять на грядках надорвётесь.
Что-то сжалось внутри — то ли от признательности, то ли от лёгкого стыда за собственную беспомощность. Семьдесят лет — не шутки.
— Спасибо тебе, Лёшенька.
Ручка легла в ладонь сама собой — тяжелая, с золотистым отливом. Подарок от учеников к юбилею, тридцать лет назад. Лариса поставила размашистую подпись на указанной строчке. Даже очки не надела, чтобы текст рассмотреть — зачем, если родная кровь просит?
Алексей как-то странно хмыкнул, но Лариса не придала значения. Только потом, уже когда убирал бумаги, заметила, как осторожно он расправляет листы, словно драгоценность в руках держит.
— На следующей неделе путёвка в санаторий, — сказала она, глядя в окно. — Врач настаивает.
— Конечно, поезжайте, — кивнул Алексей, пряча папку во внутренний карман пиджака. — Я за всем присмотрю. Не волнуйтесь ни о чём.
И она не волновалась. Допила чай с лимоном, который он заварил, послушала истории про его работу. Посмеялась над шуткой про начальника. Совсем не волновалась.
Чужие стены
Такси остановилось у знакомого подъезда. Лариса с трудом выбралась из машины, расплатилась и улыбнулась — как хорошо вернуться домой после двух недель в санатории. У неё даже настроение поднялось: спина почти не болела, врачи хвалили за прогресс.
Странно только — возле подъезда фургон стоял, двое мужчин в серых футболках что-то грузили. Ремонт у соседей, что ли? Или новые жильцы въезжают?
Поднявшись на третий этаж (лифт опять не работал), Лариса достала ключи. Но что-то было не так. На двери — новый замок. Блестящий, медного цвета.
Она постучала. Сердце заколотилось — может, Лёша замок поменял для безопасности? Но почему не предупредил?
Дверь открылась. На пороге стояла незнакомая женщина лет сорока, в домашнем халате.
— Вам кого? — спросила она, разглядывая Ларису.
— Это… моя квартира, — выдавила Лариса, чувствуя, как немеют губы.
Женщина нахмурилась.
— Вы ошиблись. Мы здесь живём.
Мужской голос из глубины квартиры крикнул:
— Кто там, Света?
— Да какая-то бабушка, говорит, её квартира.
Появился мужчина — хмурый, с залысинами. В руках держал бумаги.
— Вот, договор купли-продажи, — он протянул документ. — Мы купили эту квартиру неделю назад. Законно.
Буквы прыгали перед глазами. Алексей Сергеевич Воронов… действуя от имени… по доверенности… Сумма… Дата…
— Но я не продавала… — горло сдавило. — Я только доверенность…
— Слушайте, у нас маленький ребёнок спит, — женщина говорила тихо, но твёрдо. — Разбирайтесь со своими родственниками сами. Мы деньги заплатили.
Дверь закрылась. Ларисе показалось, что пол под ногами качнулся. Она оперлась о стену, пытаясь дышать.
Внизу грузчики заносили в фургон… её вещи? Диван, который они с мужем покупали тридцать лет назад? Книжный шкаф?
— Это не может быть правдой, — прошептала она, сползая по стене. — Лёша не мог…
На ступеньках
Сережа-дворник деликатно обметал лавочку рядом, искоса поглядывая на Ларису. Она не двигалась уже около часа — сидела на чемодане, прижав к себе сумку с документами. Телефон показывал шестнадцать пропущенных. Шестнадцать звонков Алексею — без ответа.
— Может, скорую? — наконец решился Сережа. — Вам бы домой, Лариса Петровна…
Она подняла глаза — сухие, с какой-то застывшей пустотой.
— У меня больше нет дома, Сереж.
Руки тряслись. Кто-то из соседей принес стакан воды, но она не могла сделать даже глоток. В голове стучало одно: как же так, Лёша? За что? Тебя ведь на руках носила, когда брат погиб…
Солнце уже клонилось к закату. Майский вечер становился прохладным, а она сидела в легком платье — в санатории было жарко. Ветер трепал седые волосы, выбившиеся из пучка.
— Петровна, идём к нам, переночуешь, — бабушка Клава с первого этажа тронула её за плечо. — А там разберёмся.
— Нет, спасибо, — Лариса наконец нашла в телефоне другой номер. Галина — подруга с институтских времен. Живёт на другом конце города, но кроме неё, звонить некому.
— Галочка… это я.
Голос сорвался. Слёзы — первые за весь этот кошмарный день — хлынули неудержимо.
— Лара? Что случилось?
— Галя, он… он квартиру… продал…
— Кто? Какую квартиру?
— Лёша… племянник… Я ему доверенность… А теперь у меня только чемодан…
На том конце — изумленное молчание, потом торопливое:
— Адрес диктуй. Сейчас Митю пришлю, он на машине.
Когда Ларисе было шестнадцать, она упала с велосипеда и сломала ногу. Помнила это ощущение — когда земля внезапно бьёт тебя, и ты не понимаешь, как оказалась на ней. Сейчас было похоже. Только падение длилось и длилось, и дна этой пропасти не было видно.
Буквы закона
— Генеральная доверенность даёт право на совершение любых действий от вашего имени, — юрист говорил медленно, как будто обращался к ребёнку. — Включая продажу недвижимости.
Кабинет был тесным, пахло кофе и пылью от старых папок. Лариса сидела, сцепив руки так, что побелели костяшки. Галина — рядом, молча сверлила взглядом юриста, словно это он был виноват.
— Но я не читала… Он сказал — только для коммунальных платежей.
Юрист — молодой, с аккуратно подстриженной бородкой — тяжело вздохнул и снял очки. Протёр стекла салфеткой.
— Лариса Петровна, — в его голосе звучало сочувствие, от которого становилось только хуже. — К сожалению, юридически всё оформлено правильно. Ваша подпись стоит на всех документах.
Он разложил бумаги веером — доверенность, договор купли-продажи, акт приёма-передачи. Везде — её подпись. Точнее, подпись от её имени, поставленная Алексеем. Но по закону — всё равно что её собственная.
— Новые владельцы заплатили рыночную цену, — продолжал юрист. — Деньги поступили на счёт, открытый на ваше имя.
— Какой счёт? — вмешалась Галина. — У неё сберкнижка только!
— Ваш племянник открыл на ваше имя счёт в банке. Но, — юрист замялся, — почти сразу же снял всю сумму. Опять же, по доверенности.
Первая слеза скатилась по щеке Ларисы. Потом вторая. А потом она уже не сдерживалась.
— Сорок лет там прожила, — всхлипывала она, пока Галина обнимала её за плечи. — Каждую трещинку на потолке знаю. Мишины фотографии на стенах… Альбомы с внуками…
Юрист смотрел в сторону, давая ей выплакаться. Когда рыдания стихли, он кашлянул:
— Теоретически можно попытаться оспорить сделку. Но шансы… очень малы.
— Я всё равно попробую, — тихо произнесла Лариса. — Я должна.
— Семьсот тысяч стоит эта квартира, — Галина покачала головой. — И всё забрал, паразит!
— На такси потратился, — горько усмехнулась Лариса. — Чтобы меня в санаторий отвезти. Чтобы я не мешала.
Прорвавшаяся плотина
Дверь с номером 47 ничем не отличалась от других в этом новом доме на окраине. Лариса позвонила. Подождала. Позвонила снова — дольше. За дверью было тихо, хотя она точно знала — Алексей дома. Соседка, сердобольная женщина с первого этажа, подтвердила: вошёл полчаса назад, даже окликнула его.
— Открывай! — Лариса ударила кулаком в дверь. Потом ещё раз. Плевать на боль в суставах. — Я знаю, что ты там!
В соседней квартире скрипнула дверь. Показалась встревоженная женщина с ребёнком на руках.
— Что происходит?
— Племянник мою квартиру украл! — Лариса обернулась к ней, и что-то в её лице заставило соседку попятиться. — Сорок лет там прожила, а он меня на улицу выбросил!
Женщина прижала ребёнка крепче.
— Лёша, открой! — она постучала в стену. — К тебе пришли!
За дверью послышались шаги. Щёлкнул замок, но цепочка осталась на месте. В узкой щели показалось лицо Алексея — бледное, с красными пятнами на щеках.
— Тётя Лара, — начал он, облизнув губы.
— Не смей меня так называть! — старая учительница литературы сейчас напоминала грозовую тучу. — Как ты мог?! Я тебя растила! Когда твои родители погибли, я тебя к себе взяла!
— Я всё объясню, — его голос дрожал. — Давайте не здесь…
— А где?! На улице?! Там, где я теперь живу?!
Из-за спины Алексея выглянуло женское лицо — молодое, испуганное. Девушка что-то прошептала ему на ухо.
— Извините, — сказал он громче, — но я имел право. Всё было по закону.
— По закону?! — Лариса расхохоталась страшным, каким-то чужим смехом. — А по совести? По-человечески?
Она вдруг почувствовала такую ярость, что закружилась голова. Хотелось ворваться туда, схватить его за грудки — этого чужого, незнакомого человека, который когда-то был её маленьким Лёшенькой.
— Я подам в суд, — сказала она тихо, но твёрдо. — Клянусь могилой твоего отца. Моего брата. Я тебя не прощу.
Дверь захлопнулась. Лариса стояла, тяжело дыша, чувствуя, как бешено колотится сердце. Но вместе со злостью пришло что-то ещё — странное, давно забытое ощущение собственной силы.
Горькая правда
— Пей, Ларочка, — Галина поставила перед ней чашку с ромашковым чаем. — От валерьянки толку мало, а это хоть успокоит.
Кухня у Галины была маленькая, уютная. Фотографии внуков на холодильнике, вязаная салфетка под вазочкой с печеньем. Такая обычная, домашняя — от этого на душе становилось еще тяжелее.
— Мне надо в гостиницу перебираться, — Лариса обхватила чашку ладонями, грея замерзшие руки. — Не могу я у тебя вечно жить.
— И думать забудь, — отрезала Галина. — Будешь жить здесь, пока всё не решится.
Она присела напротив, как-то странно поерзала на стуле. Лариса знала этот жест — так подруга делала всегда, когда не решалась что-то сказать.
— Галя, что ещё? — устало спросила Лариса. — Говори уже.
Галина вздохнула.
— Митя вчера Алексея твоего видел. В ресторане.
— И что?
— С женщиной был. Молоденькой, лет двадцать пять. И… — она замялась. — В положении она, Лара. Месяцев шесть уже.
Чашка выскользнула из рук Ларисы, но каким-то чудом не разбилась, только чай разлился по столу.
— Что?!
— Митя сначала не поверил, думал, обознался. Но нет, точно он. Шампанское пил, на машине новой приехал.
Перед глазами всплыло испуганное женское лицо, мелькнувшее в дверях квартиры Алексея.
— Так вот куда деньги ушли, — прошептала Лариса. — На машину. На рестораны. На… — она не могла произнести это вслух.
— Погоди, не всё еще, — Галина протянула ей телефон. — Митя фото сделал тихонько. А потом пробил по номеру машины. Знаешь, на кого зарегистрирована? На Светлану Корчагину. Эта девица его начальница. Была, по крайней мере.
На фотографии Алексей что-то говорил на ухо беременной блондинке. Та смеялась, запрокинув голову. Счастливая. Сытая. С кольцом на пальце.
— Выходит, не просто обокрал, — голос Ларисы звучал глухо, как из колодца. — А ради другой семьи. Ради ребёнка от этой… Светланы.
Она вдруг представила, как Алексей берёт на руки новорождённого. Улыбается ему. Покупает коляску, игрушки… На её деньги. На деньги от квартиры, где он сам когда-то спал в детской кроватке после смерти родителей.
Лариса зажмурилась, чувствуя, как к горлу подкатывает тошнота.
— Боже, Галя, как он мог? Ради чего? Я бы всё ему отдала сама… если бы он просто попросил.
Ночной гость
Настенные часы в прихожей пробили полночь. Лариса не спала — сидела в кресле у окна, глядя на огни города. Галина давно ушла в спальню, оставив на тумбочке таблетки и стакан воды. Но Лариса не притронулась к снотворному. Не хотела забытья.
Звонок в дверь прозвучал так неожиданно, что она вздрогнула. Потом ещё раз — настойчивее.
— Кто там? — из спальни вышла заспанная Галина в халате.
Лариса подошла к двери, глянула в глазок. На площадке стоял Алексей — бледный, взъерошенный.
— Это он, — прошептала она.
— Не открывай! — Галина схватила её за руку. — Мало ли что у него на уме!
Но Лариса уже повернула замок. Что-то внутри требовало встретиться с ним лицом к лицу — без свидетелей, без криков на лестнице.
— Тётя Лара! — он буквально ввалился в прихожую. От него пахло спиртным. — Слава богу, я думал, вы не откроете!
Галина сложила руки на груди.
— А ты надеялся, что она вообще пропадёт бесследно?
— Я вас прошу, дайте нам поговорить, — он перевёл взгляд на Ларису. — Пожалуйста.
Лариса кивнула Галине:
— Иди спать, Галь. Всё нормально.
Когда подруга, неохотно ворча, скрылась за дверью спальни, Алексей рухнул на колени. Прямо здесь, в прихожей.
— Умоляю, не подавайте в суд, — его голос дрожал. — Я всё объясню. Всё, как есть.
— Я знаю про твою женщину, — тихо сказала Лариса. — И про ребёнка.
Он поднял на неё глаза — красные, опухшие.
— Света беременна, да. Седьмой месяц. Нам негде было жить, её родители против меня. А у меня долги, я в карты проигрался… Много. Грозили пальцы поломать. И тут вы в больницу попали…
Лариса слушала, не перебивая. Смотрела на племянника — и не узнавала.
— Я думал, потом верну, — продолжал Алексей. — Когда на ноги встанем. Честное слово! Но Свете осложнения диагностировали, пришлось в частную клинику, а потом машину срочно нужно было…
— Ты хоть понимаешь, что сделал? — спросила Лариса. — Родного человека ограбил. На улицу выкинул.
Он всхлипнул:
— Если вы подадите в суд, у нас ничего не останется. Светку уволят — узнают, что в махинациях замешана. Она рожать скоро, а мы…
Лариса смотрела на него — такого жалкого сейчас. И думала о маленькой жизни, которая появится на свет совсем скоро. Ни в чём не виноватой.
Своя правда
Зал суда оказался меньше, чем представляла Лариса. Деревянные скамьи, строгие стены. Запах полироли и каких-то канцелярских папок.
Алексей сидел через проход — осунувшийся, в костюме с чужого плеча. Рядом — та самая Светлана, с огромным животом, смотрела в пол.
Когда Ларису вызвали давать показания, она поднялась, расправила плечи. Адвокат, которого нашёл сын Галины, ободряюще кивнул.
— Лариса Петровна, расскажите суду, при каких обстоятельствах вы подписали доверенность, — попросила судья.
Лариса посмотрела прямо на Алексея. Тот съёжился, но взгляд не отвёл.
— Я подписала её после выписки из больницы, — голос звучал спокойно, как в классе, когда она объясняла сложную тему. — Алексей сказал, что это нужно для оплаты коммунальных услуг. Я не читала текст — доверяла ему. Он вырос в моём доме после гибели родителей. Я считала его сыном.
По залу пронёсся шёпот. Судья нахмурилась.
Дальше всё было как в тумане. Эксперты, заключения, доводы адвокатов. Светлана всхлипывала, поглаживая живот. Алексей пытался что-то объяснить, но путался в показаниях.
Приговор был неожиданным для всех.
— Суд постановляет: признать сделку купли-продажи недействительной, — читала судья. — Квартиру вернуть в собственность истицы. Ответчику выплатить компенсацию покупателям в полном объёме…
На выходе из зала Светлана догнала Ларису, схватила за руку:
— Вы уничтожили нашу семью! Куда мы теперь с ребёнком?!
Лариса посмотрела на неё — совсем молодую, испуганную.
— Алексей сам уничтожил вашу семью, когда решил построить её на лжи, — ответила она тихо, высвобождая руку. — Но я не враг вашему ребёнку.
— За справедливость! — Галина подняла чашку с чаем.
Они сидели на кухне Ларисы — в той самой квартире, которая снова стала её домом. Старые обои, знакомые до последней трещинки потолки. Фотографии на стенах.
— Знаешь, — Лариса смотрела в окно, где догорал летний вечер, — я не забрала всю сумму. Попросила адвоката перевести часть Светлане. На первое время, пока ребёнок не родится.
Галина охнула:
— После всего, что они сделали?!
— Ребёнок не виноват, — пожала плечами Лариса. — И потом… Я ведь победила. Не только квартиру вернула — себя нашла. Себя настоящую.
Она улыбнулась, и это была улыбка совсем другого человека — не той растерянной женщины с чемоданом у подъезда.
— Знаешь, о чём я думаю? Надо ремонт начать. Давно собиралась, да всё откладывала. Может, и обои поменяю. Розовые хочу, как в молодости мечтала.
Галина рассмеялась и крепко обняла подругу.
— Ты просто молодец, Ларка! Настоящая учительница — даже самый страшный урок сумела в жизненный опыт превратить.
За окном сгущались сумерки. Лариса зажгла настольную лампу — ту самую, с абажуром, который они с мужем покупали ещё в восьмидесятых. Тёплый свет разлился по комнате, делая всё вокруг мягче, добрее.
— А ведь я благодарна ему, представляешь? — вдруг сказала Лариса, поправляя салфетку на столе. — Если бы не эта история, так бы и жила тихонько, никому не мешая. А сейчас… будто заново родилась. И знаешь, — она понизила голос до шёпота, — иногда я думаю, что Миша, мой муж, сверху смотрит и гордится мной.
— Ещё бы не гордился! — фыркнула Галина. — Его боевая подруга в семьдесят лет такую битву выиграла!
Они снова засмеялись, чокаясь чашками. За стеной играла музыка — соседка включила радио. Жизнь продолжалась. Только теперь Лариса точно знала: что бы ни случилось, она справится. С чемоданом или без — не в этом дело. Главное — никогда не сдаваться.
— Так у нас не просто развод, ты ещё и на мою квартиру претендуешь? — сказала я, не скрывая ярости.