— Девушка, постойте! – мой голос эхом разнесся по пустому подъезду, но она уже скрылась за поворотом лестницы.
— Наташа… – прошептала я, прислонившись к стене. Сердце колотилось как безумное.
Я моргнула несколько раз, пытаясь прийти в себя. Нет, этого не может быть. Наташа исчезла двадцать лет назад. А эта девушка… просто похожа. Очень похожа.
Каждый вечер похож на предыдущий – работа, магазин, дом. Иногда звонит Света, моя школьная подруга, рассказывает про детей, мужа, дачу. Я киваю в трубку, смеюсь над её историями. А потом снова тишина.
В такие моменты я достаю старые альбомы. Вот мы с Наташей на даче – она дурачится, показывает язык в камеру. А здесь – её выпускной, она такая красивая в белом платье. Последняя фотография сделана за неделю до того дня, когда она не вернулась домой.
Я помню это как вчера. Она собиралась куда-то вечером, была взволнована, но счастлива.
— Не жди меня, Анька, – бросила она, накидывая любимую джинсовую куртку. – Всё будет хорошо.
Но не было. Телефон молчал, записки не было, вещи остались на месте. Будто растворилась в воздухе. Полиция, объявления, поиски – всё впустую.
***
Новая соседка переехала неделю назад. Я слышала, как грузчики таскали мебель, но встретила её только сегодня. И чуть не упала в обморок. Те же черные волосы, та же походка, даже жест, которым она заправляет прядь за ухо – всё как у Наташи.
Вечером свет в подъезде замигал и погас. Я как раз возвращалась с работы, когда услышала, как кто-то чертыхается на площадке.
— У вас тоже темно? – раздался молодой женский голос.
— Да, похоже, пробки выбило. Хотите чаю? У меня газовая плита, можно вскипятить.
— Правда можно? А то я только въехала, даже фонарика нет.
В тусклом свете телефона я разглядела лицо соседки. Сходство было еще разительнее вблизи.
— Я Лера, – она протянула руку.
— Анна. Проходите.
За чаем разговор шел неловко. Я узнала, что Лера устроилась в IT-компанию, недавно закончила техникум. А потом она сказала то, от чего у меня перехватило дыхание:
— Знаете, вы первый человек здесь, кто пригласил меня в гости. В детдоме нас учили не доверять незнакомцам, но с вами почему-то спокойно.
Чашка в моих руках задрожала. Детдом. Сколько ей лет? Двадцать? Я посмотрела на фотографию Наташи на стене – то же лицо, тот же взгляд…
Неужели?..
Когда включили свет, Лера засобиралась домой. На пороге обернулась:
— Спасибо за чай. Может, как-нибудь повторим? По-соседски?
Я кивнула, не в силах произнести ни слова. Закрыв дверь, сползла по стенке на пол. В голове крутилась одна мысль: «Наташа, где же ты? Что ты скрывала от нас?»
В ту ночь я не спала. Достала коробку со старыми письмами и дневниками сестры. Должен быть ответ. Должен.
***
На старых фотографиях всегда загадочная дымка – будто сама память подёрнута туманом. Я перебирала снимки, когда в дверь постучали. На пороге стояла Лера с пакетом продуктов.
— Решила отблагодарить за чай. Готовлю неплохую пасту, – она улыбнулась той самой, наташиной улыбкой.
Я смотрела, как она двигается по кухне – каждый жест, каждое движение отзывались болью узнавания. Даже способ, которым она нарезала овощи – мелко-мелко, как делала Наташа.
— А это кто? – Лера заметила фотографию на холодильнике.
— Моя сестра, – голос предательски дрогнул.
— Красивая. Вы похожи. Она где-то далеко живёт?
— Пропала. Двадцать лет назад.
Лера замерла с ножом в руке:
— Простите. Я не знала…
— Всё в порядке. Просто… ты очень на неё похожа.
***
Мы стали видеться чаще. Лера заходила по вечерам, рассказывала о работе, о своих планах. Я ловила каждое слово, каждую деталь её прошлого.
— В детдоме была одна воспитательница, Марина Сергеевна, – говорила Лера, сидя с ногами в моём старом кресле. – Она единственная, кто действительно заботился. Даже пыталась найти информацию о моих родителях, но…
— Но?
— Сказала, что нашла какие-то странные документы. Будто меня привезли из другого города, но записи путаные. А потом она уволилась, и я так и не узнала подробностей.
Каждый такой разговор был как кусочек пазла. Я начала собирать их, втайне от Леры роясь в старых бумагах, обзванивая знакомых Наташи.
Однажды утром позвонила Света:
— Ань, помнишь Катьку Волкову? Она тогда в женской консультации работала…
— Помню, и что?
— Встретила её вчера. Слушай… она говорит, Наташа к ним приходила. За месяц до исчезновения.
Я опустилась на стул:
— Что?
— Она была на шестом месяце, Ань.
Мир покачнулся. Наташа была беременна? Почему молчала? От кого?
В тот же вечер я достала старую шкатулку – единственное, что осталось от сестры.
На дне, под письмами и открытками, лежал конверт, он спрятался под тайным дном, раньше я его не видела. Внутри – незаконченное письмо.
«Дорогая Анька,
Прости, что всё так вышло. Я знаю, ты будешь злиться, но я должна уехать. Он говорит, что позаботится о нас, что в другом городе мы начнём новую жизнь. Я верю ему. И малышка… она будет расти в полной семье, понимаешь?
Я хотела рассказать раньше, но боялась. Мама с папой не поняли бы. А ты… ты всегда была моей защитницей, но этот путь я должна пройти сама.
Я обещаю написать, когда…»
На этом письмо обрывалось. Я смотрела на знакомый почерк, и слёзы капали на бумагу. Малышка. Лера. Всё это время она была так близко.
***
— Лер, а ты никогда не пыталась найти свою маму? – спросила я через несколько дней.
Мы сидели на балконе, закат окрашивал небо в розовые тона.
— Пыталась. В шестнадцать сбежала из детдома, поехала в тот город, откуда меня привезли. Нашла больницу, где родилась. Но там сказали – мать отказалась, и никаких контактов не оставила.
— А если… если она не отказывалась? Если что-то случилось?
Лера повернулась ко мне. В сумерках её глаза казались почти чёрными.
— Что вы хотите сказать?
Я достала фотографию – ту самую, последнюю. Наташа в джинсовой куртке смеётся в камеру.
— Это снято за неделю до её исчезновения. Двадцать лет назад. Она была беременна. А я даже не знала.
Лера взяла снимок. Руки её дрожали.
— Нет… нет, это невозможно…
— Посмотри на себя в зеркало, Лера. Ты её точная копия.
Она вскочила, роняя пепельницу:
— Зачем вы это говорите? Зачем сейчас? Я столько жила без этого знания, и вдруг…
— Потому что я искала вас обеих. Всё это время.
Лера выбежала из квартиры. Я слышала, как хлопнула её дверь. В ночной тишине звук показался особенно громким.
Я не пошла за ней. Некоторым ранам нужно время, чтобы начать заживать. А у нас теперь было время – целая жизнь впереди.
На следующее утро я нашла записку под дверью:
«Мне нужно подумать. Но… можно посмотреть другие фотографии? И письма?»
Я улыбнулась сквозь слёзы. Первый шаг сделан. Теперь главное – найти Наташу. Живую или… Нет, об этом я думать не хотела. Она где-то есть, должна быть. И мы её найдём.
Вместе.
***
Старые письма пахнут временем. Мы с Лерой сидели на полу, разбирая наташины вещи, и я видела, как дрожат её пальцы, когда она перебирает пожелтевшие конверты.
— А это её почерк? – Лера достала записную книжку в потёртой обложке.
— Да. Она всегда писала немного небрежно, будто торопилась жить.
Лера провела пальцем по строчкам:
— Я тоже так пишу. Смотрите.
Она достала телефон, показала свои заметки. Те же летящие буквы, те же завитушки на краях страниц. Меня пробрала дрожь.
***
Поиски начались с женской консультации. Катя Волкова помнила не много, но главное – название клиники в Нижнем Новгороде, куда собиралась уехать Наташа.
— Я еду с вами, – заявила Лера, когда я купила билеты.
— Уверена? Мы можем найти…
— Что? – её голос дрогнул. – Я должна знать. Даже если… даже если всё плохо.
В поезде мы почти не спали. Лера расспрашивала о Наташе – какой она была, что любила, о чём мечтала.
— Она обожала рисовать, – я достала маленький альбом с набросками. – Особенно закаты. Говорила, что в каждом закате есть обещание нового дня.
— Я тоже рисую, – тихо сказала Лера. – В детдоме это помогало… не чувствовать себя такой одинокой.
Клиника оказалась старой, обшарпанной. Большинство документов давно уничтожили, но нам повезло – древняя медсестра Галина Петровна помнила тот год.
— Как же, была такая. Красивая девочка, всё улыбалась. С парнем приезжала, он всё обещал на ней жениться. Родила в срок, девочку. А потом…
Она замолчала, и у меня внутри всё оборвалось.
— Что потом?
— Он её забрал. Среди ночи. Сказал – в другую больницу переводят, документы показал. А утром выяснилось – документы поддельные. Искали их, конечно, но без толку.
— А девочка? – голос Леры звенел от напряжения.
— Через неделю в детдом определили. Мать не объявилась, отца нет…
Лера выбежала из кабинета. Я нашла её во дворе больницы – она сидела на старой скамейке и беззвучно плакала.
— Он её увёз. Просто увёз. А я… я осталась здесь, одна.
— Не одна, – я обняла её за плечи. – Больше не одна.
***
След привёл нас в маленький городок под Казанью. Старый дом на окраине, заросший сад. Соседка, божий одуванчик, помнила молодую пару.
— Жили тихо. Она всё плакала по ночам, а он запрещал ей куда-то звонить. А потом он её бить начал. Мы вызвали полицию, но они успели уехать. Только записку она оставила, просила передать, если будут искать.
Дрожащими руками я развернула выцветший листок.
«Анька, если ты это читаешь… Прости меня. Он не тот, за кого себя выдавал. Увёз меня силой, угрожал, что найдёт малышку, если сбегу. Я не могла рисковать. Но я сбегу, обещаю. Найду дочку, найду тебя. Я люблю вас. Ваша Наташа.»
Мы просидели в архивах местной полиции два дня. Нашли старое дело – Наташу видели на автобусной станции в Самаре. Потом след обрывался.
— Думаете, она жива? – спросила Лера вечером в гостинице.
— Не знаю. Но она боролась. За тебя боролась.
***
Прошло полгода. Мы с Лерой живём в соседних квартирах, часто ужинаем вместе. Она называет меня тётей Аней, и от этого слова теплеет на сердце.
Недавно она нарисовала закат – совсем как Наташа когда-то. Тот же почерк, те же краски.
Мы всё ещё ищем. Развесили объявления, наняли частного детектива. Может быть, однажды звонок в дверь – и на пороге она, постаревшая, но всё такая же родная.
А пока… пока мы учимся быть семьёй. Я рассказываю Лере истории из Наташиного детства, она делится своими мечтами. Каждый вечер мы смотрим на закат с балкона – там, где когда-то стояла Наташа.
— Знаешь, – сказала недавно Лера, – я всю жизнь чувствовала, будто часть меня потеряна. А теперь… теперь я дома.
Я обняла её, такую похожую на сестру, и подумала – может быть, в этом и есть смысл? Не в том, чтобы вернуть прошлое, а в том, чтобы научиться жить с памятью о нём. И строить новое будущее – вместе.
Где-то там, под этим закатным небом, может быть, смотрит на те же облака Наташа. И знает – её дочь больше не одна. Мы нашли друг друга. А значит, надежда есть.
Ведь в каждом закате действительно есть обещание нового дня. Наташа всегда это знала.
— Почему моя зарплата должна идти на ваши семейные нужды? — спросила я мужа, выслушивая очередной экстренный запрос свекрови