Тьфу, блин, старый обормот! Зинаида невольно спряталась за одну из яблонь, возле которых крутилась уже битый час, собирая яблоки на сушку. Для компота. Для «котика». Вот нормальный вроде мужик: не вредный, не душный, не сварливый. Но как начнет это свое: зайка, рыбка, котик – так хоть святых выноси. И видит бог, не Зина его этим «сю-сю-сю» научила. Сюсюкает муж по старой привычке, взятой из прежней жизни. С рыбкой, зайкой, котиком!
После рыбки-зайки Зина долго возвращала его к нормальному существованию. Зайка-котик превратила сильного человека в развалину. Этакая скользкая змея в нежных перышках. Этакая птичка с зубками, киса с когтями метровой длины, пусечка со свинцовым сердцем, гадина, одним словом!
Мужа своего Зинаида знала с детского сада. С ясельной группы. Все на свете забыла, а вот то, как встретила его в первый раз – помнит ясно и пронзительно. Кафельный плиточный пол холодил ножки. И горшок был тоже ужасно холодный. И нянечка – злыдня, заставляла всю группу сидеть на ужасно холодных горшках перед тихим часом. Зина скучала. И вдруг – синие глаза. Как в сказке. Как на картинке! Как у принцев!
— А ты кто? – спросил Зину «принц», важно и с достоинством восседавший на своем горшке.
— Зи-и-ина! А ты – кто?
— Андлюша! Благодалю за знакомство!
Приятная светская беседа длилась недолго, потому что злыдня-няня запретила им болтать и пригрозила поставить в угол с «голой ж*пой».
Но Зина продолжила знакомство в постели, а точнее, в постелях, стоявших рядом. Андрюша недавно приехал с мамой из «Мулманска», потому что там «очень холодно».
— А папа где? – вот этот вопрос Зину очень волновал: куда же без папы. Неужели они позабыли папу в холодном «Мулманске».
— Лаботает папа. Он – мичман! – гордо отвечал Андрюшка.
Зина понятия не имела, что это за мичман такой. Профессию «повар» она знала. И профессию «няня» — тоже. И «сварщик шестого разряда» — как от зубов у Зины отскакивало. А мичман, это, наверное, как и сварщик, только буквы другие, ага.
В общем, стали Андрей и Зиночка лучшими друзьями. Даже больше. На прогулке однажды Андрей сорвал одуванчик, и, весь испачкавшийся в молочке стебля, неумело соорудил колечко и завязал на указательном пальчике Зины.
— Будешь моей женой, — посопев для приличия, сообщил Андрюша.
Зиночка тоже для приличия немного поломалась, но потом согласилась. Правда они тут же чуть не развелись: Андрей надел кольцо не на тот палец! Зина немного обиделась, но потом отошла. Она вообще отходчивая была.
Андрея полюбили воспитатели и весь детсадовский персонал.
— Какой чудесный мальчик, — восхищалась Роза Анатольевна, — глазищи синие-синие…
— Да, а мама у него – так себе, ни рыба, ни мясо, мышь серая! – соглашалась с Розой Анатольевной Виолетта Павловна.
Зина случайно подслушала этот разговор в детской раздевалке, когда мама Андрюши пришла за сыном и увела домой. Было очень обидно слышать такое про тетю Иру, маму любимого человека. Ведь она – родственница почти. И такое про нее тут болтают…
Зиночка ничего не сказала Андрюше, не хотела расстраивать. Зачем? Он ведь будет плакать, и все будут называть его ревой-коровой. Не надо.
Зину тоже никто здесь не любил. Папа и мама — не в счет. Папа и мама любили просто так. А в саду – за что-то. Андрея – за глаза. Машку Петрову – за то, что ее папа был шефом детского садика. Это из его магазина детям дарили на Новый Год самые лучшие, самые замечательные подарки: шоколад, вафли и огромное, красное, ароматное яблоко!
А какой прок от Зины? Не было у нее чудесных синих глаз, как у Андрюши, простые, очень маленькие пуговички – глазки. Не было такого богатого папы, как у Маши… У Зины папа – сварщик шестого разряда. Откуда ему взять чудесные яблоки? Ну и пусть! Все равно, Зина – самая счастливая девочка на всем белом свете.
Все десять лет Андрей и Зина сидели за одной партой. И уже, не как муж и жена. С годами вросли друг в друга, как брат и сестра. У Андрея от Зины – никаких тайн и секретов. У нее – тоже. Спорили много, даже дрались иногда. Поссорятся – помирятся. На вопросы родителей огрызались:
— Да отстаньте вы от нас! Да никакая это не любовь, тьфу, надоели! Я ее (его) ненавижу просто, потому что она (он) – чучело безголовое! Шагу без присмотра сделать не может! Вечно следить надо!
Андрею нравилась Маша, та самая дочка директора магазина. Причины симпатии были видны невооруженным глазом. Косы у Маши не знали ножниц. До сих пор. Все девчонки понаделали себе причесок: каре, каскад, волна… А Маша холит и бережет свои длинные волосы пуще всякого богатства. Считала косу главным козырем при поступлении на актерский курс. И грудь у Маши выросла раньше, чем у других девочек. И одежда была у нее самая-самая, и туфли, и кроссовки, и джинсы!
Зина тайком ревновала и завидовала. Да Бог с ним, с Андреем. Дурак! Куда лезет в калашный ряд. Папенька своей доченьке явно другого жениха найдет, небось у него покруче «мичманских» сынков мальчики найдутся. Зине просто обидно до слез было: ну почему? Машке – все, и красота, и папа такой упакованный, и любовь Андрюхи синеглазого. А ей что? Нос картошкой, голова – поварешкой? Несправедливо!
И еще одно: внешность у Маши красивая, никто и не спорил, а вот душа… Во-первых, она всех судила по одежке. И будь у человека хоть семь пядей во лбу, мнения своего Маши не меняла. Например, Егор Сотников – отличник, медалист и просто хороший человек. Но из небогатой семьи: мама работала уборщицей и помимо Егора тащила еще двоих пацанов. Днем Егор в школе, а вечером – на вокзале, грузчиком подрабатывал. Пиджачишко у него старенький – заплаты на локтях, ботинки на честном слове держались. Маша парня прилюдно «босяком» обозвала. И все ржали, Маше льстиво ей подыгрывая.
Зина тогда не выдержала, выпалила однокласснице прямо в лицо:
— Волос длинный, ум – короткий. Имидж круглой идиотки… Эй артистка, ты где играть собираешься? Тебе идеально подойдет роль Репки.
— С чего это вдруг? – красивая бровь Маши приподнялась.
— А там слов нет. Ты ведь до сих пор по слогам читаешь, — ответила Зина. Дерзко. Зато справедливо.
Маша запомнила колкость. И если раньше она общалась с Андреем с высоты своей красоты, как королева с пажом, то теперь решила заняться им всерьез. А тот, дурень, бегал с вытаращенными от счастья глазами – его Маша любит! Ур-р-р-ра!
Не такая уж и дура была красотка. Знала, знала, как сделать больно серенькой мышке Зине. Зина и сама не знала, не думала даже, что вся эта крысиная возня так ее заденет. А проще – убьет наповал! Она и ведать не ведала до последней минуты, что, оказывается, любит Андрея. И совсем не как брата… Селяви.
Свадьбу играли с размахом. В лучшем ресторане, с именитыми гостями, и родители Андрея скромно жались в уголке. Больше из родственников не было никого. Отец – мичман на пенсии, сгорал от стыда: как он, военный человек, смог повестись на такое хамство? Накануне ему ясно дали понять: родственники жениха на торжестве будут нежелательны. Моветон. Диссонанс. Мезальянс.
— Нет, Ирка, счастья в этой семейке Андрюха не найдет, — качал головой отец.
И был прав, черт побери!
Зина на свадьбу не пришла. Уехала в другой город поступать в институт. А заодно – зализывать раны. О жизни Андрея она узнавала от посторонних людей, а узнав, горько плакала.
Маша, несмотря на штамп в паспорте, умотала не куда-нибудь, а в Москву, где ей быстренько щелкнули по носу: не задавайся, здесь таких, как ты – легион! Экзамены в театральный она провалила. Ткнулась в школу моделей ( с успехом тогда прогремел первый конкурс красоты), но и там ей показали кукиш – конкурентками Маши были девицы куда зубастей, чем она.
Единственное, где ей светила «карьера» — это быть девушкой для экскорта, а проще… сами знаете, кем. Но Маша, воспитанная в холе и неге, не очень-то готова была на такой экстренный шаг. Все-таки, папа – директор магазина! А вдруг узнает? На то, что об этом может узнать супруг, Маша плевала с высокой колокольни.
Андрюха маялся. И ненавидел. И любил. И прощал. Пока Маша вертелась в столице, Андрей переехал к родителям, потребовав письмом развод. Но вскоре та вернулась, наплела ему с три короба про несчастную долю и недопонятый талант – Андрюха растаял. Месяц жили по-человечески.
— Котик, принеси мне соку, — тянула супруга в спальне, раскинув тело на пышной постели.
— Зайчик, я хочу кушать!
— Пупсик, принеси!
— Песик, подай!
Любила капризно надуть губки. Топнуть ножкой. Закатить истерику с прозрачными слезами, катящимися хрустальной жемчужиной по бархатистой щечке.
— Иду, мышка!
— Бегу, птичка!
— Несу, лапочка моя!
«Здоровый лоб и такой каблук» — с раздражением думал папа Маши. Он молил себе долгих лет жизни, потому что свою доченьку знал как свои пять пальцев. Красивая, но дура. Поговорить с ней не о чем. Быстро Андрюхе надоест. Ну и славно. Можно потом выдать ее замуж за Арсена, директора, а теперь и владельца рынка. Человек в годах, степенный, перед Машкой на цирлах скакать не будет. А если и будет… Значит, не такая она и дура, его дочка.
А дочке уже опротивела замужняя жизнь, и она опять рванула в столицу. Позажигала там с месяцок, вернулась домой. Андрюха не выдержал – впервые ударил блудную женушку. Такой был скандал! Такой визг!
В общем, Андрей ушел.
А Маша снова поскреблась в дверь.
— Я беременна, котик! Честно-честно, от тебя. Не сироти малыша.
И… Зажили тихо. Спокойно. В любви. Ждали малыша. Маша родила. Три месяца поиграла в примерную супругу, и опять усвистала гулять. На руках у Андрюхи – сын. Понимал, что любящие бабка с дедкой ребенку пропасть не дадут, но кого воспитают? Еще одно чудовище? А Сашка в матери нуждался. Какая-никакая, а мать, хоть и сволочь последняя.
Двадцать лет мучений. К тому времени Машка начала сильно поддавать. Пропьется где-то и вернется, притихшая, как побитая собака. Пока не пьет – нормальная вроде женщина, мать, с Сашкой занимается. А потом – снова, здорово. Сыну врал – болеет мама, на лечение уехала. Тот верил, переживал.
К сорока годам Маша потеряла и папу (умер), и красоту, и здоровье. Долго умирала от цирроза. И опять – весь уход на Андрюхиных плечах. Ответственный.
Зина встретилась с ним нечаянно: приезжала в родной город проведать стареньких родителей. Увидела Андрея – оторопела. Что время с человеком сделало! Высохший весь, и глаза полиняли, словно ситцевая, много раз стиранная тряпка.
Обнялись и даже поплакали. Андрей все рассказал, как есть, без утайки.
— А ты удивительно похорошела, Зиночка! Как живешь – муж, дети?
Да не было у Зины никого. Работа была. Квартира, загородный дом, кошка ангорская, а счастья не было.
— Чего мне стесняться, Андрюха? Скажу, как есть. Тебя ждала, — как в омут головой нырнула.
Тот и руками замахал:
— Сдурела девка! Ты посмотри на себя и на меня! Нет, милая, я на твои харчи не пойду. Нет. Я тебя не заслужил! Не заработал!
Через пару месяцев Андрей похоронил свою несчастную гулену. Сидел дома один, пил водку и вспоминал свою нелепую жизнь. Что и было хорошего, так только сынок. И где он теперь? Уехал в Австралию, к себе зовет. Андрей уже и визу начал делать и квартиру продавать… Тоскливо. Набрал номер Зины. Она трубку взяла. Хотел попрощаться, а не получилось. Разговорились. Близкие ведь люди когда-то были. Потом вдруг Зина Андрея в гости пригласила…
И вот теперь живут вместе. Хорошо живут. Им ведь еще пятидесяти лет нет. Зина смеется, говорит, что они с Андреем еще и «Снегурочку» запросто себе слепят, если захотят. Каждый вечер, садясь за стол, оба удивляются: зачем? Зачем были такими дураками? Для чего?
Одно только бесит и злит Зинаиду: сюсюканье Андрюшино. Ну не нравится ей быть рыбкой, крошкой и зайкой. Может быть, и зря она так. Время покажет…
Теперь ваша квартира будет и нашей, – покраснела свекровь с чемоданами, и уверенно вошла. Сын стыдливо опустил глаза