— Мама требует, чтобы ты переписала на меня дом! — выпалил Андрей, едва переступив порог. Его лицо было красным от мороза и волнения, а в глазах плескалась странная смесь решимости и страха.
Татьяна замерла с тарелкой в руках. Она готовила ужин, нарезала салат, думала о предстоящем отчёте на работе. И вдруг — эти слова, прозвучавшие как гром среди ясного неба. Тарелка выскользнула из пальцев и со звоном разбилась о кафельный пол.
— Что ты сказал? — её голос прозвучал глухо, словно сквозь вату.
Андрей присел на корточки, начал собирать осколки. Движения были суетливые, нервные. Он явно репетировал эту сцену, но реальность оказалась сложнее.
— Ну, мама говорит… — он запнулся, порезался об острый край, выругался сквозь зубы. — Говорит, что раз мы женаты, то всё должно быть общим. А дом твой отец тебе подарил ещё до свадьбы, значит, это как бы… несправедливо. Надо переоформить на нас обоих. Она даже к нотариусу уже ходила, всё выяснила.
Татьяна медленно опустилась на стул. В голове звенело. Дом. Её дом. Единственное, что осталось от отца, умершего три года назад. Небольшой, но уютный, с садом, где она в детстве училась ездить на велосипеде, с верандой, где папа читал ей сказки летними вечерами. Отец оформил дарственную за год до смерти, словно предчувствовал.
— Твоя мать требует? — она старалась говорить спокойно, но голос предательски дрожал. — И ты, конечно, с ней согласен?
Андрей выбросил осколки в мусорное ведро, вымыл руки. Движения были механические, отрепетированные. Он избегал её взгляда.
— Таня, ну что ты сразу так… Мама просто хочет как лучше для нашей семьи. Она говорит, что если у нас всё будет общее, то и отношения крепче станут. И потом, ну что это за семья, где у жены есть недвижимость, а у мужа нет? Как-то это… неправильно.
— Неправильно? — Татьяна почувствовала, как внутри поднимается волна гнева. — А что правильно, Андрей? Что твоя мать третий год живёт с нами, потому что продала свою квартиру, чтобы погасить долги твоего брата? Что она распоряжается в моём доме как хозяйка, переставляет мебель, выбрасывает мои вещи? Что я должна спрашивать разрешения пригласить подругу на чай в собственном доме?
— За порядком? — Татьяна вскочила со стула. — Она выбросила мамины занавески, которые я хранила как память! Продала бабушкин сервиз на Авито, потому что он ей показался старомодным! Заставила меня убрать папины фотографии из гостиной, потому что «покойники в доме — плохая примета»!
— Ну, мама немного суеверная, что тут такого? — Андрей пожал плечами. — Зато она готовит, убирает…
— На мои деньги готовит! — взорвалась Татьяна. — Я содержу весь дом, включая твою мать! Ты полгода без работы, она вообще никогда не работала, а теперь вы ещё и дом мой хотите? Это уже не наглость, это… я даже слов не могу подобрать!
В дверях появилась Раиса Петровна — свекровь Татьяны. Невысокая полная женщина с жёстким взглядом и поджатыми губами. Она явно слышала весь разговор.
— Что за крики? — её голос был ледяным. — Татьяна, ты опять истерику устраиваешь? Я же говорила тебе, Андрюша, такие нервные женщины — не жильцы. Вот у Верочки Синицыной дочка — другое дело. Спокойная, послушная, и приданое хорошее.
— Мама! — Андрей покраснел. — При чём тут Верочка?
— А при том, что нормальная жена не кричит на мужа, — Раиса Петровна прошла в кухню, по-хозяйски открыла холодильник. — И уж точно не жадничает. Что это за семья, где имущество раздельное? Вот в наше время…
— В ваше время, — перебила её Татьяна, — женщины не имели права голоса и терпели всё, что угодно. Времена изменились, Раиса Петровна.
Свекровь обернулась, и в её глазах полыхнула злость.
— Не смей со мной так разговаривать, девка! Я тебе не ровня! Мой сын на тебе женился — и спасибо скажи! А то сидела бы в своём доме одна, как сыч! Тридцать лет тебе уже, часики тикают. Ещё пару лет — и никому не нужна будешь!
— Мама, хватит! — Андрей попытался вмешаться, но голос его звучал неуверенно.
— Что хватит? — Раиса Петровна повернулась к сыну. — Я тебе с самого начала говорила — не пара она тебе! Слишком самостоятельная, слишком гордая. Вот если бы дом был на тебя записан, она бы знала своё место! А так что? Живём у неё на птичьих правах! Стыдно, Андрюша! Ты же мужчина, глава семьи!
Татьяна смотрела на эту сцену, и внутри неё что-то оборвалось. Она вдруг увидела всё как будто со стороны: Андрей, который не может противостоять матери, Раиса Петровна, которая манипулирует сыном и ненавидит невестку, и себя — женщину, которая из последних сил пытается сохранить то, что принадлежит ей по праву.
— Знаете что? — сказала она удивительно спокойным голосом. — Я дам вам время подумать. Андрей, ты должен решить, с кем ты — с женой или с мамой. Если ты действительно считаешь, что я должна переписать на тебя дом, который мне подарил отец, то нам больше не о чем разговаривать.
— Таня, ты что, ультиматумы ставишь? — Андрей выглядел растерянным.
— Это не ультиматум, это выбор, — Татьяна вышла из кухни, но обернулась в дверях. — И да, Раиса Петровна, вы правы. Я действительно слишком гордая, чтобы позволить себя обирать. И слишком самостоятельная, чтобы терпеть хамство в собственном доме.
Она поднялась в спальню, заперла дверь и села на кровать. Руки дрожали. В груди было пусто и холодно. Внизу слышались приглушённые голоса — Раиса Петровна что-то выговаривала сыну, тот пытался оправдываться.
Татьяна достала телефон, открыла фотографии. Вот она с отцом на веранде этого дома, ей десять лет, они пьют чай с малиновым вареньем. Вот папа учит её сажать розы в саду. Вот последняя их совместная фотография — за месяц до его смерти. «Береги дом, дочка,» — сказал он тогда. «Это не просто стены, это наша память, наша история.»
Слёзы потекли по щекам. Она позволила себе поплакать — тихо, беззвучно. Оплакивала не только ситуацию, но и свои разбитые иллюзии. Когда выходила замуж за Андрея, думала, что он другой. Добрый, заботливый, самостоятельный. Но стоило его матери переехать к ним, как он превратился в маленького мальчика, неспособного ни на какое решение без маминого одобрения.
Телефон завибрировал. Сообщение от подруги Марины: «Как дела? Давно не виделись, может, встретимся?»
Татьяна усмехнулась сквозь слёзы. Марина предупреждала её ещё до свадьбы: «Смотри, подруга, свекровь у твоего Андрея та ещё штучка. Как бы проблем не было.» Но Татьяна тогда отмахивалась — любовь, розовые очки, вера в лучшее.
Она начала печатать ответ, когда в дверь постучали.
— Тань, открой, пожалуйста, — голос Андрея звучал жалобно. — Давай поговорим.
Татьяна помедлила, потом встала и открыла дверь. Андрей выглядел несчастным — волосы взъерошены, глаза бегают.
— Ну что ты так разнервничалась? — начал он примирительно. — Мама погорячилась, наговорила лишнего. Она не со зла, просто переживает за нас.
— За нас? Или за тебя? — Татьяна смотрела на него в упор. — Андрей, ответь честно: ты правда считаешь, что я должна переписать на тебя дом?
Он замялся, потом сел на край кровати.
— Понимаешь, Тань… Мама права в одном. Как-то неловко получается. Я твой муж, а живу в твоём доме. Если мы разведёмся, я останусь ни с чем.
— То есть ты уже думаешь о разводе? — Татьяна почувствовала, как внутри всё леденеет.
— Нет, конечно! Но мало ли что в жизни бывает… И потом, мама говорит, что если дом будет на нас двоих, ты будешь больше дорожить семьёй, не будешь по пустякам скандалить.
— По пустякам? — голос Татьяны стал совсем тихим. — Твоя мать оскорбляет меня в моём же доме, распоряжается моими вещами, требует моё имущество — и это пустяки? Андрей, ты хоть слышишь себя?
— Ну что ты к словам цепляешься? — он встал, начал ходить по комнате. — Мама старой закалки, привыкла, что мужчина — хозяин в доме. Ей трудно принять современные порядки.
— А тебе? — Татьяна встала напротив него. — Тебе тоже трудно принять, что твоя жена — самостоятельный человек со своим имуществом, своим мнением, своими правами?
Андрей молчал, глядя в пол. Это молчание сказало больше любых слов.
— Понятно, — Татьяна отошла к окну. За стеклом темнел сад. Те самые яблони, которые сажал отец. — Знаешь, Андрей, я многое готова была терпеть ради нашей семьи. Характер твоей матери, её бестактность, даже твою безработицу. Но есть вещи, которые я не отдам. Этот дом — память о моих родителях, моё наследство, моя опора. И если ты не можешь это понять и принять…
— То что? — в голосе Андрея появились агрессивные нотки. — Выгонишь меня? Вот оно, твоё истинное лицо! Мама была права — ты меня никогда не любила! Только использовала!
— Использовала? — Татьяна обернулась, и в её глазах стояли слёзы. — Я тебя кормлю, одеваю, оплачиваю все счета! Я терплю хамство твоей матери, её постоянные придирки! И это я тебя использую?
— А кто просил тебя платить? — взорвался Андрей. — Может, мне нравится, когда ты вечно попрекаешь своими деньгами? Знаешь, что мама говорит? Что ты специально выбрала безработного, чтобы помыкать, чтобы чувствовать своё превосходство!
Татьяна смотрела на него и не узнавала. Где тот милый, застенчивый парень, который три года назад читал ей стихи под окнами? Который клялся в вечной любви и обещал носить на руках? Неужели всё это было ложью, игрой?
— Твоя мать многое говорит, — сказала она устало. — И ты, похоже, веришь каждому её слову больше, чем мне. Что ж, это твой выбор. Но мой дом — это моя граница. Переступить её я никому не позволю.
Дверь с грохотом распахнулась. На пороге стояла Раиса Петровна, лицо перекошено от злости.
— Ах ты, неблагодарная! — закричала она. — Мы к тебе со всей душой, а ты! Да кто ты такая вообще? Бесплодная курица! Три года замужем — и ни одного ребёнка! Другая бы уже двоих родила!
— Мама! — Андрей попытался её остановить, но она оттолкнула его.
— Молчи! Хватит её защищать! Посмотри правде в глаза — она тебя не любит! Любящая жена всё отдаст мужу, а эта… Жадная, расчётливая! Держит тебя как комнатную собачку! Стыдно должно быть!
Татьяна побледнела. Удар был точным — они с Андреем действительно пока не могли завести детей, врачи говорили о необходимости лечения. Но использовать это как оружие…
— Выйдите из моей комнаты, — сказала она тихо. — Оба. Немедленно.
— Из твоей? — взвизгнула Раиса Петровна. — Да я тебе покажу, чья это комната! Андрюша, скажи ей! Скажи, что завтра же идём к нотариусу!
Но Андрей молчал. Он стоял между матерью и женой, и на его лице отражалась мучительная внутренняя борьба. Татьяна видела, как он мечется, не в силах выбрать сторону.
— Андрей, — позвала она тихо. — Посмотри на меня. Ты правда хочешь отнять у меня дом? Тот самый, где мы праздновали нашу свадьбу? Где собирались растить детей?
Он поднял глаза, и в них была такая тоска, что у неё сжалось сердце.
— Я не знаю, Таня. Я просто… Мама хочет как лучше. Она говорит, если у нас всё будет общее…
— Если у нас всё будет общее, — перебила его Татьяна, — то почему я одна работаю? Почему одна оплачиваю все расходы? Почему твоя мать распоряжается в доме, а я должна молчать? Это ты называешь «общим»?
— Не передёргивай! — вмешалась Раиса Петровна. — Андрей временно без работы! А я помогаю по хозяйству! Кто борщи варит? Кто полы моет?
— На мои деньги варите! — не выдержала Татьяна. — И полы в моём доме моете! А теперь хотите и сам дом! Что дальше? Потребуете, чтобы я вам ещё и пенсию свою будущую завещала?
— Ах ты, дрянь! — Раиса Петровна шагнула вперёд, но Андрей удержал её.
— Мама, хватит! Тань, прости, она не хотела…
— Не хотела? — Татьяна засмеялась, но смех вышел горьким. — Она с первого дня меня ненавидит! И ты это знаешь! Но тебе проще делать вид, что всё в порядке, правда? Проще сидеть на двух стульях!
— Я не сижу ни на каких стульях! — огрызнулся Андрей. — Просто пытаюсь сохранить мир в семье!
— В чьей семье? — Татьяна обвела рукой комнату. — Вы с матерью — одна семья. А я для вас кто? Спонсор? Бесплатная гостиница с питанием?
— Не смей так говорить о моём сыне! — Раиса Петровна вырвалась из рук Андрея. — Он золотой мальчик! Любая была бы счастлива! А ты…
— А я устала, — перебила её Татьяна. — Устала от вашей лжи, от манипуляций, от постоянного давления. Знаете что? Забирайте своего золотого мальчика. И уходите. Оба.
В комнате повисла тишина. Андрей смотрел на неё расширенными глазами.
— Ты… ты гонишь меня? — прошептал он.
— Я прошу тебя определиться, — Татьяна села на кровать, внезапно почувствовав страшную усталость. — Либо ты мой муж, который уважает меня и моё право на собственность, либо ты сын своей мамы, который пришёл отбирать чужое. Выбирай.
— Да что тут выбирать! — взвилась Раиса Петровна. — Андрюша, пойдём! Нечего нам тут делать! Завтра же подадим на развод, и пусть попробует не отдать половину! По закону положено!
— По какому закону? — устало спросила Татьяна. — Дом подарен мне до брака, это моя добрачная собственность. Любой юрист вам это подтвердит.
Раиса Петровна побагровела.
— Ах ты… Ах ты хитрая! Всё продумала, да? Специально замуж вышла, чтобы издеваться! Чтобы унижать моего сына!
— Мама, пойдём, — Андрей взял её под руку. Он больше не смотрел на Татьяну. — Не надо больше…
Они вышли. Татьяна осталась сидеть на кровати, глядя в одну точку. Внизу хлопали двери, слышались голоса. Потом стало тихо.
Она не знала, сколько просидела так. Может, час, может, два. Телефон разрывался от звонков, но она не отвечала. Знала — это Андрей. Что он скажет? Извинится? Или будет требовать вернуться?
Наконец она встала, спустилась вниз. Дом казался чужим, холодным. На кухне валялись осколки той злополучной тарелки — так никто и не убрал. Татьяна машинально взяла веник, начала подметать.
На столе лежала записка. Почерк Андрея: «Таня, прости. Мама перегнула палку. Но и ты тоже. Давай поговорим спокойно. Я у мамы, если что.»
У мамы. Конечно. А где же ещё.
Татьяна скомкала записку, бросила в мусорное ведро вместе с осколками. Потом прошла в гостиную, где со стены смотрели родители. Мама улыбалась, отец выглядел серьёзным, но в глазах пряталась улыбка.
— Я сохранила дом, пап, — прошептала она. — Но потеряла семью. Правильно ли я поступила?
Фотография молчала. Но Татьяне казалось, что отец одобрительно кивает.
Следующие дни прошли как в тумане. Андрей звонил, писал сообщения, даже приходил — но она не открывала. Раиса Петровна тоже не осталась в стороне — названивала с незнакомых номеров, кричала в трубку угрозы и оскорбления.
На пятый день пришла Марина. Подруга без слов обняла Татьяну, и та наконец дала волю слезам.
— Всё правильно сделала, — говорила Марина, гладя её по волосам. — Дом — это святое. А они… Сами виноваты.
— Но может, я правда слишком жёсткая? — всхлипывала Татьяна. — Может, надо было пойти на компромисс?
— Какой компромисс? Отдать полдома? А потом что? Свекровь бы на этом не остановилась. Сегодня полдома, завтра — весь дом, послезавтра — выгнала бы тебя.
Татьяна знала, что подруга права. Но сердце болело. Она любила Андрея. Или любила того, кем он казался?
Через неделю пришло официальное письмо. Андрей подал на развод. В заявлении значилось: «несходство характеров». Ни слова про дом, про имущественные претензии. Видимо, всё-таки проконсультировались с юристом.
Татьяна подписала согласие. Без слёз, без истерик. Просто поставила подпись и отправила обратно.
Развод прошёл быстро. Андрей на заседание не пришёл, прислал представителя. Имущество делить было нечего — дом остался за Татьяной, а у Андрея и не было ничего своего.
Выходя из здания суда, Татьяна столкнулась с Раисой Петровной. Бывшая свекровь выглядела постаревшей, осунувшейся.
— Довольна? — прошипела она. — Сломала парню жизнь! Из-за твоей жадности он теперь ни с чем остался!
— Он остался с вами, — спокойно ответила Татьяна. — Разве это не то, чего вы хотели? Теперь он весь ваш. Без «жадной» жены, без обязательств. Свободен.
Раиса Петровна хотела что-то ответить, но Татьяна уже шла прочь. Быстро, не оглядываясь.
Дома она первым делом сделала перестановку. Вернула мамины занавески, достала папины фотографии, расставила их по всему дому. Потом вышла в сад, где цвели посаженные отцом розы.
— Я справилась, пап, — сказала она тихо. — Дом наш. Никто не отнимет.
Ветер зашелестел листьями, и ей показалось, что отец отвечает: «Горжусь тобой, дочка.»
Вечером позвонила Марина.
— Как ты?
— Нормально. Странно, но… легко. Будто камень с плеч упал.
— Это потому, что ты приняла правильное решение. Кстати, помнишь моего коллегу Серёжу? Он спрашивал о тебе…
— Марин, рано ещё, — засмеялась Татьяна.
— Я просто к тому, что жизнь не кончается. Будет у тебя ещё и любовь, и семья. Настоящая. А дом… Дом — это твоя крепость. Хорошо, что ты её отстояла.
Татьяна положила трубку и обвела взглядом комнату. Её дом. Её крепость. Её память.
Может, она и правда слишком гордая и самостоятельная, как говорила Раиса Петровна. Но разве это плохо? Разве женщина не имеет права защищать то, что ей дорого?
Она включила чайник, достала любимую чашку — ту самую, которую Раиса Петровна называла «старьём». Чай был вкусный, ароматный. Впервые за долгое время Татьяна чувствовала себя дома.
Настоящим домом. Своим домом.
А это дороже любых компромиссов.
– Теперь в твоей квартире будут жить мои племянники. Ты должна сделать там ремонт! – приказным тоном сообщила свекровь