Мила беременна, – выдавил Женя, глядя не в глаза Ксюше, а в середину её лба, словно именно там находился тот глаз, который мог понять Женю и простить его.
О том, что у него роман с соседкой, Женя сообщил месяцем раньше, на этой же кухне, когда на плите скворчала картошка, а в духовке доходил манник. Слова мужа тогда доходили словно через толщу воды, которая наполнила её уши и сердце, чтобы смягчить удар. Тогда они договорились до того, что попробуют сохранить брак, хотя бы ради трёх дочек-погодок, старшей из которых было только семь лет.
Как Ксюша жила месяц, словами не передать.
-Терпи, – говорила мама. – Все мужики гуляют, как девчонок одна поднимать будешь?
И Ксюша терпела. Вечером, уложив дочерей спать, она стояла под струями ледяной воды и до боли тёрла кожу жёсткой мочалкой, закусывала тонкие губы, чтобы не выдать сдавленные рыдания. Когда она приходила в спальню, муж уже спал.
-И что ты хочешь этим сказать? – выдавила Ксюша, хотя и без того понимала, что услышит дальше.
-Прости, но я устал. Не могу так больше.
Красивое лицо Жени исказилось в гримасе, руки, сложенные на кухонном столе, сжались в кулаки. В окно врывались детские крики вместе с весенним ветром и запахом черёмухи, которая в этом году расцвела слишком рано и совсем без заморозков. Ксюша машинально глянула в окно, чтобы проверить, не её ли дочек обижают, прикусила изнутри щеку, чтобы не расплакаться.
-Не бойся, я вас не брошу – буду помогать и деньгами, и чем ещё нужно. Могу в садик, как раньше младших отводить, если ты здесь останешься, квартиру оплачу…
От его монотонных слов у Ксюши отдавало резкой болью в висках. Она уже не слушала мужа, смысл сказанных им слов растворялся в гуле холодильника, забитого детскими йогуртами и обезжиренным творогом, на котором Ксюша пыталась худеть, помня о стройной фигурке Милы. Обручальное кольцо, которое в последний год стало маловатым, пульсировало на безымянном пальце. Она вдруг посмотрела на их семейную жизнь глазами мужа: вечно загнанная, с кастрюльками и гладильной доской, без маникюра и всех этих женских штучек… Что же, неудивительно, что он предпочёл симпатичную соседку. К горлу подступала горькая тошнота, и Ксюша молча встала и ушла на балкон, чтобы продышаться.
Когда мама узнала о том, что произошло, настояла, чтобы Ксюша вместе с девочками переехала к ней. Ксюша была благодарна маме: жить в одном подъезде с соперницей, которая скоро станет щеголять округлившимся животом, было невмоготу. Но, с другой стороны, так снижалась вероятность того, что Женя вернётся. А что он вернётся, Ксюша продолжала отчаянно верить: понимала беспочвенность своих убеждений, но знала – их союз заключён на небесах, и не может быть по-другому, только вместе.
-Как бы так сделать, чтобы Мила не захотела быть с ним? – спрашивала она у мамы.
Обеим было понятно, что сам Женя вряд ли бросит молодую возлюбленную, а если та ещё и сыном беременная…
-Дочь, ну зачем тебе такой предатель сдался? Думала бы о дочках, тебе их поднимать надо, а не о изменнике думать.
Но Ксюша не могла думать о дочках. Точнее, она о них думала, но думала о том, как вернуть им отца.
-Ну, отдай, может, дочек Жене? – с сомнением произнесла мама. – Это сейчас модно – раньше отцы сражались за то, чтобы хотя бы видеться с ребёнком, а сейчас равноправие, тем более если муж сам из семьи ушёл. Взял на себя ответственность разрушить семью, возьми и ответственность за детей. Вряд ли эта Мила будет рада трём падчерицам.
Как бы эта идея ни была привлекательна, Ксюша не могла представить, что отдаст дочек чужой женщине. А если она будет их обижать? Нет, это не дело.
Сидя в маминой квартире, в которой привычно пахло лавандовым кондиционером для белья и цветочными удушливыми духами, которыми мама пользовалась уже лет десять, Ксюша думала о том, как бы сделать так, чтобы обыграть соперницу. Ничего лучше в голову не пришло, как задёргать Женю просьбами: пусть теперь сам не только отвозит девочек в сад, но и забирает их, пусть в школу ходит на собрания и утренники, ищет чешки нужного размера и сидит в травмпункте два часа, чтобы убедиться, что это просто ушиб.
Помощь пришла оттуда, откуда Ксюша не ждала: долгое время она списывала отсутствие аппетита и вечную тошноту на стресс, но вдруг поняла, что причина может быть и в другом. Купила тест. Две полоски ярко сияли в жёлтом свете ванной комнаты. Сердце колотилось весело и гулко: теперь у неё тоже есть козырь!
-Ты с ума сошла? – кричала мама. – Этих не знаешь, как поднимать, ещё и четвёртого рожать? Куда? Не вернётся он, и не надейся – если ушёл, всё теперь.
Ксюша упрямо поджала губы и решила: она родит этого ребёнка. И будет мальчик. Пусть потом выбирает, с каким сыном жить.
Напрямую Жене ничего не стала говорить. Продолжала осуществлять свой план: звонила ему в любое время дня и ночи, просила помочь, там, где раньше справлялась сама, слыша, как на заднем фоне недовольно звенит голос Милы. То ли ещё будет, Милочка, то ли ещё будет…
Живот он заметил рано, когда посторонний взгляд и не углядел бы. Всё же, хорошо знал Ксюшу. На лбу его прорезалась глубокая морщинка, губы задрожали.
-Это что значит? – глухим голосом спросил он.
Ксюша пожала плечами.
-С ума сошла, что ли? – повторил он мамины слова. – Знаешь же, что у меня скоро…
И запнулся. А это не у него, что ли?
Девочки обрадовались: братик будет! Правда, рано было ещё утверждать, что точно братик. А вот что у Милы девочка, Ксюша узнала от общей знакомой, которая хихикала и говорила, что Женя другими не стреляет.
На втором УЗИ Ксюша лежала в таком нетерпении, что чуть не подпрыгивала.
-Кто там? – в пятый раз спросила она.
-Да мальчик, мальчик, – сжалилась узистка.
Мила прознала про беременность Ксюши и явилась без предупреждения к ней на работу. Впереди себя Мила с гордостью несла огромный живот, словно там сидела двойня, хотя рожать ей вроде не так скоро.
-Гадина! – кричала Мила. – Даже не думай, Женя всё равно меня любит! А будешь нам палки в колёса вставлять – заберём у тебя мальчика!
После этого Ксюша сильно озлобилась: Женю стала ещё больше дёргать, перед девочками выставляя отца таким образом, чтобы они тоже подливали масла в огонь. А сама однажды даже пошла к местной бабке, которая обещала приворожить кого надо, снять венец безбрачия и всё такое.
-Не хочу, чтобы у неё этот ребёнок родился, – сказала Ксюша.
Бабка покачала головой.
-Большой грех на себя берёшь.
-Ну и пусть!
Когда иголка воткнулась в фотографию соперницы, Ксюша почувствовала, как в животе что-то кольнуло. И испугалась: что она делает? Неужели, серьёзно хочет такого горя Жене?
-Не надо! – крикнула она. – Я передумала!
-Поздно, – мрачно проговорила бабка.
Ксюша стала ходить в храм. Поверит ли кто: она, которая ненавидела соперницу всем сердцем, теперь молилась о её здравии. Сын упрямо толкался, напоминал Ксюше о том, почему она всё это затеяла.
Накануне родов Милы все чаще Женя стал задерживаться у Ксюши.
-Ты прямо цветёшь, когда беременная, – как-то сказал он. – А Мила прямо как пиранья – подурнела, и характер испортился.
Слышать это было приятно. Ксюша чувствовала, что муж начинает понимать: меняется только лицо, а жизнь останется прежней – теперь другая будет варить супы и гладить рубашки, теряя постепенно маникюр, тонкую талию и прочие привилегии молодой и свободной девушки. Правда, сколько Ксюша помнила маму, та никогда не пренебрегала ни маникюром, ни духами, и где у неё только силы брались!
Зря бабка пугала – ребёнок всё же родился. Женя написал Ксюше, что Милу увёз в роддом. И зачем ей эта информация? Но Женя стал всем с нею делиться, скучал он, видимо, по умению Ксюши слушать и понимать. Ночью Ксюша спала плохо: сын отчаянно пинался, в голову лезли всякие мысли. В пять утра пришло сообщение: «Родила». Ксюша выдохнула.
А через три дня Женя приехал с красными глазами и поседевшими висками.
-Синдром Дауна, – выдавил он.
Ксюша обомлела.
-А скрининги разве не показывали?
-Нет… Всё хорошо было.
Ксюше показалось, что потолок давит на неё. Захотелось выйти на улицу, посмотреть в голубое небо, подставить лицо ласковым лучам солнца. Неужели, это она виновата?
-Что мне делать? – глухо спросил Женя.
-В смысле что? – не поняла Ксюша.
Он снова смотрел не в глаза, а чуть выше, и говорил скороговоркой, боясь, что Ксюша его остановит.
-Ты знаешь, как я сына хотел. И по девочкам я скучаю. И по тебе. Ксюш, прости меня, а? Дураком я был, не понимал своего счастья. Приятно было, что такая молодая на меня внимание обратила.
Поняв, куда он клонит, Ксюша его остановила.
-Там у тебя тоже дочь. И ей ты нужнее, чем нам.
Лицо у Жени сморщилось. Ксюша сжала его руку и сказала:
-Всё будет хорошо. Ты сейчас нужен Миле. И девочке. Как решили назвать-то?
Он всхлипнул.
-Снежана.
-Дурацкое имя.
-Я тоже так сказал…
Они сидели молча, слушая тихий ход настенных часов. Девочек мама увела гулять, сын толкался в животе. Ксюша чувствовала себя спокойно и уверенно. Поднимет она четверых, даже если Женя помогать не сможет. Сын у неё будет – это ли не счастье? Главное, чтобы здоровый… Чувство вины расползалось по венам, но она убеждала себя: та иголка ни при чём. Хотелось встать на колени и попросить у Жени прощения. Но он ведь всё равно не поймёт.
-Иди, – сказала Ксюша. – Ты создан, чтобы воспитывать прекрасных дочерей.
Женя погладил её по щеке, прижал ладонь к животу.
-Я вас не брошу, – сказал он.
-Я знаю, – кивнула Ксюша.
Когда он ушёл, она долго тёрлась жёсткой мочалкой в ванной и плакала. Сын сердито толкался и требовал успокоиться. Жизнь продолжалась.
— Десять лет я откладывала на эту квартиру, и теперь вы хотите, чтобы я отдала ее вашему младшему сыну? — я смотрела на свекровь с недоумени