— Я все эти годы копила dеньги на то, чтобы от тебя с детьми уехать подальше, — ошаRашила супруга

— Мам, ты свободна завтра? — Лена ворвалась в квартиру без предупреждения, как всегда. — Нужно с Кириллом посидеть, у нас корпоратив.

Валентина медленно повернулась от окна. Дочь уже копалась в холодильнике, доставая продукты.

— И заодно суп сваришь? А то совсем некогда готовить, работаем как проклятые.

— Лена, а если я не смогу?

Дочь замерла с кастрюлей в руках.

— Как это не сможешь? А что у тебя может быть такого важного?

Валентина промолчала. Что она могла ответить? Что устала? Что ей хотелось хотя бы один день провести дома, читая книгу или просто сидя в тишине?

— Конечно, приводи Кирилла, — тихо сказала она.

Через час позвонил Сергей, младший.

— Мам, выручай. Соня заболела, а мне на работу надо. Можешь к нам приехать?

И снова — да. Всегда да.

Геннадий Петрович сидел в своем кресле, читал газету и изредка покрикивал на телевизор, когда там говорили что-то, с чем он был не согласен. Сорок два года он приходил с работы, садился в это кресло и считал свою миссию выполненной.

— Гена, помоги мне хотя бы сумки донести до Лены, — попросила Валентина.

— Это не мужское дело, — буркнул он, не отрываясь от газеты. — Сам справишься.

Валентина посмотрела на него долгим взглядом. Когда-то этот человек носил ее на руках, обещал подарить весь мир. А теперь даже сумку с продуктами для собственной дочери донести не хотел.

Она таскала сумки сама. Каждый день — то к Лене, то к Сергею. Готовила, убирала, сидела с внуками. Дети выросли, но словно забыли, что у них есть руки и что мама — не прислуга.

— Бабуля, дай попить! — кричал пятилетний Кирилл.

— Бабуля, поиграй со мной! — тянула за руку трехлетняя Соня.

И она играла, поила, кормила, читала сказки. А вечером приходила домой разбитая, как выжатый лимон.

— Что, устала? — усмехался Геннадий. — Сиди дома тогда, никто не заставляет.

Но заставляли. Не словами — взглядами, вздохами, упреками. «Мам, ну ты же не работаешь», «Мам, тебе же все равно делать нечего», «Мам, ты же любишь внуков».

Любила. Но любовь не должна была превращаться в рабство.

В тот вечер, когда она в который раз развозила по домам детей остатки борща и котлет, Валентина остановилась посреди двора. Луна висела над пятиэтажками, и вдруг ей вспомнилось море. То самое море, которое она видела в молодости всего один раз, когда ездила к подруге в Сочи. Теплые волны, запах соли, бесконечная синева…

— Гена, а помнишь, как я хотела купить домик у моря? — спросила она за ужином.

— Какую чушь ты несешь? — Геннадий даже не поднял головы от тарелки. — Море — это сплошная морока. Жара, духота, все дорого. Зачем тебе это?

— Просто хотелось бы…

— Перехочется. Мы городские люди, нам здесь хорошо.

Ему хорошо. В своем кресле, с газетой, когда жена обеспечивает весь быт и решает все проблемы с детьми и внуками.

А ей не хорошо уже давно.

Валентина начала копить еще двадцать лет назад. По рублю, по десять, по сто — все, что удавалось отложить от хозяйственных денег. Сначала это было просто мечтательное желание — а вдруг когда-нибудь… Потом стало целью. А потом — единственной надеждой.

Она прятала деньги в старой шкатулке из-под конфет, за книгами на антресолях. Геннадий и не подозревал — он никогда не интересовался семейным бюджетом, считая это женским делом.

За двадцать лет накопилось достаточно. Валентина нашла в интернете объявление о продаже небольшого домика в станице недалеко от Анапы. Дом был старенький, но крепкий, с маленьким садом и потрясающим видом на море. Цена была именно такой, какую она могла себе позволить.

Она договорилась с продавцом, оформила все документы через риелтора и даже съездила посмотреть. Сердце замирало от счастья — наконец-то у нее будет свой уголок, где никто не будет требовать суп, не будет просить посидеть с детьми, где она сможет просто быть собой.

В тот день, когда она получила ключи от домика, Валентина вернулась домой и начала собирать чемодан.

— Ты что делаешь? — Геннадий наконец оторвался от телевизора.

— Уезжаю, — спокойно ответила она, складывая в сумку свои немногочисленные вещи.

— Куда это?

— На юг. К морю.

Геннадий рассмеялся:

— Да ладно тебе, какой юг? Летом съездим в отпуск, как всегда.

— Не в отпуск. Насовсем.

Смех застыл на его лице.

— Что значит насовсем? Ты что, с ума сошла?

Валентина села на край кровати и посмотрела на мужа. Этот человек прожил с ней сорок два года и даже не знал, о чем она мечтает.

— Гена, а ты хоть раз за все эти годы спросил, чего хочу я? Не дети, не внуки, не ты — а я?

— Да о чем ты говоришь? У нас все есть — квартира, дача, дети выросли…

— У нас есть. А у меня?

Геннадий растерянно молчал.

— Я купила дом на юге, — продолжала Валентина. — Маленький, но свой. С видом на море.

— На что купила? Денег же нет!

— Есть. — Я все эти годы копила деньги на то, чтобы от тебя с детьми уехать подальше, — ошарашила супруга.

Геннадий открыл рот, но не смог произнести ни слова.

— Я устала, Гена. Устала быть удобной. Устала обслуживать всех. Мне шестьдесят один год, и я хочу пожить для себя.

— Но дети… внуки…

— Дети взрослые. У них есть руки, есть мозги. Пусть сами решают свои проблемы. А внуков я буду видеть, когда захочу, а не когда мне велят.

— Валя, ты не можешь просто взять и уехать!

— Могу. И уезжаю.

Она закрыла чемодан и повернулась к мужу:

— Всю жизнь я жила так, как удобно было всем остальным. Теперь буду жить так, как удобно мне.

Звонки начались через час после ее отъезда. Сначала Лена:

— Мам, папа говорит, что ты уехала. Это шутка?

— Нет, Лена. Я уехала на юг.

— Как это уехала? А кто будет с Кириллом сидеть? А кто суп варить будет?

— Ты, Лена. Ты — мать, ты и будешь сидеть со своим ребенком. А суп можешь заказать или научиться готовить сама.

— Мам, ты совсем что-ли? Мы же работаем!

— И я работала, Лена. Сорок лет на заводе, а потом еще на вас. Хватит.

Потом звонил Сергей, потом снова Лена, потом Геннадий. Валентина отвечала спокойно и коротко. Нет, она не вернется. Да, дом куплен. Нет, она не сошла с ума.

Домик оказался еще лучше, чем на фотографиях. Маленький, уютный, с верандой, откуда было видно море. Валентина впервые за много лет проснулась утром и подумала не о том, кого нужно накормить и куда бежать, а о том, какой красивый рассвет.

Она ходила на рынок, покупала себе любимые фрукты, читала книги на веранде, купалась в море. Соседи оказались приветливыми, пригласили на праздник станицы. Валентина впервые за годы почувствовала себя не чьей-то мамой или женой, а просто Валентиной.

Первый месяц дети звонили каждый день, требуя вернуться. Потом реже. Потом совсем редко. Видимо, научились справляться сами.

А через два месяца на пороге появился Геннадий. Стоял с чемоданом, красный от жары и растерянный.

— Можно войти? — спросил он неуверенно.

Валентина молча отошла от двери.

— Я понял, — сказал он, присаживаясь на веранде и вытирая пот. — Ты права была. Мы тебя совсем заездили.

— Понял?

— Лена орала на меня всю неделю, что я тебя не ценил. Сергей сказал, что мать права, что мы эгоисты. А дома… дома без тебя совсем пусто.

Валентина налила ему воды.

— Жара ужасная, — пожаловался он. — Но я потерплю. Только бы с тобой быть.

— А море?

— А что море… Привыкну. Главное, чтобы ты была рядом.

Они сидели на веранде и смотрели на закат. Впервые за много лет — просто сидели вдвоем, никуда не торопясь.

— Валя, прости меня, — тихо сказал Геннадий. — Я думал, что если ты не работаешь, то и делать тебе нечего. А ты работала больше всех нас.

— Знаю.

— Теперь будет по-другому.

— Посмотрим.

Летом приехали дети с внуками. Лена была возмущена жарой, отсутствием кондиционера и необходимостью самой готовить завтрак.

— Мам, ну сделай хотя бы яичницу, — ныла она.

— Лена, на кухне есть плита, есть сковородка, есть яйца. Делай сама.

— Но я же в отпуске!

— И я тоже в отпуске. Уже два года как.

Первые дни были тяжелыми. Дети не понимали, почему мама больше не прислуживает им. Но постепенно привыкли. Сергей научился варить суп, Лена освоила блины. Внуки с восторгом помогали дедушке ремонтировать забор.

А вечерами вся семья сидела на веранде, пила чай и смотрела на море. Дети рассказывали о работе, внуки о школе. Геннадий вспоминал молодость. А Валентина просто слушала и улыбалась.

— Знаешь, мам, — сказала как-то Лена, — а здесь хорошо. Понимаю, почему ты не хочешь возвращаться.

— Хорошо, — согласилась Валентина. — И главное — я здесь живу для себя.

— А мы?

— А вы — часть моей жизни. Важная часть. Но не вся жизнь.

В тот вечер, когда дети уехали, а Геннадий заснул в кресле с книгой на коленях, Валентина вышла на веранду. Море шумело, звезды отражались в воде. Ей было шестьдесят три года, и впервые за всю жизнь она была по-настоящему счастлива.

Не потому, что от семьи отказалась. А потому, что наконец нашла баланс между собой и остальными. Теперь она давала столько, сколько могла и хотела, а не столько, сколько от нее требовали.

И море, это бесконечное, прекрасное море, каждый день напоминало ей: жизнь продолжается, и она принадлежит ей самой.