Бабушка, забери меня, умоляю!

Голос Миши дрожал в трубке. Галина вцепилась в телефон так, что побелели костяшки пальцев.

— Мишенька, где папа сейчас?

— Спит. На кухне. Я в ванной заперся. У меня телефон Вовки из класса. Свой папа в окно выкинул.

— Я еду. Сейчас же еду. Сиди тихо, слышишь?

— Бабушка, он дверь заблокировал. Чтобы я к тебе не убежал.

Галина уже надевала куртку. Руки тряслись. В голове билась одна мысль — успеть. Только бы успеть.

Такси ехало невыносимо медленно. Каждый светофор — вечность. Галина набирала номер Ивана. Не отвечает. Снова. Тишина.

Год назад умерла Лена. Её дочь. Рак забрал за три месяца. Галина тогда сразу сказала — Мишу заберу к себе. У неё и комната есть, и пенсия неплохая. Справится.

Иван тогда встал в дверях. Пьяный уже на поминках.

— Это мой сын. Я сам справлюсь.

Не справился. Сначала пил по вечерам — горе заливал. Потом с утра начал. Работу потерял. Жил на пенсию своей матери да остатки пособий.

Галина приезжала. Миша открывал — худой, глаза огромные. В квартире вонь. На столе пустые бутылки. Иван на диване, небритый, грязный.

— Миша, поедем ко мне?

— Папа не разрешает.

— А папа что говорит?

— Говорит, если уеду — мама с того света расстроится. Что я предатель.

Сволочь. Мертвой дочерью манипулирует. Галина пыталась через опеку. Те приехали — Иван трезвый встретил. Квартиру прибрал. Мишу нарядил.

— Всё нормально у нас. Правда, сынок?

Миша кивал. Что ему оставалось?

Телефон зазвонил. Незнакомый номер.

— Это Вова. Одноклассник Миши. Он просил позвонить. Сказать, что батарея садится.

— Спасибо, Вова. Большое спасибо.

Подъезд. Третий этаж. Галина поднималась, хватаясь за перила. Сердце колотилось. Только бы не поздно.

Дверь заперта. Звонок. Тишина. Стучит.

— Иван! Открой! Это я!

Никого. Или притворяется, что нет дома?

Галина набрала 112.

— Полиция? У меня внук взаперти с пьяным отцом. Ребенок звонил, просил помощи. Адрес…

Ждать пришлось двадцать минут. Двадцать бесконечных минут. Соседи выглядывали. Шептались. Галине было все равно.

Полиция приехала — двое молодых. Постучали. Позвонили.

— Гражданин, откройте! Полиция!

Тишина.

— Вскрывайте, — Галина не выдержала. — Там ребенок!

— Бабушка, мы не можем просто так…

— Он бьет его! Мальчик заперт!

Полицейские переглянулись. Один пошел за инструментом.

Замок поддался на третий раз. Дверь уперлась во что-то. Точно — стеллаж.

Протиснулись. В квартире вонь — перегар, грязь, гниль. На кухне Иван. На полу. Храпит.

— Миша! — Галина бросилась искать.

Ванная заперта изнутри.

— Миша, это бабушка! Открой!

Щелчок замка. Дверь приоткрылась. Мальчик сидел в углу, обнимая старого плюшевого медведя. Того самого, которого Лена ему в три года подарила.

Синяк под глазом. Губа разбита. Футболка порвана.

— Бабушка…

Галина опустилась на колени. Обняла. Миша вцепился в нее и заплакал. Тихо, сдавленно. Как плачут дети, которые боятся шуметь.

— Всё, милый. Всё. Я тебя забираю.

Полицейские разбудили Ивана. Тот мычал, не понимая, что происходит.

— Ваша фамилия?

— А вы кто? Какого черта в моем доме?

— Поступил сигнал о домашнем насилии.

Иван поднялся. Покачнулся. Увидел Галину с Мишей.

— А, приперлась. Внучка забрать хочешь? Не отдам!

— Гражданин, успокойтесь.

— Это мой сын! Мой! Понятно?

Попытался встать. Упал обратно.

— Тащи его к себе, — вдруг сказал он Галине. — Всё равно мне хреново с ним. Орет постоянно. Жрать просит.

— Папа… — Миша сжался.

— Заткнись! Из-за тебя мать умерла! Родила тебя и здоровье потеряла!

Галина закрыла Мишу собой.

— Хватит! При ребенке!

— Ребенок… Обуза он, а не ребенок. Забирай. Мне легче будет.

Полицейские составляли протокол. Галина собирала вещи Миши. Немного — пара футболок, джинсы. Учебники. Медведь.

— Документы где? — спросила у Ивана.

— Откуда я знаю? Где-то валяются.

Нашла в ящике стола. Свидетельство о рождении. Полис. Всё.

На улице Миша вдохнул полной грудью. Как будто год не дышал.

— Поехали домой, — сказала Галина.

— К тебе?

— К нам. Это теперь твой дом тоже.

В такси Миша молчал. Смотрел в окно. Галина держала его за руку. Худенькая, холодная ладошка.

Дома первым делом — в ванну. Пока Миша мылся, Галина готовила ужин. Простой — макароны с сыром. Чай с печеньем.

Миша ел молча. Жадно. Когда последний раз нормально ел?

— Завтра в травмпункт съездим. Синяк посмотреть надо.

— Не надо, бабушка. Само пройдет.

— Надо, Мишенька. И в школу схожу. Поговорю с учителями.

— Я давно не был. Месяц, наверное.

— Ничего. Наверстаем.

Спать положила в комнате Лены. Так и стояла — нетронутая. Галина только белье свежее постелила.

Миша лег. Медведя к груди прижал.

— Бабушка, а папа за мной придет?

— Не придет. Я не дам.

— А если суд? Он же отец.

— Не волнуйся. Я все решу. Спи.

Ночью слышала — плачет. Тихо, в подушку. Хотела войти — не стала. Пусть выплачется.

Утром поехали в травмпункт. Потом в опеку. Там Галину знали — не первый раз приходила.

— Забрала все-таки?

— Забрала.

— Документы давайте. Временную опеку оформим. А там посмотрим.

Две недели пролетели быстро. Галина ходила в школу, договаривалась с учителями. Миша начал заниматься с репетитором — много пропустил.

Иван не появлялся. Не звонил. Будто и не было сына.

Миша менялся. Перестал вздрагивать от резких звуков. Начал улыбаться. Редко, но искренне.

Готовили вместе. Галина учила печь блины — Лена в детстве любила.

— У меня не получается, бабушка. Прилипают.

— Получится. Сковороду лучше разогрей.

Вечерами читали. Галина — вслух. Миша слушал, свернувшись на диване. Как котенок.

Месяц спустя. Суббота. Галина месила тесто для пирожков. Миша помогал — лепил неумело, но старательно.

— Бабушка, можно спросить?

— Конечно.

— Мама… она правда из-за меня заболела?

Галина остановилась. Вытерла руки.

— Нет, милый. Ни в коем случае. Мама заболела сама. Никто не виноват. Ни ты, ни папа, никто.

— Папа говорил…

— Папа от горя говорил. И от водки. Не слушай. Мама тебя любила больше жизни. Ты был её счастьем.

Миша кивнул. Помолчал.

— Бабушка, спасибо, что забрала. Я больше не хочу туда. Никогда.

Галина обняла внука. Прижала к себе. Мишка уткнулся лицом в фартук.

— И не надо. Ты теперь со мной. Навсегда.

— А если папа…

— Не придет. А если придет — я не отдам. Обещаю.

Вечером сидели на кухне. Пили чай с пирожками. За окном шел снег. Первый в этом году.

— Знаешь, что мама говорила? — Галина улыбнулась. — Что первый снег — к счастью.

— Правда?

— Правда. Она всегда радовалась первому снегу.

Миша смотрел в окно. На лице — тень улыбки.

— Бабушка, а можно я завтра на каток схожу? Ребята из класса зовут.

— Конечно можно. Коньки только найти надо. В кладовке где-то были.

Нормальный вопрос. Обычный. Про каток, про друзей. Не про страх. Не про боль.

Галина смотрела на внука и думала — справимся. Вырастет. Выучится. Забудет кошмар.

Не забудет, конечно. Но жить научится. Несмотря ни на что.

За окном падал снег. Первый снег. К счастью.