— Катенька, дорогая, — начала свекровь, и Катя мысленно приготовилась, — у меня в субботу девочки придут. Знаешь, мои бывшие коллеги из бухгалтерии. Давно планировали встретиться, вспомнить молодость. Не поможешь мне немного? А то одной-то тяжеловато всё устроить.
Катя посмотрела на Андрея, который читал новости в телефоне, делая вид, что не слышит разговора. Его плечи чуть напряглись — он всегда чувствовал эти материнские «просьбы» издалека.
— Конечно, Валентина Петровна, помогу, — ответила Катя, хотя суббота была её единственным выходным после напряженной недели в офисе. — Что нужно будет сделать?
— Да ничего особенного, — тон свекрови стал легче, почти беззаботным. — Салатики нарезать, стол накрыть красиво. Ты же у нас хозяйка хорошая, всё аккуратно делаешь. Часам к двум приедешь, а девочки в четыре подойдут.
После того как Катя повесила трубку, Андрей наконец оторвался от экрана.
— Опять загрузила тебя мама? — спросил он с виноватой улыбкой.
— Ничего страшного, — Катя пожала плечами. — Просто помочь с приготовлениями. Обычное дело.
Но что-то в тоне свекрови заставило её почувствовать лёгкое беспокойство. Валентина Петровна была женщиной властной, привыкшей к порядку и точности. В её доме всё имело своё место, каждая вещь служила определённой цели. И Катя в этой системе тоже занимала своё место — не всегда комфортное, но чётко определённое.
В субботу утром Катя проснулась с тяжёлым чувством в груди. Андрей уехал на дачу к другу, пообещав вернуться к вечеру. Катя собрала небольшую сумку с фартуком и удобной обувью — она знала, что придётся много стоять.
Дом Валентины Петровны встретил её знакомым запахом полироли и слабым ароматом духов «Красная Москва». Свекровь уже была одета в свой лучший костюм — тёмно-синий, с брошкой в виде цветка на лацкане.
— Катенька, как хорошо, что ты пришла! — она обняла невестку, но как-то формально, больше для вида. — Я уже начала готовить, но сил уже не те. Возраст, знаешь ли.
Катя окинула взглядом кухню. На столе лежали нарезанные овощи, в холодильнике стояли миски с заготовками. Валентина Петровна явно уже проделала немалую работу.
— Что мне делать? — спросила Катя, завязывая фартук.
— Вот здесь оливье нужно закончить, — свекровь показала на миску с картошкой и морковью. — А потом селёдку под шубой сделаешь. Рецепт знаешь, я тебя учила. И стол накрыть красиво — скатерть хорошую положить, салфетки разложить.
Катя принялась за работу. Она всегда готовила тщательно, с любовью, но сегодня чувствовала какую-то напряжённость. Валентина Петровна то и дело заглядывала в кухню, делала замечания: «Морковку помельче режь», «Майонеза не жалей», «Петрушку не забудь».
К половине четвёртого стол был накрыт. Белая скатерть, хрустальные рюмки, красивые тарелки с цветочным узором. Катя расставила салаты, нарезки, горячее. Всё выглядело празднично и аппетитно.
— Ну что ж, красота! — одобрила Валентина Петровна, разглядывая стол. — Сейчас девочки придут, порадуются.
Первой пришла Лидия Ивановна — полная женщина с седыми волосами, уложенными в тугие кудри. За ней — Нина Сергеевна, худощавая и строгая, в очках на цепочке. Последней появилась Тамара Фёдоровна — самая младшая из компании, хотя ей было уже за шестьдесят.
Катя встречала гостей в прихожей, принимала пальто, предлагала тапочки. Женщины вели себя немного церемонно, словно оценивали не только дом, но и её саму.
— Ой, какая красота! — восхитилась Лидия Ивановна, заходя в гостиную. — Валя, у тебя всё как в журнале!
— Это Катя постаралась, — ответила Валентина Петровна, но в её голосе не было особенной теплоты. — Она у нас рукодельница.
Гости уселись за стол, и Катя начала разливать чай, подавать закуски. Она чувствовала себя немного неловко — женщины говорили о людях, которых она не знала, о работе, с которой была не знакома. Но постепенно атмосфера стала более раскованной.
— А помните, как мы с Валей в командировку ездили? — рассказывала Нина Сергеевна. — В Ростов, кажется. Или в Воронеж? Да неважно! Главное, что в гостинице нас поселили в один номер, а кровать одна!
Женщины засмеялись, и Катя тоже улыбнулась. Она поставила на стол блюдце с лимоном и, не раздумывая, взяла себе тарелку из серванта. Автоматически положила немного салата, взяла кусочек хлеба. За эти два часа она устала, хотелось присесть хоть на минутку.
— А я помню, как наша Валечка… — начала Тамара Фёдоровна, но внезапно замолчала.
Катя подняла глаза и увидела, что все смотрят на неё. Валентина Петровна сидела прямо, губы сжаты, глаза сверкают.
— А ты чего за стол уселась? Твоё дело еду нам подавать, — рявкнула свекровь прямо при гостях.
Слова ударили как пощёчина. Катя почувствовала, как кровь прилила к лицу, сердце застучало чаще. Она медленно поставила вилку на тарелку, не в силах поверить в происходящее.
Гости замолчали. Лидия Ивановна уставилась в свою тарелку, Нина Сергеевна поправила очки. Тамара Фёдоровна покашляла.
— Валентина Петровна, я… — начала Катя, но голос предал её.
— Что «я»? — свекровь не собиралась отступать. — Мы с подругами общаемся, а ты тут расселась. Неудобно как-то.
Катя хотела встать, но ноги не слушались. Унижение было настолько неожиданным и болезненным, что она просто не знала, как реагировать.
— А я считаю, что Валя права, — неожиданно подала голос Нина Сергеевна. — Молодёжь должна старших уважать. Сначала нас обслужит, а потом уж и сама поест.
— Конечно, конечно, — поддакнула Лидия Ивановна, воодушевившись. — В наше время это само собой разумелось. Сначала старшие, потом младшие. Порядок должен быть.
— Да и потом, — добавила Тамара Фёдоровна, — дело молодых помогать. Мы уже отработали своё, заслужили отдых.
Катя слушала этот хор голосов и чувствовала, как внутри неё что-то ломается. Она всегда старалась быть хорошей невесткой, помогала, не жаловалась. А теперь её ставили на место, словно прислугу.
— Я два часа готовила, — сказала она тихо. — Убирала, накрывала на стол.
— Ну и что? — Валентина Петровна пожала плечами. — Это твоя обязанность. Я тебя не заставляла, сама предложила помочь.
— Предложила помочь, а не прислуживать, — голос Кати окреп.
— Ой, какая мы гордая! — засмеялась Нина Сергеевна. — В наше время невестки знали своё место.
— Ваше время осталось в прошлом веке, — отрезала Катя, и женщины опешили.
Повисла тяжёлая тишина. Валентина Петровна побледнела от злости.
— Как ты смеешь! — зашипела она. — В моём доме, при моих гостях!
— В вашем доме меня унизили, — Катя встала и начала развязывать фартук. — Так меня ещё никто не унижал.
— Катя, не надо так, — попыталась вмешаться Лидия Ивановна. — Валя же не со зла…
— Со зла или нет, мне всё равно, — Катя сняла фартук и швырнула его на стол, прямо в сторону свекрови. — Я не прислуга. Я член семьи.
— Какой ещё член семьи? — возмутилась Валентина Петровна. — Ты замужем за моим сыном, и должна…
— Должна, должна, — перебила её Катя. — Всё время кто-то мне говорит, что я должна. А что должны вы? Уважать меня? Благодарить за помощь? Или я только должна, а права не имею?
Она взяла сумочку и направилась к выходу.
— Вот видите, девочки, — голос Валентины Петровны дрожал от возмущения, — какое нынче поколение. Избалованное, неуважительное. Мы в их годы понимали, что такое долг и обязанность.
— Конечно, — поддакнула Нина Сергеевна. — Совсем распустились. Ни стыда, ни совести.
— А главное — неблагодарность, — добавила Тамара Фёдоровна. — Валя ей как родная мать, а она…
Катя остановилась в дверях.
— Родная мать своего ребёнка так никогда не унизит, — сказала она, не оборачиваясь. — А вы продолжайте обсуждать. Только учтите — ваши дети тоже могут вас обсуждать за вашей же спиной.
Дверь захлопнулась, и Катя оказалась на лестничной площадке. Руки дрожали, слёзы подступали к глазам, но она сдержалась. Только спустившись вниз, на улицу, она позволила себе заплакать.
Дома Катя сидела на кухне, пила чай и пыталась успокоиться. Андрей вернулся около девяти, весёлый и загорелый.
— Привет, дорогая! — он поцеловал её в щёку. — Как дела у мамы прошли?
Катя посмотрела на него и вдруг не смогла сдержать слёз.
— Что случилось? — Андрей сел рядом, обнял за плечи.
— Твоя мать… — Катя всхлипнула. — Она меня при всех унизила. Сказала, что моё дело еду подавать, а не за столом сидеть.
— Как это? — Андрей нахмурился.
Катя рассказала всё подробно. Как готовила, как накрывала, как хотела немного поесть и отдохнуть. Как свекровь отчитала её при гостях, а те поддержали.
— Понимаешь, не слова даже, а то, как она это сказала, — Катя вытирала слёзы. — Словно я не человек, а прислуга какая-то. И при всех! Мне было так стыдно, так больно.
Андрей молчал, но по его лицу было видно, что он злится.
— Да как она посмела! — наконец взорвался он. — Ты же её сыну жена, а не домработница! Ты правильно сделала, что ушла.
— Правда? — Катя посмотрела на него с надеждой. — Я думала, может, я слишком резко…
— Никакого «слишком», — Андрей покачал головой. — Мама давно перешла все границы. Думает, что ей всё можно. Завтра же поеду к ней и объясню, что к чему.
— Не надо скандалить, — попросила Катя. — Просто поговори с ней. Может, она поймёт.
— Поймёт, — мрачно пообещал Андрей. — Я ей всё объясню. Чтобы больше никогда такого не было.
Катя прижалась к мужу, чувствуя, как напряжение наконец отпускает. Она была права. Она поступила правильно. И самое главное — Андрей на её стороне.
— Знаешь, — сказала она тихо, — я думала, что должна терпеть всё это ради семьи. Но сегодня поняла — семья это не только обязанности. Это ещё и уважение.
— Конечно, — Андрей крепче обнял её. — И с завтрашнего дня мама это поймёт. Обещаю.
А в доме Валентины Петровны гости ещё долго обсуждали «неблагодарность» молодого поколения, но праздничное настроение было безнадёжно испорчено. Салаты остались почти нетронутыми, а сама хозяйка так и не смогла избавиться от неприятного осадка в душе.
Возможно, где-то в глубине сердца она понимала, что была не права. Но признать это означало бы изменить всю свою систему взглядов на семью, на отношения, на то, кто кому что должен. А это было слишком сложно для женщины, привыкшей считать себя центром вселенной.
Поэтому она предпочла убедить себя, что права была она, а Катя просто избалованная и неуважительная. Так было проще. Так было привычнее.
Но семейные отношения — это не игра в одни ворота. И рано или поздно каждому приходится делать выбор: меняться или терять близких людей. Валентина Петровна сделала свой выбор в тот субботний вечер. И теперь ей предстояло жить с его последствиями.