Или ты прописываешь маму в свою квартиру, или я сейчас же ухожу

Ольга сидела на кухне, глядя в окно. Серый ноябрьский день давил своей унылостью. Дождь барабанил по стеклу, превращая городской пейзаж в размытую акварель. Двадцать минут назад хлопнула входная дверь — Максим ушёл. В этот раз без обычного «пока» или «до вечера». Просто ушёл.

На столе лежал брошенный им ультиматум, облечённый в слова: «Или ты прописываешь маму в свою квартиру, или я сейчас же ухожу». Ушёл. Значит, выбор был сделан. Её выбор.

Ольга машинально помешивала ложкой давно остывший чай. Пятнадцать лет брака растворились в нём, как дешёвый сахар-песок. Последняя капля упала в чашку вчера вечером, когда его мать, Валентина Николаевна, позвонила сыну в третий раз за день.

— Максим, солнышко, я совсем одна. Сердце пошаливает. Врачи говорят — нужен постоянный присмотр. Соседка Зинаида умерла на прошлой неделе, представляешь? Нашли только через три дня…

Знакомая песня. За пятнадцать лет Ольга выучила все её куплеты и припевы. Дальше шло про «обузой быть не хочу», про «последние годы» и «ключи от квартиры оставлю вам». В завершение — душераздирающий вздох.

Валентина Николаевна жила в соседнем доме. За всё время она ни разу не болела дольше обычной простуды. В свои шестьдесят восемь выглядела на пятьдесят, занималась скандинавской ходьбой и недавно записалась на курсы английского языка. «Сердце пошаливает» было кодовой фразой, означавшей, что Максиму пора уделить маме внимание.

— Оля, — Максим, отключив телефон, смотрел куда-то в сторону кухонного шкафа, словно увидел там что-то интересное. — Мама права, ей нужна помощь.

— Она живёт в пяти минутах от нас, — напомнила Ольга. — Ты навещаешь её три раза в неделю. Я готовлю ей обеды по выходным. Чем ещё можно помочь?

— Нужно её прописать к нам.

— Что?

— Прописать. Здесь, в твоей квартире.

Не в «нашей». В «твоей». Они прожили тут пятнадцать лет, но квартира досталась Ольге от бабушки, и в документах её имя стояло единственным. Пятнадцать лет Максим вспоминал об этом только тогда, когда нужно было заплатить за капремонт или налог на имущество. А теперь вдруг «твоя квартира».

— Зачем? — Ольга смотрела на мужа, не понимая. — У неё есть своя.

— Она продаст её и отдаст деньги нам, — Максим наконец-то встретился с ней глазами. — На ремонт. Сама знаешь, сколько лет собираемся.

— А жить она будет…

— С нами.

В тот момент Ольга уже знала, что это конец. Знала, но ещё пыталась цепляться за осколки того, что считала семьёй.

— Максим, у нас однокомнатная квартира. Где будет спать твоя мама?

— В комнате. А мы на раскладном диване. Временно. Потом что-нибудь придумаем.

— Ты серьёзно?

— Вполне.

Тот разговор закончился ничем. Они разошлись по разным углам, как боксёры после неудачного раунда. Максим засел за компьютер, Ольга ушла в ванную. Под шум воды она пыталась осознать, что происходит. Происходило то, что её муж решил поселить свою мать в их… её квартире. Продать жильё матери и использовать деньги, чтобы сделать ремонт. В квартире, куда она въедет. В квартире, где будет распоряжаться. В квартире, которая принадлежит Ольге.

Утром всё повторилось.

— Я поговорил с юристом. Нам нужно оформить прописку мамы в ближайшее время. У неё уже есть покупатель на её квартиру. Знаешь семью Крыловых из соседнего подъезда? Их сын женится, они хотят купить ему отдельное жильё. Мама просит немного ниже рынка, зато быстро и без риелторов.

Ольга смотрела на Максима, пытаясь понять, когда всё это успело произойти. Когда он говорил с юристом? Когда его мать нашла покупателей? Когда было принято решение, переворачивающее её жизнь с ног на голову?

— А меня спросить не хотели? — голос звучал тише, чем ей хотелось.

— А что тут спрашивать? — он пожал плечами. — Мама стареет. Ей нужен уход. Что в этом странного?

— Странно то, что решение принято без меня. Словно я не член семьи, а… квартирантка.

— Не драматизируй. Мама — моя семья. Ты — моя семья. Что плохого в том, чтобы жить всем вместе?

В этот момент она поняла, что никогда не была его семьёй. Не по-настоящему. Была женой, партнёром, сожительницей. Но семьёй для Максима всегда оставалась только его мать.

— Нет, — сказала она.

— Что «нет»?

— Я не согласна прописывать твою маму в моей квартире.

— И что это значит?

— Это значит «нет». Одно короткое слово. Не думаю, что его можно трактовать как-то иначе.

Максим смотрел на неё долгим взглядом. Словно видел впервые. Может, так и было — впервые за пятнадцать лет она возразила ему напрямую, без оговорок и компромиссов.

— Или ты прописываешь маму в свою квартиру, или я сейчас же ухожу, — он произнёс это спокойно. Не повышая голос. Но эффект был такой, словно он рявкнул.

Ольга молчала. В голове крутилось множество ответов: от «не угрожай мне» до «я подумаю». Вместо этого она сказала:

— Уходи.

И он ушёл. Вот так просто. Собрал сумку с вещами первой необходимости и вышел за дверь. А она осталась сидеть на кухне, размешивая ложкой остывший чай.

Телефон зазвонил в половине двенадцатого. Не глядя на экран, Ольга знала, кто звонит.

— Валентина Николаевна, добрый день.

— Что ты наделала? — голос свекрови звенел от негодования. — Максим приехал ко мне с вещами! Говорит, ты его выгнала!

— Не выгоняла я никого. Он сам поставил условие: или я прописываю вас в квартире, или он уходит. Я выбрала второе.

— Поверить не могу! Пятнадцать лет живёте вместе, а ты так легко перечеркнула всё!

Ольга вздохнула. Легко? Если бы Валентина Николаевна знала, какой ценой ей давалось каждое слово в том разговоре. Каждая уступка за эти пятнадцать лет.

— Вы ведь давно всё спланировали, да? — спросила она вместо оправданий. — И разговор с юристом, и покупателей на квартиру нашли… Когда вы собирались мне сообщить?

— Не понимаю, о чём ты. Сын заботится о матери, что тут планировать?

— А вы, значит, ничего не знали? Он сам всё придумал?

Пауза. Слишком долгая пауза, выдающая ложь с головой.

— Оленька, — тон свекрови сменился на заботливо-покровительственный, — ты ещё молодая, многого не понимаешь. Родители и дети — это святое. Когда у вас появятся свои, ты поймёшь…

— У нас не появятся.

— Что?

— Свои дети. У нас их не будет.

Снова пауза. На этот раз искренняя. Валентина Николаевна не знала. Разумеется, не знала — сын никогда не рассказывал ей о личном. О том, что у Ольги не может быть детей. О том, что они пять лет ходили по врачам, пытались ЭКО, истратили все сбережения. О том, что каждый месяц для Ольги был маленькой смертью. О том, что именно Максим в итоге принял решение остановиться, сказав: «Значит, не судьба».

— Я… Я не знала, — голос свекрови звучал растерянно. — Но всё равно, это не повод выгонять сына из дома!

— Ещё раз: я никого не выгоняла. Он сам поставил условие и сам выбрал уйти. А теперь, извините, мне нужно работать.

Она нажала отбой, не дожидаясь ответа. Работы, конечно, никакой не было. Был выходной, который они с Максимом обычно проводили вместе. Ходили в кино или в парк. Иногда просто лежали на диване с книгами. Теперь всё это осталось в прошлом.

Ольга встала из-за стола, вылила остывший чай в раковину и поставила чайник заново. Нужно было что-то делать. Жизнь не останавливается из-за ухода мужа, даже если кажется, что мир рухнул.

Чайник не успел закипеть — в дверь позвонили. На пороге стоял Максим. Уже не с сумкой, а с небольшим чемоданом.

— Забыл кое-что, — буркнул он, проходя мимо неё в квартиру.

Ольга молча наблюдала, как он собирает вещи: ноутбук, документы из ящика стола, любимую кружку с логотипом футбольного клуба. Каждое его движение отзывалось болью, словно он вырывал куски из их общей жизни.

— Ты правда готов вот так всё бросить? — спросила она, когда молчание стало невыносимым. — Пятнадцать лет. Ради чего?

— Ради матери, — он посмотрел ей в глаза. — Той, которая всегда была рядом. Которая не предаст.

— А я предала?

— А как ещё назвать твой отказ помочь пожилому человеку? Моей маме?

— Я помогаю твоей маме. Готовлю ей обеды, покупаю лекарства, звоню каждый день. Но превращать мою квартиру в её собственность — это уже не помощь, а что-то другое.

— Твою, твою, твою! — он захлопнул чемодан с такой силой, что застёжка хрустнула. — Всё время моя, твоя! Пятнадцать лет вместе, а ты всё считаешься!

— Нет, Максим. Это ты считаешься. Всё это время. Каждый раз, когда твоя мама звонила с очередной просьбой, и я соглашалась. Каждый раз, когда мы отменяли наши планы из-за её «сердце пошаливает». Каждый раз, когда она приходила без звонка и оставалась на ужин, а я улыбалась и накрывала на стол. Каждый раз, когда она критиковала мой борщ, мою причёску, мой вес, а я молчала. Я перестала считать. Я просто устала.

— Так вот в чём дело, — он покачал головой. — Ты просто ревнуешь. К родной матери.

— Не к родной матери, Максим. К человеку, который всегда будет важнее меня. Всегда будет на первом месте. Я устала быть на втором. И уж точно не собираюсь превращать свою единственную собственность в подарок для неё.

— Значит, всё решено.

— Да. Ты сам всё решил.

Он взял чемодан и направился к выходу. У двери остановился, не оборачиваясь:

— Надеюсь, ты не пожалеешь. Одиночество — штука тяжёлая.

— Знаю. Я и так была одинока последние пятнадцать лет. Просто не признавалась себе в этом.

Дверь закрылась за ним тихо, почти неслышно. Не хлопнула. Просто отсекла прошлое от будущего.

Звонок Лидии Петровны, соседки снизу, раздался через неделю.

— Оленька, у тебя всё в порядке? — голос звучал встревоженно. — Я твоего Максима у подъезда встретила, он такой мрачный ходит. Говорит, вы расстались?

— Да, Лидия Петровна. Так получилось.

— Ой, горе-то какое! Такая пара хорошая были. Я всегда мужу говорила: «Смотри, как Ольга с Максимом ладно живут, не то что мы с тобой, вечно собачимся». И что же случилось? Неужто другая появилась?

— Нет, — Ольга улыбнулась. Соседка была славной, но любопытной до невозможности. — Просто не сошлись характерами.

— Да ладно тебе, милая. За пятнадцать лет вдруг не сошлись? Не верю! Я ж вижу, как ты глаза прячешь в подъезде, как быстро мимо идёшь. Переживаешь, бедняжка. Ты заходи, если что. Поговорим. Чайку попьём.

— Спасибо, Лидия Петровна. Обязательно зайду.

Разумеется, она не собиралась заходить. Но предложение было трогательным. В этом доме Ольгу знали все — от бабушек на лавочке до консьержки тёти Зины. Здесь она выросла. Сюда вернулась после института. Сюда привела Максима пятнадцать лет назад. А теперь снова была одна.

Одиночество не пугало. Скорее, настораживало своей новизной. Как давно забытая мелодия, которую вдруг вспомнил и пытаешься наиграть на пианино, путаясь в нотах. Ольга заново училась жить для себя. Завтракать, когда хочется, а не когда проснётся муж. Смотреть любимые сериалы, не оправдываясь за «женские сопли». Работать допоздна, если проект требовал, не боясь упрёков в невнимательности.

Максим не звонил. Она тоже. Валентина Николаевна пыталась несколько раз, но Ольга не брала трубку. Что тут говорить? Всё уже сказано.

Через две недели позвонила подруга.

— Олька, выходи гулять! — Марина не спрашивала, а командовала. — Хватит сидеть дома. Там такое солнце! Редкость для ноября.

— Не хочется никуда.

— А я не спрашиваю, хочется тебе или нет. Я говорю — выходи. Через час у твоего подъезда.

Спорить с Мариной было бесполезно. Так что через час Ольга стояла у подъезда, кутаясь в шарф. Солнце действительно светило ярко, но ветер пронизывал до костей.

— Ну наконец-то! — Марина обняла её. — Погнали в «Британику», там новый десерт появился, умереть не встать!

«Британика» была их любимым кафе ещё со студенческих времён. Маленькое, уютное заведение с претензией на английский стиль: красные телефонные будки у входа, портрет королевы на стене, меню с названиями блюд типа «Биг Бен» и «Трафальгарский пудинг». Цены были студенческими, а порции — нет, за что кафе и любили.

Они заняли столик у окна. Марина тут же начала болтать — о работе, о новом платье, о том, как её кот опять разодрал обои. Обо всём, кроме главного.

— Рассказывай, — наконец сказала она, когда им принесли чай. — Что у вас случилось?

Ольга вздохнула. И рассказала. Всё как есть, от первого звонка Валентины Николаевны до последних слов Максима об одиночестве.

— Вот гад! — Марина стукнула чашкой о блюдце так, что чай выплеснулся. — Прости, Оль, но он всегда таким был. Маменькин сыночек. Я ещё на свадьбе поняла, когда он с ней танцевал дольше, чем с тобой.

— Да ладно тебе. Нормально он с мамой общался. Просто… заботился.

— Это не забота, это зависимость. Он от пуповины так и не отрезался. И ты молодец, что наконец-то сказала «нет». Лучше поздно, чем никогда.

— Думаешь? — Ольга крутила в руках чайную ложку. — А вдруг я действительно пожалею? Вдруг Максим прав, и одиночество окажется хуже?

— А вдруг земля плоская? — фыркнула Марина. — Слушай, Оль, ты же умная баба. Какое, к чёрту, одиночество? Ты не одна. У тебя есть я, есть работа, есть целая жизнь впереди. А была бы с ним — вот тогда точно одна. Под одной крышей с мужем и свекровью, но абсолютно одна.

— Наверное, ты права.

— Я всегда права, ты же знаешь. А теперь давай уже про десерт. Я не вытащила тебя из дома, чтобы весь вечер обсуждать твоего бывшего.

Марина была права, как всегда. Десерт оказался восхитительным — что-то с карамелью и орехами, настолько вкусное, что Ольга на минуту забыла обо всех проблемах. А потом они гуляли по вечернему городу, и она вдруг поймала себя на мысли, что ей хорошо. Впервые за долгое время по-настоящему хорошо. Легко. Свободно.

Свобода длилась ровно до понедельника. Утром позвонил риелтор.

— Ольга Дмитриевна? Меня зовут Сергей, компания «Новый адрес». Ваш муж обращался к нам по поводу продажи квартиры.

— Какой квартиры? — Ольга похолодела.

— Вашей. По адресу Весенняя, 14, квартира 78.

— Но я ничего не продаю.

— Странно, — в голосе риелтора появилось замешательство. — Максим Андреевич сказал, что вы готовы продать квартиру, чтобы купить жильё побольше. Для совместного проживания с его матерью.

— Максим Андреевич солгал. Я не собираюсь продавать квартиру. И тем более не собираюсь жить с его матерью.

— Вот как… — риелтор помолчал. — Извините за беспокойство. Видимо, произошло недоразумение.

Недоразумение? Ольга отключила телефон и несколько минут просто смотрела в пространство. Это не недоразумение. Это… что это? Попытка давления? Манипуляция? Или Максим действительно верил, что может продать её квартиру без её ведома?

Телефон зазвонил снова. На этот раз — Максим.

— Какого чёрта ты творишь? — вместо приветствия спросил он. — Зачем нахамила риелтору?

— Я не хамила. Я просто сказала правду: я ничего не продаю. И с каких это пор ты решаешь за меня, что делать с моей квартирой?

— Ты просто не понимаешь, что для тебя лучше, — его голос звучал снисходительно, как будто он говорил с ребёнком. — Мы могли бы купить двушку, а то и трёшку за городом. Тихо, спокойно, природа рядом. Мама присматривала бы за домом, пока мы на работе.

— Мы? — Ольга не верила своим ушам. — Ты серьёзно думаешь, что после всего я захочу жить с тобой и твоей мамой в какой-то трёшке за городом?

— А что такого? Люди ссорятся, потом мирятся. Это нормально.

— Это не ссора, Максим. Это развод.

В трубке повисла тишина. Потом раздался нервный смешок.

— Развод? Из-за чего? Из-за того, что я хочу позаботиться о матери?

— Нет. Из-за того, что ты не уважаешь мои границы, мою собственность и мои решения. Из-за того, что ты поставил ультиматум, а когда я не согласилась — ушёл. А теперь, оказывается, пытаешься за моей спиной продать мою квартиру!

— Оля, ты не понимаешь…

— Я всё прекрасно понимаю. Я подаю на развод. И не звони мне больше.

Она отключила телефон и выдохнула. Руки тряслись, но на душе было удивительно спокойно. Как будто она наконец-то сбросила тяжёлый рюкзак, который тащила годами.

Развод. Она действительно готова была подать на развод. Пятнадцать лет брака, и вот так просто — конец. Но ведь нет ничего простого в этом решении. Оно зрело годами, с каждой уступкой, с каждым «да» там, где хотелось сказать «нет». С каждым визитом свекрови, с каждой отменённой из-за неё поездкой, с каждым испорченным выходным.

Ольга включила компьютер и начала искать информацию о разводе. Процедура оказалась несложной — подать заявление через МФЦ или онлайн, приложить документы, оплатить госпошлину. При отсутствии несовершеннолетних детей и споров об имуществе всё решалось быстро.

Она заполнила форму, прикрепила сканы документов и нажала «Отправить». Через несколько секунд на почту пришло подтверждение. Теперь оставалось ждать.

Валентина Николаевна появилась на пороге в четверг. Без звонка, без предупреждения. Просто позвонила в дверь, как делала это сотни раз раньше.

— Нам нужно поговорить, — сказала она вместо приветствия.

Ольга хотела закрыть дверь, но что-то остановило. Может, усталый вид свекрови. Может, желание наконец-то высказать всё, что накипело за годы.

— Проходите, — она отступила в сторону, пропуская Валентину Николаевну в квартиру.

Свекровь прошла на кухню, как и раньше, села на своё привычное место у окна. Только сейчас Ольга заметила, насколько постарела эта женщина. Всегда ухоженная, подтянутая, с идеальной причёской, сейчас она выглядела… обычной. Пожилой женщиной с уставшим лицом и потухшим взглядом.

— Чай будете? — спросила Ольга, не зная, как начать разговор.

— Нет, спасибо, — Валентина Николаевна сложила руки на столе. — Я ненадолго. Просто хотела сказать… я не знала, что Максим решил продать твою квартиру.

— Вот как.

— Да. Он сказал мне только вчера. Что планировал сюрприз — новое жильё для всех нас. Большое, просторное.

— И вы, конечно, сразу согласились на такой сюрприз, — Ольга не скрывала сарказма.

— Вообще-то, нет, — свекровь посмотрела ей в глаза. — Я сказала ему, что это безумие. Что нельзя распоряжаться чужой собственностью. И что я не собираюсь жить с вами, даже если вы помиритесь.

Ольга не знала, что ответить. Это было так неожиданно, что на мгновение она потеряла дар речи.

— Не смотри на меня так, — усмехнулась Валентина Николаевна. — Я не святая, но и не дура. Мне семьдесят скоро, я не хочу последние годы провести, слушая, как вы ругаетесь. А вы будете ругаться, это неизбежно. Максим… он упрямый. Весь в отца. Такой же эгоистичный.

— Вы говорите так о собственном сыне?

— А почему нет? Я люблю его, но это не значит, что не вижу его недостатков. Он привык получать всё, что хочет. Я сама его таким воспитала, — она виновато улыбнулась. — Не специально, конечно. Просто… он был один. После развода с его отцом я вложила в него всё. И, кажется, перестаралась.

Валентина Николаевна достала из сумочки конверт и положила на стол.

— Что это?

— Документы на мою квартиру. Я переписала её на Максима. Пусть продаёт, если хочет, и покупает себе что угодно. Я перееду к сестре, в Калининград. Давно собиралась. Море, свежий воздух… Хорошее место для старости.

— Но как же… А Максим?

— А что Максим? Он взрослый мужчина. Пора ему жить своей жизнью. Без мамы за спиной, — она встала, поправила пальто. — И тебе тоже пора. Ты ведь подала на развод, да? Правильно сделала. Поздно, но правильно.

Ольга проводила свекровь до двери. На пороге Валентина Николаевна обернулась:

— Знаешь, я всегда думала, что ты слабая. Тихая такая, уступчивая. А ты оказалась сильнее всех нас.

Она ушла, оставив Ольгу в замешательстве. Конверт с документами так и лежал на кухонном столе. Ольга не знала, что с ним делать. Позвонить Максиму? Отправить почтой? Выбросить?

В итоге она просто убрала его в ящик стола. Пусть лежит. Это уже не её проблема.

Развод оформили быстро, за один день. Максим не явился в суд, прислав согласие через адвоката. Ольга тоже наняла юриста — на всякий случай. Но он не понадобился. Всё прошло гладко, без споров и препирательств.

На выходе из здания суда она встретила Марину. Подруга ждала с букетом полевых цветов.

— Поздравляю с возвращением свободы! — Марина обняла её. — Как ощущения?

— Странные, — честно призналась Ольга. — Как будто сбросила рюкзак с камнями, но всё ещё чувствую его тяжесть на плечах. Фантомные боли, наверное.

— Пройдёт. Всё пройдёт. А теперь — отмечать! Я столик в «Британике» заказала.

Они шли по улице, болтая о пустяках, когда Ольга вдруг остановилась. Через дорогу, у цветочного киоска, стоял Максим. Он не видел их — выбирал букет, о чём-то разговаривая с продавщицей. Рядом с ним была девушка. Молодая, лет двадцати пяти, с длинными светлыми волосами. Она смеялась, прижимаясь к его плечу.

— Вот гад, — прошипела Марина. — Не успел развестись, уже с новой!

— Тише, — Ольга тронула подругу за руку. — Всё нормально.

И странное дело — это действительно было нормально. Никакой ревности, никакой обиды. Только лёгкое удивление: как она могла пятнадцать лет жить с человеком, который сейчас казался совершенно чужим?

— Пошли отсюда, — Ольга потянула Марину за рукав. — У меня на вечер другие планы.

— Правильно! Нечего на него смотреть! — поддержала подруга. — Идём в «Британику», там десерт ждёт!

— Нет, — Ольга улыбнулась. — Не в «Британику». Я записалась на курсы испанского. Первое занятие через час. А потом, может быть, и в «Британику».

— Испанского? — Марина приподняла бровь. — Это с чего вдруг?

— Всегда хотела, — пожала плечами Ольга. — Просто раньше не было времени. А теперь — есть.

Они пошли дальше, не оглядываясь. Максим так и не заметил их. Да и зачем? У каждого теперь была своя дорога. Своя жизнь. И это было правильно.

Год спустя Ольга стояла у окна своей квартиры, разговаривая по телефону. На кухонном столе лежали билеты в Барселону — её первая самостоятельная поездка за границу.

— Да, мам, я всё собрала. Нет, не волнуйся, в Испании сейчас безопасно. Да, буду звонить каждый день.

Она улыбалась, слушая наставления матери. В свои тридцать восемь Ольга всё ещё оставалась для неё маленькой девочкой, которую нужно опекать. Но теперь это не раздражало. Наоборот, было приятно чувствовать заботу.

— Мам, мне пора. Такси уже ждёт. Целую, пока!

Она отключила телефон и ещё раз проверила сумку: паспорт, деньги, документы на отель — всё на месте. Можно выходить.

У подъезда она столкнулась с Лидией Петровной. Соседка несла тяжёлые сумки из магазина.

— Ой, Оленька! Уезжаешь? А я тут продукты тащу, старая развалина. Муж давление меряет, не вышел помочь.

— Давайте я помогу, — Ольга забрала у неё сумки. — До какого этажа?

— Да ты что, милая! У тебя такси, наверное, ждёт. Я сама справлюсь.

— Подождёт пять минут, не страшно.

Они поднялись на третий этаж. Лидия Петровна, отдуваясь, открыла дверь.

— Заходи на чай!

— В следующий раз, — улыбнулась Ольга. — Меня самолёт ждёт.

— Ну хорошо, — соседка вздохнула. — А всё-таки жаль, что вы с Максимом разошлись. Такая пара хорошая была.

— Всё к лучшему, Лидия Петровна, — Ольга пожала плечами. — Он счастлив со своей новой женой, я довольна своей жизнью. Разве не в этом смысл?

— Может, и так, — задумчиво протянула соседка. — А всё-таки одной не скучно?

— Одиночество и одиночество — разные вещи, — Ольга улыбнулась. — Я не одна. У меня друзья, работа, увлечения. Целый мир вокруг. Разве этого мало?

Она спустилась вниз, где ждало такси. Водитель помог загрузить чемодан в багажник.

— В аэропорт?

— Да, в аэропорт.

Машина тронулась. Ольга не оглядывалась на дом. Зачем? Она знала, что вернётся сюда через две недели. В свою квартиру. В свою жизнь. Которая наконец-то принадлежала только ей.

В сумке завибрировал телефон. Сообщение от Марины: «Счастливого пути! Привези сувенир и не вздумай влюбиться в горячего испанца! Хотя нет, лучше влюбись. Так интереснее! »

Ольга улыбнулась и отключила телефон. Впереди был долгий перелёт, новая страна и новые впечатления. А что дальше — время покажет. В конце концов, жизнь только начиналась.