Анна проснулась раньше всех. Не потому, что хотела — просто привычка. Пока в доме тишина, есть драгоценные полчаса, чтобы хоть немного побыть собой. Она босиком вышла на кухню, включила чайник, машинально собрала волосы в пучок и села за ноутбук. Сроки горели, клиент из Владивостока требовал корректировки рекламного текста.
Спустя десять минут тишину разорвал топот тапок.
— Что, опять с утра в компьютере? — недовольно проворчала Нина Петровна, входя в кухню в своём неизменном халате в розовых цветах. — А хозяйка в доме кто будет?
Анна не ответила. Сделала вид, что не слышит. Хотя слышала. И понимала. Это была не просто реплика, а первая пуля в привычной утренней перестрелке.
— Кофе варить будешь? Или мне и это уже делать? — свекровь шумно села за стол и, не дождавшись ответа, стукнула по поверхности ладонью. — Я же не в санаторий к вам приехала, я у себя дома!
Вот это «у себя дома» она повторяла в среднем раз пятнадцать на дню. Дом действительно был когда-то её. Двушка в старом панельном доме на Тимирязева. Но два года назад она его переписала на сына, на Игоря. В знак любви и доверия, как сама тогда говорила. Правда, «любовь и доверие» быстро трансформировались в «поставьте мне полочку», «оплатите ЖКХ» и «пусть Анна борщ сварит».
Анна сварила кофе. По привычке — на всех. Даже на Марину, сестру Игоря, которая появилась в квартире внезапно, как гастрит весной. Вроде бы временно. Два года назад.
— Анечка, ты же дома, да? — прошептала Марина, появившись на кухне в спортивных штанах с пятнами кетчупа. — С Серёжкой посиди? Мне надо сбегать… там дело срочное… к стоматологу…
— Ты вчера говорила — к нотариусу. Позавчера — к маникюрше, — Анна смотрела в монитор, не отрывая рук от клавиатуры.
— Ой, ну прости. Стоматологша, да. Она с маникюршей в одном помещении. Ты ж понимаешь.
Понимала. И Серёжку тоже понимала. Пятилетний боец без правил, с липкими руками и любовью к разборке пультов. Его часто сбагривали Анне, потому что «тётя Аня же всё равно сидит за своим ноутбуком».
В этот момент вошёл Игорь. Сонный, с растрёпанными волосами, в футболке с дыркой под мышкой.
— Анют, ты с утра чего такая кислая? Маме кофе сделала, Маринке — сделала. Ну и тебе же хорошо. Дом — полный чаш, не жизнь, а курорт.
— Угу, — Анна кивнула. — Только мне в этом курорте полгода не удаётся поработать нормально.
— Так ты ж дома, — пожал плечами Игорь. — Кому щас легко?
— Мне вот — нелегко, — буркнула Нина Петровна, подливая себе кофе. — Всё хозяйство на мне. А у вас с вашей интернет-работой даже картошка нечищена.
— А ты её вчера высыпала на балкон, а не в ящик, она теперь мокрая и воняет, — тихо сказала Анна, — я молчу, конечно.
— А вот не молчи! — тут же вспыхнула свекровь. — Началось. Это я, значит, всё плохо делаю, а она, царица удалённого фронта, сидит кнопочки давит.
— Я деньги зарабатываю, — сухо отрезала Анна. — На которые, между прочим, холодильник заполнен.
Марина покашляла и улыбнулась уголками губ.
— Да ладно, Ань. Мы же семья. У кого есть — тот и помогает.
Анна не выдержала и усмехнулась:
— Ага. Только вы не помогаете, вы на шее катаетесь. Причём всей семьёй и без ремней безопасности.
— Что ты себе позволяешь?! — взвизгнула Нина Петровна. — Это всё от тебя, Игорь! Ты ей позволяешь слишком много!
— Мам, ну успокойся… — Игорь явно мечтал исчезнуть, как на пульте кнопка — «Молчание. Выкл».
Анна поднялась. Говорить дальше не имело смысла. Она ушла в комнату, села на кровать, взяла телефон и открыла сайт недвижимости. Просто так. Просто посмотреть.
Поздно вечером, когда Анна ещё раз открыла тот самый сайт, Игорь подошёл и сел рядом.
— Ты что это? Квартиру выбираешь?
— Да.
— Себе?
— А тебе не всё равно? — Анна закрыла ноутбук.
— Ну, извини, что мама и Маринка тебе не по вкусу. Но это моя семья. И ты зашла слишком далеко сегодня.
— Я? — Анна встала, и голос у неё дрогнул. — Я зашла слишком далеко, потому что не хочу быть бесплатной нянькой, домработницей и спонсором? У тебя вообще есть понимание, кто в этом доме зарабатывает?
— Вот опять. Деньги-деньги-деньги. Это же не главное!
— А что главное, Игорь? Чтобы твоя мама была довольна? Чтобы Маринка ногти накрасила и ребёнка сбросила на меня?
Игорь встал, зло откинул подушку на диван.
— Ты знаешь, Анна, ты становишься злая. Ты была другой.
— Я и правда была другой, — тихо сказала она. — Но это было до того, как я поняла, что ты никогда не встанешь между мной и своей мамой. Потому что тебе так удобно.
Он ушёл в кухню. Анна снова села к ноутбуку и нажала кнопку: «Оставить заявку на просмотр».
Внизу страницы мигнуло: Вы оставили заявку. С вами свяжется агент.
И это был первый раз за долгое время, когда с ней кто-то собирался связаться не ради выгоды.
Вот продолжение истории. В этой главе ситуация накаляется до предела: семейные роли рушатся, маски слетают, и Анна оказывается перед реальным выбором — уйти или сломаться.
С утра всё было подозрительно тихо.
Анна проснулась не от скандала, не от детского крика, а от того, что услышала… тишину. Никакой Нины Петровны, гремящей кастрюлями, никакой Марины, вечно голосящей по телефону, никакого Серёжки, который обычно с утра приходил её щипать за ухо. Ничего. Рай.
Она даже успела умыться в одиночестве — событие, достойное занесения в Книгу рекордов её личного терпения. На кухне был порядок. Впервые за полгода.
Неужели… уехали? — подумала Анна, наливая себе кофе. Улыбка тронула губы — такая настоящая, неожиданная, что она сама себе показалась незнакомкой.
Но её радость продлилась недолго. В квартиру залетела Марина. Буквально — влетела, как воробей в окно. В спортивной кофте, с ребёнком на плече и пакетом из «Пятёрочки» в зубах.
— Ань, срочно! Мама упала у магазина. Я за ней побежала, а Серёжка голодный, визжит! Посиди с ним, а я за мамой!
Анна поставила кружку, как бомбу замедленного действия.
— А скорая?
— Она сказала: «Домой вези». Ей в больницу не надо. Только, пожалуйста, не задавай сейчас вопросов. Посиди с Серёжкой, он с утра голодный, я потом всё расскажу.
— Конечно, ты потом всё расскажешь. И снова забудешь. Как и о том, что я работаю, между прочим.
— Ну ты же дома… — Марина уже уходила, — ты ж всегда дома!
Дверь захлопнулась. Ребёнок тут же заныкал Анне в ухо:
— Хочу мультик. И макароны. И мороженое. И чипсы. И ещё хочу вот этого! — он ткнул пальцем в кота, который по глупости своей остался в зоне досягаемости.
Анна выдохнула. Мультик включила, макароны сварила, на чипсы и мороженое откровенно забила. Мелкий уснул к обеду. Какой-то частью души она радовалась, что хотя бы молчит. Остальное — было уже привычно.
К четырём привезли Нину Петровну. Пакетами. С надутыми губами. Оказалось, она «не упала», а просто «подвернула ногу». Но шоу устроить не забыла.
— Вот и скорая не понадобилась, — гордо сказала она, с трудом устраиваясь на диване, — а то развели бы тут панику, больницы эти, заразы, инфекции…
— Нина Петровна, — Анна сложила руки на груди, — вы хоть понимаете, что так нельзя?
— Ой, всё. Не начинай, — отмахнулась свекровь. — Лучше скажи, что поесть.
— Я не обязана вас кормить.
— Как это? — возмутилась та. — Я между прочим мать вашего мужа!
— А я не ваша домработница. Вы хотите борщ — вот кухня, вот кастрюли.
— У меня НОГА! — повысила голос свекровь. — Я — ИНВАЛИД!
— Вы — манипулятор. И вам давно пора это услышать.
Марина, которая вошла в комнату с чайником, чуть не уронила его.
— Ты чё ей такое говоришь?! Это ж мама!
— Да, мама. Только не моя. И уважения ко мне у неё — ноль. Я ей как мебель.
— Мебель не говорит с таким тоном, — буркнула Нина Петровна.
— Ну, слава Богу, я ещё живая женщина, — голос Анны дрожал, — и если я сейчас не выйду из этой квартиры — я стану мебелью. Насовсем.
В этот момент зашёл Игорь. Как всегда — не в тему и с опозданием.
— А что за базар тут такой?
— Анна обзывает маму! — закричала Марина.
— Я не обзываю. Я просто перестаю молчать. Игорь, ты в курсе, что твоя мама сегодня чуть сознание не потеряла, потому что отказалась ехать в больницу?
— Мам, это правда?
— Ерунда. Нога немного подвернулась.
— Она с пакетами шла одна! В пятьдесят с лишним лет! — добавила Анна. — А твоя сестра мне скинула Серёжку и сбежала. Как обычно.
— Не сбежала, а спасала маму! — зашипела Марина. — Ты вечно из мухи слона лепишь. Тебе лишь бы себя жалеть.
— Себя жалеть? — Анна повернулась к Игорю. — Я хочу услышать от тебя. Прямо сейчас. Кто для тебя в приоритете? Твоя мама, Марина и всё это… «родственное гнездо»? Или я, твоя жена?
Игорь опустил глаза.
— Ну… ты не можешь ставить такие условия…
— Могу. Потому что это уже не жизнь, а мыльная опера, где я — статист. Где у всех роли прописаны, а у меня — уборка, готовка и вечное «посиди с ребёнком».
— Ты знала, на кого замуж выходишь, — пробормотал он.
— Вот именно. И ошиблась.
Она прошла в комнату. Достала чемодан из-под кровати. Сложила ноутбук, пару комплектов одежды, документы. Повернулась к Игорю в дверях:
— Я ухожу. Не «пугаю». Не «обостряю». У-ХО-ЖУ.
— А квартира?! — воскликнула Нина Петровна. — Это наша квартира! Не твоя!
— Отлично, — кивнула Анна. — Так и живите в своей. Только потом не звоните. Ни вы, ни она, — кивнула в сторону Марины. — И не присылайте Серёжку, чтобы я ему попу мыла. Я не соцслужба.
Она вышла, хлопнув дверью.
Игорь остался стоять, как школьник на родительском собрании. Мама сидела с ногу на подушке и обиженным лицом.
— Ну что, доволен? — сказала она, — а я ведь тебе говорила — баба эта твоя не наша. Холодная. Чужая.
Игорь посмотрел на неё и вдруг тихо сказал:
— Может, как раз в этом она и была нормальная. В отличие от всех нас.
Он поднялся и закрылся в ванной. А в коридоре осталась стоять тишина. Та самая, о которой мечтала Анна. Только теперь — без неё.
Анна сняла маленькую однушку на окраине. Старый район, рябина под окном, обои времён позднего Брежнева. Но после того, что она пережила — это казалось пятизвёздочным курортом. Ни криков, ни скандалов, ни вечно обиженных лиц. Даже чайник свистел как-то спокойно.
Работа шла. Спала с открытым окном. Готовила ровно то, что любила. Иногда сидела на подоконнике и просто смотрела на людей: бабушек с авоськами, собак с грустными глазами, подростков с семечками и наушниками. Жизнь.
Прошла неделя. Телефон разрывался: Игорь — «давай поговорим», Марина — «мама болеет, а ты ушла», Нина Петровна — в аудиосообщении тяжело вздыхала. Анна не отвечала. Просто — не отвечала. Впервые в жизни она выбирала себя.
На десятый день за ней приехал Игорь. Без цветов. В белой майке и с вмятиной на крыле машины.
— Можно войти? — сказал тихо, как будто у него там сердце в целлофане.
— Нет. Мы на лестнице поговорим. Тут уютно, и камеры стоят.
— Ань… ты правда ушла? Просто… вот так?
— Я ушла не «вот так». Я шла из этой квартиры по сантиметру. Каждый день, когда вы делали вид, что меня нет.
— Мы… просто привыкли. Ты всегда была такой удобной…
— Ты говоришь это как комплимент. А мне от этого холодно.
Он молчал. Потом вдруг сел прямо на ступеньку.
— Я не справился. Я был трусом. Я не муж. Прости.
— Не муж — это точно. Прости, не могу пожалеть.
— Вернись. Я всё маме скажу. Что ты была права. Что я тебя предал. Что мы пользовались тобой, как домработницей с зарплатой.
— Поздно. Мне, знаешь, понадобилось всего десять дней, чтобы впервые почувствовать: я не должна быть удобной. Я должна быть — собой.
— Я исправлюсь…
— Нет, Игорь. Я же не обувь в «Галамарте», чтоб тебя «исправили». Ты взрослый мужик. И я не обязана быть тебе воспитателем.
Он поднялся. Выглядел разбитым. Но не измученным любовью — измученным поражением.
— Тогда… что мне теперь делать? — спросил он.
Анна посмотрела ему прямо в глаза:
— Жить. Но без меня.
Он ушёл. Без скандала, без истерики. Просто развернулся и пошёл к машине, оставив за собой запах прошлой жизни — смеси мужского дезодоранта, равнодушия и «потом поговорим».
Через месяц Анна переоформила документы. Дом, в котором они с Игорем жили — был на его мать, как и положено по древнему кодексу домостроя. Забрать было нечего. Только себя.
Она взяла себе фамилию девичью. Вернула себе душу.
И в какой-то тихий вечер, уже в новой кофте, с новой стрижкой и новой чашкой кофе, ей пришло сообщение от незнакомого номера:
«Анна, это Елена, жена моего племянника. Он ушёл к вам из семьи, да? Понимаю. Только прошу — берегите его. Он хорошим быть не умеет. Но вы… вы, похоже, сильная. Выжили у Нины Петровны — выживете в аду».
Анна улыбнулась. И ответила:
«Спасибо. Но мне больше не надо выживать. Я выбираю жить».
И выключила телефон.
Навсегда.