Ольга оторвала взгляд от экрана, потерла висок. У неё с самого утра дёргался левый глаз. Если бы она могла себе позволить истерику — устроила бы с размахом: с швырянием флешек, хлопаньем дверями и гневным ором. Но она — главный бухгалтер, взрослая женщина с ипотекой, мужем безработным и свекровью на шее. Её не истерика тревожит, а сумма в отчёте: пятьсот тысяч рублей ушло за квартал на непредвиденные расходы. Из них сто двадцать она перевела на карту Валентины Сергеевны. На «лекарства от давления» и «уколы от спины».
— Отправляй, Лариса, — устало кивнула Ольга. — А мне, если что, скажешь, что я в обед вышла и не вернулась.
— Опять домой не хочется? — сочувственно спросила Лариса. — А я вчера видела твоего Алексея у «Красного и Белого». Он что, всё ещё ищет себя?
— Уже нашёл, — кисло усмехнулась Ольга. — В пивном отделе.
Она вышла из офиса в семь вечера. Была уже серая, усталая, с ощущением, что ей лет девяносто, а не пятьдесят три. На улице — февральская слякоть. Машина стояла по колено в грязи, а в душе так же — по уши в тоске.
Дома её встречала тишина. Но не та, уютная, а напряжённая, как перед грозой. С кухни тянуло жареным луком. Значит, Валентина Сергеевна решила снова «порадовать» ужином. С макаронами, вечно пережаренными в труху, и котлетами, похожими на подошвы.
— Где ты шлялась?! — выкатилась из кухни фигура в клетчатом халате. — Я уже час как жду! У меня давление сто шестьдесят! Таблетки закончились!
— Ага, — Ольга молча сняла пальто, стряхивая грязь. — И опять только ты можешь спасти человечество — переведя две тысячи?
— Какие две?! Там в аптеке всё подорожало! Вот тебе чек! — Валентина Сергеевна театрально трясла клочком бумаги. — А мне вообще-то надо и на мочегонное, и на мазь от колена!
— Мама, — голос Алексея донёсся из комнаты. — Ты не кричи, у меня голова болит. Оль, ты хоть пивка купила?
Вот оно, семейное гнёздышко. Она пашет, как лошадь, а дома её встречают: одно давление и один хронический бездельник. Алексей лежал на диване, в майке с пятном кетчупа и трусах с медвежатами. В ногах — кружка, рядом — пульт. Жена пришла с работы, ну и что? У него, видите ли, «болит голова».
— А ты? — Ольга склонила голову, глядя на мужа. — Ты что сегодня делал?
— Я… ну, я в центр звонил! Там курьером пока ничего нет. Сказали, может, в марте появится.
— Март через месяц. А мы жрать что будем?
— Да мама же готовит! — искренне удивился Алексей. — Или ты опять недовольна?
Ольга сжала зубы. Сердце стучало в ушах, как молот. Она подошла к тумбочке и достала аптечный пакет. Там были… конфеты, лак для ногтей и крем «Женский каприз». Всё это Валентина Сергеевна купила под предлогом «лечения гипертонии».
— Это что? — Ольга подошла к свекрови, держа пакет на вытянутой руке. — Это у вас, Валентина Сергеевна, какие-то новые таблетки? Крем от давления?
— Ты не смеешь мне в сумках рыться! — вскрикнула та, отскакивая. — Это мои личные вещи!
— За мои деньги? — Ольга уже почти кричала. — Ты у меня каждый месяц выпрашиваешь под предлогом «лекарств», а сама ногти мажешь и шоколадки жрёшь?!
— Ты неблагодарная дрянь! — заголосила свекровь, хватаясь за сердце. — Я вам сына родила, внуков не дождалась, ещё и терплю твою желчь в моём доме!
— В нашем доме, — процедила Ольга. — Который мы купили в ипотеку. На МОЮ зарплату. Которую ты съедаешь своими «мази от колена»!
Алексей поднялся, шатаясь. Подошёл, пыхтя:
— Ты чего орёшь на мать?! Она старая женщина!
— Она — шантажистка с педикюром! — выпалила Ольга. — И ты, Лёшенька, туда же! Двадцать лет вместе, и всё это время ты ни дня не работал больше месяца! Кто платит за интернет? Кто тебе ботинки покупает? Кто в отпуск нас возил? Я! А вы вдвоём меня доедаете, как мыши сыр в кладовке!
— Ну и иди тогда к своим подружкам, раз такая крутая! — выкрикнул Алексей, покраснев. — Снимай себе квартиру и живи одна! Давно пора!
— Спасибо за разрешение! — Ольга кинула пакет на пол, развернулась и пошла в спальню. — Только тапки мои оставьте. Я вам их тоже покупала, между прочим.
Она захлопнула за собой дверь и опёрлась на неё спиной. Внутри всё кипело, как чайник на плите. Хотелось плакать, но слёзы не шли. Только ярость и горечь. Сколько лет она таскала на себе этих двух паразитов? Ради чего?
Из-за стены доносился голос Валентины Сергеевны:
— Не родись красивой, а родись с деньгами… Вот она и думает, что всё ей обязаны!
Ольга посмотрела на свой чемодан, стоявший в углу. Он был куплен на отпуск в Сочи. Они так и не поехали — Алексей тогда «сломал ногу» на лестнице. С тех пор чемодан стоял в углу, напоминая о несбывшихся желаниях.
Она открыла его. Медленно, без спешки. Начала складывать туда вещи: джинсы, пару блузок, паспорт. Подумала и бросила туда туфли на каблуке, которые пылились с тех пор, как она перестала выходить «в люди».
Через десять минут она вышла в коридор с чемоданом в руке. Свекровь сидела на кухне и мрачно грызла солёный огурец. Алексей — в той же позе на диване, только теперь с бутылкой в руке.
— Куда собралась? — спросил он.
— Проветриться, — ответила Ольга. — Надоело душно.
— И не думай возвращаться! — закричала Валентина Сергеевна. — Мы без тебя проживём!
— Ой, не сомневаюсь, — хмыкнула Ольга. — Только карту свою я заблокировала. Посмотрим, как вы без меня… и без денег.
Дверь хлопнула. В подъезде было сыро и пахло кошками. Но впервые за много лет она почувствовала: дышать стало легче.
Утро началось с чашки чая на вокзале и мыслей о том, куда податься женщине пятидесяти трёх лет, если дома её ждали только претензии, пиявки и мнимое давление. Чай был слабый, пластиковый стакан — обжигающий, зато никто не орал из кухни: «Где мои таблетки?», и никто не ныл с дивана: «Ты мне хоть носки купишь?»
— А давай-ка, Оля, ты начнёшь жить, как человек, — пробормотала она себе под нос, глядя в мутное окно вокзального буфета.
Забронировала себе студию в аренду. Да, крошечную, с видом на глухую стену и запахом бывших жильцов, но зато — свою. Без шумной Валентины Сергеевны и без Алексея, размазанного по дивану, как масло по горячему хлебу.
В обед зашла в банк. Открыла отдельный счёт. Не на двоих. Не семейный. Свой.
— Хотите оформить автоперевод зарплаты? — спросила девушка с ярко-розовыми ногтями.
— Да, — уверенно ответила Ольга. — Только туда. Только для меня.
Телефон разрывался. Сначала — Алексей.
— Оль, ну ты чё, серьёзно ушла?! Я думал, ты погулять…
— Я гуляю. Без вас.
— Вернись. Мама волновалась. Я тоже. Ты ж не будешь нас бросать?
— Я уже бросила. Можешь идти волноваться на кухню. Там как раз огурцы остались.
Ближе к вечеру начались СМС от Валентины Сергеевны:
«Мне плохо. Скорая сказала: нужен покой и таблетки.»
«Ты в аду сгниёшь, если мать мужа бросишь без копейки!»
«Я тебя проклинаю. У меня давление 180!»
— А у меня уже 200, — пробормотала Ольга, отключая звук.
На третий день новой жизни она впервые за долгое время проснулась от тишины, а не от грохота кастрюль. Без криков. Без запаха пережаренного лука. Просто проснулась. Сама.
Вечером зашла в магазин. Купила себе красную рыбу. Маленький кусочек, стоил как ползарплаты. Но впервые за десять лет она купила его для себя. Не «маме на бутерброды», не «Лёшке на похмелиться», а себе — к вину.
Сидела на диване, пила вино, смотрела сериал и улыбалась. И тут:
БАМ-БАМ-БАМ! — кто-то колотил в дверь. Звук — как в боевике. Ольга чуть не подавилась.
— Оль, открой! — это был Алексей. — Я поговорить!
Она приоткрыла дверь — на цепочку.
— Тебе чего?
— Я всё понял, Оль. Ну правда. Мы переборщили. Ты права. Но ты ж не можешь вот так взять и всё обрубить. Мы же семья.
— Какая семья, Лёша? Ты — мой дополнительный ребёнок, а не муж. Сколько лет ты сидишь на моей шее?
— Я найду работу! — вскинул он руки. — Клянусь, хоть грузчиком пойду. Только вернись. Или хотя бы карточку верни маме — у неё давление.
— У мамы не давление. У мамы жаба.
Он заткнулся. Стоял, переминаясь, как школьник у кабинета директора.
— Я без тебя не справлюсь, Оль…
— Ты и со мной не справлялся. Что изменится?
Он молчал. Потом вдруг сорвался:
— Да пошла ты! Ты думаешь, ты чего-то стоишь? Да кому ты нужна с твоими нервами, складками и своим вечно контролирующим взглядом?
— Лучше быть контролирующей, чем лежащей на диване тряпкой.
— Мы ж двадцать лет вместе! — выкрикнул он. — У нас всё было! У нас привычки, общая жизнь!
— Да. Привычка, что я всё тяну, а вы — тратите. Привычка — не уважать. Привычка — вытирать об меня ноги. Знаешь, Лёш, я нашла новую привычку — жить спокойно.
Она захлопнула дверь. И вдруг — рыдания. Сама не поняла, когда начала. Слёзы — не от жалости. От усталости. От облегчения.
Через пару дней ей позвонила соседка по лестничной площадке из прежней квартиры.
— Оль, ты что там натворила? У вас сегодня крики были, будто свекровь твою на дыбе тянули!
— А что случилось?
— Она орала на Алексея, что он жену упустил, что теперь она бомжевать будет, потому что «эта стерва всё заблокировала», и что её «суставы не переживут такой стресс». Потом выгнала его — представляешь? Вышвырнула на лестницу с пакетом вещей!
Ольга усмехнулась. Больно? Немного. Жалко? Нет. Поздно.
На работе к ней подошла Лариса.
— Слушай, я вот смотрю на тебя… Ты расцвела, честно. Ты раньше ходила как зомби, а сейчас — прям светишься. Новый роман?
— Новый я, — ответила Ольга.
Вечером — снова звонок. Но теперь — от адвоката.
— Ольга Сергеевна? Ваш супруг хочет подать на развод. И запросил раздел имущества.
— Ага. Пусть попробует. Я ему квитанции соберу — на двадцать лет. Квартиру я платила, мебель я покупала, кредиты на мне. Пусть попробует.
Она положила трубку и впервые за долгое время рассмеялась. Громко, искренне, с усталостью, но и с облегчением.
Всё казалось затихшим. Как будто кто-то выключил звук в этой семейной мыльной опере. Тишина — громкая, густая, неестественная.
Ольга встала утром, заварила кофе, надела свежую рубашку, подкрасила губы. Зеркало отразило женщину, которую она давно не видела: прямую спину, ясный взгляд и… улыбку. Маленькую, но свою.
Она уже не проверяла телефон каждые пять минут — кто там, чего просит, кто чем недоволен. Её больше не трясло при виде входящего от «Валентина С.». Нет — так нет. Ольга научилась говорить это слово, как броню. Прямо, чётко, без дрожи в голосе.
Но иллюзия покоя треснула через две недели.
На пороге её новой квартиры стояли двое. Один — Алексей, помятый, злой, с жёлтыми кругами под глазами. Второй — участковый.
— Добрый вечер, гражданка… — начал мужчина в форме.
— Женщина, — перебила Ольга. — Женщина. Добрый.
— Поступило заявление от гражданина Сидорова Алексея… эээ… супруга, что вы препятствуете его доступу к совместно нажитому имуществу.
— К какому имуществу, простите?
Алексей тут же вскинулся:
— Квартира! Я там живу! Я там прописан! А она меня выгнала! Всё заблокировала, счета на себя оформила, карточку маме не даёт!
— Так вы её прописаны в квартире? — спокойно спросил участковый.
— Нет, у нас квартира на неё оформлена. Я… ну как бы… там жил.
— То есть юридически не собственник?
— Да не в этом дело! Она меня кинула! Это моральный ущерб!
Ольга сдержалась, чтобы не засмеяться.
— Ущерб — это когда кто-то чего-то лишился. А ты, Лёш, лишился только халявы.
Участковый посмотрел на них с выражением человека, которому платят слишком мало за всё это.
— Я так понимаю, семейный конфликт. Вам, гражданин Сидоров, стоит обратиться в суд, если есть притязания. По-моему, вас никто не удерживает на лестнице.
Алексей замер. Надулся. И вдруг — выдал:
— Она маму чуть не до инфаркта довела! У неё давление было под двести! А ты, Ольга, у меня на шее сидела всё это время!
— Я сидела?
— Ты! Ты из нас двоих вечно контролировала, вечно деньги прятала, вечно в бухгалтерии своей жила, как бабка злая!
— Лёш, ты сейчас хочешь посчитать, кто кому чего дал за двадцать лет?
— Я… Я терпел тебя! С твоими вечными упрёками, с твоими графиками и «нам нужно экономить»!
Ольга сделала шаг вперёд. Говорила спокойно, но с таким холодом, что участковый отступил на шаг.
— Лёша, ты не терпел. Ты пользовался. Пользовался тем, что я работала, пока ты «искал себя», лежа на диване. Что я оплачивала твою маму, твои сигареты, твой интернет, твои «поездки с друзьями». Ты не муж. Ты квартирант, который ещё и хамит хозяйке.
— Да пошла ты! — выкрикнул Алексей и… плюнул в пол. — Сдохнешь одна, старая змея!
— Лучше одна, чем с паразитами, — тихо бросила она.
Участковый пожал плечами и увёл Алексея. На лестнице было слышно, как тот бурчит: «Она мне ещё пожалеет…»
Вечером — звонок из бухгалтерии.
— Ольга Сергеевна, вам пришло письмо. С судебной повесткой. Видимо, супруг на раздел имущества подал. Пришлём вам на мейл.
— Отлично, — ответила она и… наливала себе вино.
Суд был через месяц.
Алексей пришёл с мамой. Валентина Сергеевна — в трауре по деньгам, а не по браку. На ней был чёрный пиджак и лицо мученицы.
— Ваша честь, — начала она ещё до слов судьи, — я в своё время отдала им всё! И свою пенсию! Я фактически вложилась в эту квартиру морально! А теперь они меня выгоняют!
Судья, женщина лет шестидесяти с усталым лицом, подняла брови.
— Вы — ответчик?
— Нет. Я — свекровь. Меня всё это напрямую касается!
Судья вздохнула:
— Вас касается только пенсия и таблетки. Если у вас нет документов о вложениях — вы здесь как сопровождающая.
Ольга привстала, передала кипу бумаг.
— Ваша честь, вот: все переводы по квартире, выписки, кредиты, чеки. Всё на мне. Алексей — нигде не фигурирует. Ни одной копейки. Более того, у нас с ним был брачный договор. Копия — в приложении.
Судья нахмурилась:
— А брачный договор когда составлен?
— Три года назад. До покупки жилья.
— Алексей, вы знали об этом договоре?
— Ну… она там что-то подписывала, говорила, что «это формальность»…
— То есть подписали?
— Я… ну да.
— Тогда я вынуждена отклонить иск. Имущество принадлежит исключительно Ольге Сергеевне. Заседание окончено.
Алексей вскочил:
— Вы что, это всё?! А как же… как же мне жить? Я ж с пустыми руками остался!
Судья подняла глаза от бумаг:
— Идите работать, Алексей. Это помогает. Проверено.
Финал:
Ольга вышла из зала с чувством, будто сбросила с плеч двадцатилетний мешок камней.
На улице её ждала такси. За рулём — женщина лет сорока с короткой стрижкой.
— Куда едем?
— Знаете, — усмехнулась Ольга, — поехали сначала в парк. Погуляем. А потом — в новую жизнь.
Таксистка кивнула. И нажала на газ.
Финал.
— Несправедливо, что у тебя есть сбережения, а я бедствую, — жаловалась свекровь, рассчитывая, что я оплачу ее отпуск