— Что это за хлам ты тут развела?
Ника вздрогнула, выпустив из рук коробку. Мать стояла в дверях — как всегда, без предупреждения, со своим ключом.
— Мам, я же просила звонить…
— Звонить? К своей дочери я должна записываться на прием? — Галина прошла в комнату, окинула взглядом разбросанные вещи. — Уборку затеяла? Наконец-то. Живешь как свинья.
Ника молча начала собирать рассыпавшиеся из коробки предметы. Старые фотографии, школьные тетради, какие-то безделушки. И вдруг — кукла. Маленькая, потрепанная, с оторванной рукой.
Память накрыла волной.
Ей было семь. День рождения. Подружка из класса подарила эту куклу — яркую, в красном платье, с длинными волосами. Ника была счастлива. Прижимала к груди, не выпускала из рук.
А вечером мама увидела.
— Что за безвкусица? Где ты это взяла?
— Мне Катя подарила…
— Выброси немедленно. Что люди подумают — у тебя такие пошлые игрушки! Красное платье, распущенные волосы. Как у ш.
— Мама, но это же кукла…
— Я сказала — выброси!
Ника спрятала куклу. Под кровать, в самый дальний угол. Играла тайком, когда мамы не было дома. Шептала ей секреты, придумывала истории. Пока однажды мама не нашла.
Крики. Наказание. Кукле оторвали руку и выбросили в мусор. А Нике объяснили — нельзя хотеть яркого. Нельзя хотеть красивого. Что подумают люди?
— Ты меня слушаешь? — голос матери вернул в настоящее.
— Да, мам.
— Я спрашиваю — зачем ты этот хлам хранишь? Выброси все. И вообще, как живешь? С тем своим ухажером еще встречаешься?
— Его зовут Андрей. И да, встречаемся.
— Андрей, — Галина скривилась. — Что он тебе дарит? Водит куда-нибудь? Или как обычно — посидели дома и разошлись?
— Мам…
— Не мамкай. Я же говорила — приличные мужчины на таких, как ты, не смотрят. Слишком простая. Слишком серая. Он тебя использует и бросит.
Ника сжала куклу. Пластмассовое тельце хрустнуло.
Всю жизнь так. Слишком громко смеешься — что подумают люди. Слишком ярко одеваешься — как ш. Слишком много улыбаешься — дура наивная. Слишком мало — злая стерва.
В школе запретили дружить с девочками — «плохая компания». В институте — ходить на вечеринки. «Приличные девушки по клубам не шастают».
Первый парень появился в двадцать три. Мама устроила скандал — рано, не тот, не так. Парень сбежал после второго визита домой.
Второй продержался дольше. Пока мама не начала звонить ему, проверять — где они, что делают. Предупреждать, что Ника «сложная».
Сейчас Андрей. Полгода встречаются. Ника не водила его домой. Не знакомила с мамой. Врала, что мать живет в другом городе.
— Ты опять витаешь в облаках! — Галина щелкнула пальцами перед лицом дочери. — Я с тобой разговариваю!
— Извини.
— Вечно ты извиняешься. Слабая. Безвольная. Я столько сил на тебя потратила, а толку? Работа — так себе. Мужика нормального найти не можешь. Одеваешься как нищенка.
Ника посмотрела на себя. Серые джинсы, серая футболка. Никаких ярких цветов — что подумают люди. Никаких украшений — вульгарно. Никакого макияжа — только ш красятся.
В шкафу висело красное платье. Купила тайком, месяц назад. Ни разу не надела. Каждый раз, когда тянулась к нему, слышала мамин голос: «Как проститутка».
— И живешь в этой конуре. Могла бы уже нормальную квартиру снять.
— Мне нравится здесь.
— Нравится! Тебе много что нравилось. Помнишь, хотела на танцы ходить? Я не разрешила — и правильно. Все эти танцовщицы — ш. Или рисование. Художники — наркоманы и пьяницы.
Ника помнила. Все помнила. Список запретов можно было издать отдельной книгой. Нельзя смеяться громко. Нельзя плакать на людях. Нельзя злиться. Нельзя радоваться. Нельзя жить.
Телефон завибрировал. Сообщение от Андрея: «Привет! Хочешь в кино сегодня? Новый фильм вышел, тот, что ты хотела».
Кино. Она не была в кинотеатре лет десять. Мама говорила — пустая трата денег. Дома можно посмотреть.
— Кто пишет? — Галина потянулась к телефону.
Ника отдернула руку.
— Не твое дело.
— Что? Как ты разговариваешь с матерью?
— Нормально разговариваю. Это мой телефон. Моя переписка.
— Ах, вот как! Значит, есть что скрывать! Я так и знала — ты с ним спишь!
— И что?
Галина задохнулась от возмущения.
— Как — что? Ты… ты распутница! Я тебя не так воспитывала!
— Именно так воспитывала. Бояться всего. Стыдиться себя. Прятать чувства. Жить с оглядкой — что подумают люди.
— Я хотела, чтобы ты была приличной!
— Нет. Ты хотела, чтобы я была удобной. Тихой. Незаметной. Чтобы не позорила тебя.
Ника встала, все еще сжимая куклу.
— Знаешь, что я помню из детства? Страх. Постоянный страх сделать что-то не так. Сказать не то. Посмотреть не туда. Захотеть не того.
— Я защищала тебя!
— От чего? От жизни? От радости? От себя самой?
Ника подошла к окну. Внизу гуляли люди. Пара целовалась на лавочке. Дети бегали с мороженым. Нормальная жизнь. Которой у нее не было.
— Помнишь мой день рождения в десять лет? Я хотела пригласить подруг. Ты сказала — нечего устраивать сборища. Что подумают соседи.
— Это для твоего же блага было!
— В двенадцать я хотела пойти на дискотеку в школе. Ты заперла меня дома. Сказала — только распутницы по дискотекам шастают.
— Я оберегала тебя!
— В пятнадцать влюбилась в мальчика. Ты нашла мой дневник, прочитала вслух при бабушке. Смеялись надо мной. Говорили — дура малолетняя, нашла в кого влюбляться.
— Это было для твоего же…
— Блага? — Ника повернулась к матери. — Знаешь, для чего это было? Для твоего спокойствия. Чтобы я не выделялась. Не привлекала внимания. Не жила.
Она посмотрела на куклу в своих руках. Потрепанную, сломанную. Как ее детство.
— Мне двадцать девять лет. А я до сих пор слышу твой голос в голове. Хочу надеть яркое — «что подумают люди». Хочу громко засмеяться — «приличные девушки так не делают». Хочу поцеловать любимого человека — «распутница».
— Как ты смеешь! Я всю жизнь на тебя положила!
— Вот именно. Твою жизнь. А где моя?
Галина встала, схватила сумку.
— Я вижу, разговаривать с тобой бесполезно. Нахваталась глупостей из интернета. Но запомни — придешь еще ко мне. Когда твой хахаль тебя бросит. Когда останешься одна. Вспомнишь мои слова!
— Возможно. А возможно — нет.
— Ты пожалеешь об этом разговоре!
— Я жалею только об одном — что не сказала этого раньше.
Галина хлопнула дверью так, что задрожали стекла.
Ника осталась одна. Села на пол посреди разбросанных вещей. Посмотрела на куклу.
А потом достала телефон.
«Да, хочу в кино. Очень хочу. И не только в кино. Хочу в парк аттракционов — мне никогда не разрешали. Хочу научиться кататься на роликах. Хочу съесть огромную порцию мороженого. Хочу надеть красное платье.»
Ответ пришел мгновенно:
«Все сделаем! Начнем прямо сегодня. Во сколько забрать?»
«В семь. И Андрей… спасибо.»
«За что?»
«За то, что ты есть.»
Ника встала, отряхнула джинсы. Пошла к шкафу, достала красное платье. Подержала в руках, погладила ткань.
А потом надела.
Посмотрелась в зеркало. Яркая. Заметная. Живая.
Что подумают люди?
А пусть думают что хотят.
Она аккуратно посадила куклу на полку. Сломанную, но не выброшенную. Как напоминание — выжить можно. Даже после такого детства.
До семи оставалось два часа. Ника включила музыку — громко, как никогда не разрешалось. Начала собираться. Накрасилась — ярко. Распустила волосы — мама говорила, только неприличные женщины ходят с распущенными.
В дверь позвонили. Рано. Но Ника была готова.
Андрей стоял с букетом. Не роз — полевых цветов. Ярких, разноцветных, живых.
— Ты потрясающе выглядишь!
— Правда? Не слишком ярко?
— В самый раз. Идем? Сначала кино, потом ужин, а потом — куда захочешь.
— Хочу везде. Хочу попробовать все, что мне запрещали.
Ушла от мужа после звонка коллеги