Тамара Петровна протирала старую фарфоровую чашку — подарок покойного мужа — с особой тщательностью. Каждое движение, каждый взмах тряпки, словно ритуал. В доме пахло пирогами, и этот знакомый аромат словно подтверждал: всё здесь её, всё принадлежит ей по праву.
Шестьдесят семь лет жизни, сорок из них — в этом доме. Да разве можно теперь что-то менять?
Во дворе послышался шум мотора — приехали. Тамара поставила чашку на место и разгладила передник. Сын Андрей и невестка Оксана приезжали каждое воскресенье — помочь по хозяйству, проведать. По крайней мере, так они говорили.
— Мама, ты опять в огороде с утра возилась? — Андрей, едва переступив порог, уже начал свой обычный допрос. — У тебя же давление.
— А что мне, сидеть сложа руки? Кто, кроме меня, за домом присмотрит? — Тамара демонстративно выпрямилась, показывая, что полна сил.
Невестка молча проскользнула на кухню. Сегодня Оксана была особенно напряжена. Эта женщина всегда оставалась для Тамары загадкой.
— Чай готов, проходите. Оксана, ты пироги достала?
— Да, Тамара Петровна, — на лице невестки промелькнула тень раздражения. Сколько лет прошло, а всё «Тамара Петровна», словно чужие.
За столом повисла тишина. Тяжёлая, напряжённая, будто туго натянутая струна.
— Я к нотариусу завтра еду, — словно между прочим сказала Тамара, отпивая чай. — Документы на дом оформлять.
Оксана застыла, не донеся чашку до рта. Андрей нахмурился.
— Какие документы, мама? Мы же вроде решили, что…
— Ничего мы не решили, — отрезала Тамара. — Мой дом — мне и решать. Вы-то никуда не денетесь, — она хмыкнула и бросила короткий взгляд на Оксану. — А документы должны быть в порядке.
Оксана сжала губы так сильно, что они побелели. Сколько раз эта женщина уже намекала, будто делает им одолжение, позволяя надеяться на что-то? Сколько ещё лет им придётся слушать эти полуугрозы?
— Тамара Петровна, — голос Оксаны звучал неожиданно спокойно, — мы с Андреем вложили в ремонт этого дома почти все наши сбережения. Помните новую крышу три года назад? Водопровод? Фасад?
— А что, вы для меня старались? — Тамара усмехнулась. — Для себя всё делали. Думали, я не понимаю?
Разве можно было объяснить этой упрямой женщине, что они действительно хотели как лучше? Что не все в этом мире мерят свои поступки выгодой?
Вечером, когда Андрей вышел проверить машину, Тамара позвонила своей давней подруге Вере.
Оксана возилась на веранде, разбирая привезённые продукты, когда услышала обрывок разговора:
— Завтра всё оформлю. Да, Верочка, только на себя. А им знать не обязательно… Татьяне Михайловне и отпишу… Она одна меня навещает без напоминаний…
Оксана замерла. Руки сами потянулись к телефону в кармане. Один клик — и диктофон включён. Она медленно приблизилась к полуоткрытой двери.
— Конечно, юрист говорил, что после смерти мужа нужно было сразу долю сыну выделить, но ты же знаешь, я всё по-своему… Теперь вот документы переоформлю, а потом можно и продать половину… Что? Нет, им ничего не скажу, потом узнают…
Сердце Оксаны колотилось так, что, казалось, Тамара должна услышать. Эта женщина, которую она пыталась уважать двадцать лет, всё это время плела паутину обмана?
Когда они уезжали, Тамара стояла у ворот, привычно поправляя ворот кофты.
— Вы приезжайте на неделе, окна помыть надо бы, — сказала она, словно не было того разговора за чаем.
Оксана смотрела на эту маленькую фигуру в зеркале заднего вида и понимала: все эти годы улыбок, подарков, всех этих «Тамара Петровна, вам помочь?» — всё было зря. Между ними всегда будет эта стена.
Телефон в её кармане хранил теперь нечто большее, чем просто разговор. Он хранил правду.
Дорога домой казалась бесконечной. Оксана молчала, уставившись в окно, а в голове крутились обрывки подслушанного разговора. Телефон в кармане будто обжигал ладонь.
— Ты как-то притихла, — Андрей бросил на неё обеспокоенный взгляд. — Опять мама что-то сказала?
— А разве не сказала? — Оксана повернулась к нему. — Двадцать лет, Андрей. Двадцать лет мы приезжаем каждые выходные, помогаем, ремонтируем, выслушиваем её намёки…
— Она просто боится одиночества, — вздохнул он. — После смерти отца она только этим и живёт — домом и мыслями о том, что мы рядом.
Оксана горько усмехнулась. Разве можно быть таким слепым? Или он просто не хочет видеть правду?
— Боится одиночества? — её голос дрогнул. — А ты знаешь, что она собирается сделать с домом?
— Что ты имеешь в виду?
Рука сама потянулась к телефону, но что-то остановило её. Нет, не сейчас. Он за рулём, и эта новость может выбить его из колеи.
— Ничего. Поговорим дома.
Квартира встретила их прохладой и тишиной. Оксана механически разбирала сумки с продуктами, а в голове крутились одни и те же вопросы. Имеет ли она право вмешиваться? Может, лучше промолчать? В конце концов, это мать Андрея, и это её дом…
— Так что ты хотела сказать? — Андрей появился на кухне, уже переодевшись в домашнее.
— Сядь, пожалуйста.
Она достала телефон, нажала на кнопку воспроизведения. Андрей начал меняться в лице.
— Выключи, — наконец произнёс он хрипло. — Я всё понял.
— Что будем делать? — спросила Оксана тихо.
— Ничего, — он встал, сжимая кулаки. — Это её дом. Её право.
— Андрей! — Оксана не верила своим ушам. — Мы все в этот дом вложили, а она на какую-то родственницу хочет переписать!
— А что ты предлагаешь? — взорвался он. — Пойти и предъявить ей эту запись? Шантажировать собственную мать?
— Я предлагаю поговорить! Честно! Сказать, что мы знаем о её планах!
Но Андрей уже не слушал. Он вышел из кухни, хлопнув дверью, а Оксана осталась одна.
Следующие дни превратились в настоящий ад. Андрей не разговаривал с матерью, избегал звонков, а на вопросы Оксаны отвечал односложно. Тамара же, казалось, заподозрила неладное — звонила несколько раз в день, расспрашивала о здоровье сына, а в конце разговора неизменно добавляла: «У меня всё хорошо, документы оформляю потихоньку».
В четверг грянул гром.
Звонок от общей знакомой Марины: «Оксана, ты знаешь, что Тамара Петровна продаёт флигель?»
Флигель — пристройку к дому, которую они с Андреем отремонтировали для себя три года назад. Вложили деньги, силы, время…
— Как продаёт? — Оксана почувствовала, как земля уходит из-под ног.
— Татьяне Михайловне. Говорит, хочет при жизни рассчитаться за заботу. Я думала, вы в курсе…
Когда Андрей вернулся с работы, Оксана уже собрала документы — все квитанции за материалы, все договоры с рабочими, все банковские выписки.
— Посмотри, — она положила перед ним стопку бумаг. — Вот доказательства того, что мы вложили в дом твоей матери.
— И что? — устало спросил он.
— Она уже продаёт флигель. Нашу часть дома, которую мы полностью отремонтировали!
Что-то надломилось в его взгляде.
— Ты уверена?
— Позвони Марине, спроси сам.
В тот вечер они впервые всерьёз заговорили о юридической стороне вопроса. Оксана настаивала на визите к адвокату, Андрей сопротивлялся — как можно судиться с родной матерью?
— Но она первая нарушила договорённости! — Оксане хотелось кричать. — Мы столько лет верили каждому её слову, а она всё это время…
— Думаешь, я не понимаю? — перебил Андрей. — Но это моя мать! Как я посмотрю ей в глаза?
— А как она посмотрит в глаза нам, когда мы окажемся на улице? Ведь у нас даже нет документов на эту квартиру — помнишь, мы продали свою, чтобы вложиться в ремонт её дома?
Разговор зашёл в тупик, как и десятки разговоров до этого. Только теперь на кону стояло их будущее.
В субботу утром раздался звонок в дверь. На пороге стояла Тамара Петровна. В праздничном платье, с пирогом в руках.
— Что ж вы не приезжаете? Я вас жду-жду…
— Проходи, мама, — Андрей пропустил её в квартиру, в глаза не смотрел.
Оксана почувствовала, как земля уходит из-под ног. Свекровь здесь, в их доме, после всего, что они узнали?
Что будет дальше? Неужели они так и будут молчать, притворяться, будто ничего не произошло?
Тамара Петровна прошла на кухню, поставила пирог на стол. Потом начала доставать тарелки из шкафа.
Тамара остановилась с чайником в руке. Глаза её потускнели.
— О каком доме вы говорите? — спросила она с показным удивлением.
— О вашем, Тамара Петровна. О том, куда ушли наши сбережения.
Андрей шагнул вперёд, но Оксана не остановилась. Слишком долго она молчала.
— Что за тон? — свекровь громко поставила чайник. — Мой дом! Что хочу, то и делаю!
— Даже если обещали его нам?
— Ничего я не обещала! Вы сами всё придумали.
Оксана вскипела. Разве не говорила Тамара: «После меня всё ваше будет»? Разве не она предложила: «Стройте флигель под себя»?
— Мама, — Андрей наконец заговорил. — Мы так договаривались. Ты сама предложила вкладываться в ремонт вместо покупки жилья.
— Неправда! — Тамара всплеснула руками. — Боже, какая неблагодарность! Я вас привечаю, а вы… Да как язык повернулся?
— А как у вас повернулся язык обсуждать с Верой, как дом переоформите и продадите? — не сдержалась Оксана.
Тамара побледнела. На кухне стало тихо. Только чайник свистел.
— Вы… подслушивали? — выдавила она.
— Нет. Я случайно услышала. И записала.
— Записала?! — Тамара задохнулась. — Ты шпионила?
— Оксана, ты правда записала? — Андрей посмотрел с удивлением.
Кухня казалась Оксане тесной клеткой. Три человека, годами не понимавшие друг друга, теперь столкнулись лицом к лицу.
— Да, записала, — она достала телефон. — Там слышно, как вы говорите, что дом отпишете Татьяне, а флигель продадите.
— Да как ты смеешь?! — Тамара шагнула к невестке. — Дрянь! Всегда знала, что ты ждёшь моей погибели! А теперь записываешь, как последняя…
— Мама! Стоп! — Андрей повысил голос. — Мы просто хотим правды!
— Правды? — Тамара горько засмеялась. — Правда в том, что я верила в любовь сына! А не в его жадность!
— При чём тут жадность?! — крикнул Андрей. — Мы вложили все деньги! Отказались от своего жилья, потому что ты обещала: живите со мной, дом будет ваш!
— Ничего такого не было! Докажи!
Оксана включила запись. Голос Тамары заполнил кухню:
«…юрист говорил, что после смерти мужа нужно долю сыну выделить, но я всё по-своему… Документы переоформлю, потом можно и продать… Им ничего не скажу…»
Лицо Тамары исказилось. Она бросилась к телефону, но Оксана отдёрнула руку.
— Врёшь! — закричала свекровь. — Монтаж!
— Мама, это твой голос, — тихо сказал Андрей.
— Да? Тогда и вы правду послушайте! — Тамара выпрямилась. — Да, мой дом! Моё право! Вы бы не справились с ним! Налоги! Ремонт!
— Но мы столько вложили…
— А кто просил? Я сказала: помогите с ремонтом. А вы устроили бассейн, сауну! Для себя старались!
— И что теперь? — спросил Андрей. — Ты продашь флигель?
— Уже продала. Вчера бумаги подписала.
Оксана ахнула. В том флигеле их вещи! Альбомы, книги, мамины украшения для будущей дочери…
— Как ты могла? — прошептала она.
— Легко! — Тамара вздёрнула подбородок. — Мой дом, моя воля. А вещи заберите до среды. Потом новые хозяева въедут.
Андрей сел на стул, будто ноги его не держали.
— Я твой сын, — сказал он с болью. — Твой единственный сын.
В глазах Тамары что-то мелькнуло. Но лишь на миг.
— Сын должен уважать мать, — отрезала она и пошла к выходу. У двери обернулась: — И не вздумайте показывать запись! Засужу!
Дверь за Тамарой захлопнулась с глухим стуком. Тишина обрушилась на квартиру, тяжёлая и гнетущая.
— Что теперь? — Оксана опустилась на стул рядом с мужем.
Андрей молчал. Его лицо застыло маской боли.
— Андрей, она продала наш флигель. Наши вещи там. Наши деньги.
— Знаю, — его голос звучал глухо. — Поехали к юристу.
В понедельник они сидели в небольшом офисе. Юрист, молодая женщина с внимательными глазами, слушала их историю и просматривала документы.
— Ситуация непростая, — сказала она наконец. — Но у вас есть три козыря: ваши вложения в ремонт с документами, свидетельские показания о намерениях вашей матери и эта аудиозапись.
— Запись сделана без разрешения, — возразил Андрей. — Разве она имеет силу?
— В суде может и не иметь. Но для переговоров — мощный аргумент.
Через день они уже сидели в кабинете нотариуса. Тамара выглядела уверенно. Рядом с ней устроилась полная женщина лет шестидесяти — та самая Татьяна Михайловна.
— И к чему этот цирк, — фыркнула Тамара. — Моя собственность. Я просто хочу продать часть.
— Тамара Петровна, — нотариус поправил очки, — ваши документы не совсем в порядке. После ухода супруга дом переходит в совместную собственность с наследниками.
— Чепуха! Муж отошел в мир иной пятнадцать лет назад!
— Но вы не оформили наследство правильно. Ваш сын имеет право на долю.
— Какая доля? Это мой дом!
Оксана достала телефон и положила на стол.
— А ещё у нас есть вот это, — она нажала кнопку.
Запись заполнила комнату. Лицо Татьяны Михайловны вытянулось, Тамара побагровела.
— Я же предупреждала! — закричала она. — Это незаконно!
— Как и продажа чужой доли, — спокойно ответил юрист. — Вы знали о правах сына, но скрыли это от покупателя.
Татьяна Михайловна встала.
— Тамара, ты мне не сказала, что тут такие сложности…
— Какие сложности? Они блефуют!
Но Татьяна уже двинулась к выходу.
— Звони, когда разберёшься с родственниками.
Следующие две недели превратились в кошмар. Тамара не отвечала на звонки. Юристы направили ей уведомление о незаконности сделки. Пришлось ехать к ней домой.
Тамара открыла дверь и молча пропустила их в дом. Она выглядела постаревшей на десять лет.
— Зачем вы пришли? Добить меня? — её голос дрожал.
— Мама, мы хотим решить всё мирно, — Андрей сел напротив.
— Какое «мирно»? Вы меня по судам затаскали! Родного сына ради денег не пожалели!
— Не ради денег, — возразила Оксана. — Ради справедливости.
— Справедливости? — Тамара горько засмеялась. — А где справедливость для меня? Я всю жизнь на этот дом копила! А теперь должна делиться?
— Ты могла просто сказать правду, — тихо ответил Андрей. — Мы бы поняли. Но ты обманывала нас годами.
Тамара молчала. Потом вдруг спросила:
— Что ты хочешь?
— Компромисс. Дом останется твоим до конца жизни. Но мы официально оформим наследство и нашу долю. И ты компенсируешь вложения в ремонт.
— Или что? — с вызовом спросила она.
— Или суд. С этой записью и всеми документами у тебя мало шансов.
Месяц спустя новые документы были подписаны. Тамара переехала в квартиру дочери своей подруги, а дом племяннику сдала.
Телефон с той записью Оксана удалила в тот же день.
Девочка торговала на трассе, вдруг проезжий незнакомец начал расспрашивать, кто её мать