Приемыш

— Что «Катя»? — она уже почти кричала. — Думаете, я не понимаю? Этот приемыш будет претендовать на наследство! На то, что должно принадлежать мне и моему ребенку!

— Господи, о чем ты говоришь? — Алина Федоровна побледнела. — Какое наследство? Мы просто хотим помочь ребенку обрести семью!

— Конечно-конечно, — истерически рассмеялась Катя. — А заодно разбазарить все на чужого! Нет уж, не выйдет!

Катя замерла перед зеркалом в прихожей, разглядывая свое отражение.

Никаких изменений пока не было заметно, но она уже чувствовала — внутри растет новая жизнь.

От этой мысли губы сами собой расплывались в счастливой улыбке.

— Кать, ты скоро? — донесся из глубины квартиры голос Максима. — Родители ждут, не опаздывай!

— Иду-иду! — отозвалась она, поправляя воротник шелковой блузки.

Сегодня был особенный вечер.

Традиционные семейные ужины по субботам впервые за полгода их брака с Максимом обещали стать чем-то большим, чем просто посиделками за маминым фирменным жульеном.

В просторной квартире родителей все дышало уютом и теплом. Алина Федоровна, как всегда безупречно причесанная, в любимом лавандовом платье, хлопотала у плиты.

Отец, Валерий Сергеевич, высокий, подтянутый мужчина с едва заметной проседью на висках, раскладывал столовые приборы.

— Дети приехали! — всплеснула руками мать, заслышав звонок. — Валера, открывай скорее!

Катя влетела в прихожую, повисла на шее у отца:

— Папулечка! Как же я соскучилась!

— Эй-эй, задушишь старика! — притворно захрипел Валерий Сергеевич, но дочь не отпускал, только крепче прижал к себе.

Максим степенно пожал тестю руку, чмокнул в щеку Алину Федоровну.

За полгода он уже стал в этом доме своим — уверенным, но почтительным, внимательным к мелочам.

— Ну что, к столу? — улыбнулась Алина Федоровна. — А то жульен остынет.

Катя переглянулась с мужем, легонько сжала его ладонь под столом. Сердце колотилось как сумасшедшее.

— Мам, пап, — начала она, когда все расселись. — У нас для вас новость.

Родители синхронно замерли с вилками в руках. Алина Федоровна чуть подалась вперед:

— Какая новость, доченька?

— Мы… — Катя сделала драматическую паузу. — Мы ждем малыша!

Звон упавшей вилки, мамин радостный возглас, отцовское «Ну наконец-то!» — все слилось в один счастливый гул.

Алина Федоровна кинулась обнимать дочь, Валерий Сергеевич крепко хлопал по плечу сияющего Максима.

— Господи, как же я рада! — всхлипывала мать. — Когда узнали? На каком сроке? К какому врачу ходите?

— Три недели назад, — улыбалась Катя. — Пока только шесть недель. Врача посоветовала Маринка с работы, говорит, очень хороший специалист.

— Ну вот, — растроганно произнес отец, поднимая бокал с соком. — За внуков!

Все потянулись чокаться. Катя поймала взгляд матери — та словно светилась изнутри от счастья.

— А знаете, — вдруг произнесла Алина Федоровна, отставляя бокал, — мы с папой тоже давно хотели вам кое-что сказать.

— Да? — Катя с любопытством посмотрела на родителей.

— Понимаете, дети… — мать замялась, бросила быстрый взгляд на мужа. Тот ободряюще кивнул. — Мы с папой решили усыновить ребенка.

Тишина, повисшая за столом, казалась оглушительной. Катя почувствовала, как земля уходит из-под ног.

— Что? — выдавила она. — Вы… что?

— Усыновить ребенка, — спокойно повторила мать. — Мы еще молоды, сил полно, да и возможности есть.

Столько детишек в детдомах ждут семью! Почему бы не подарить счастье хотя бы одному?

— Потрясающе! — восхищенно выдохнул Максим. — Какое благородное решение!

Но Катя его будто не слышала. В висках стучало, к горлу подкатывала тошнота — и вовсе не от токсикоза.

— Вы с ума сошли? — процедила она сквозь зубы. — Какое усыновление? Зачем?

— Катюша, — мягко начал отец, — мы же…

— Нет! — Катя вскочила, опрокинув стул. — Вы что, не понимаете? У вас скоро родной внук будет! Зачем вам какой-то… подкидыш?

— Катя! — ахнула мать.

— Что «Катя»? — она уже почти кричала. — Думаете, я не понимаю? Этот приемыш будет претендовать на наследство! На то, что должно принадлежать мне и моему ребенку!

— Господи, о чем ты говоришь? — Алина Федоровна побледнела. — Какое наследство? Мы просто хотим помочь ребенку обрести семью!

— Конечно-конечно, — истерически рассмеялась Катя. — А заодно разбазарить все на чужого! Нет уж, не выйдет!

— Катя, успокойся, — Максим попытался обнять жену, но она вывернулась.

— И ты туда же? — всхлипнула она. — Тебе-то что, ты не родной! А я… я не позволю!

Она выскочила из-за стола и кинулась в прихожую. Максим бросился следом:

— Катя, постой! Ты же беременная, нельзя так нервничать!

Эти слова словно отрезвили ее. Она замерла у двери, тяжело дыша. В столовой царила гробовая тишина.

— Хорошо, — глухо произнесла Алина Федоровна. — Давайте пока закроем эту тему. Тебе действительно нельзя волноваться.

Катя медленно обернулась. Родители смотрели на нее с какой-то странной смесью боли и жалости во взглядах.

Ей вдруг стало мучительно стыдно за свою вспышку.

— Простите, — пробормотала она. — Я… мне нехорошо. Можно мы поедем?

— Конечно, детка, — тихо ответил отец. — Отдыхай. Поговорим потом, когда все успокоятся.

Всю дорогу домой Катя молчала, отвернувшись к окну. Максим несколько раз пытался заговорить, но она только мотала головой: «Не сейчас».

А в висках все стучала предательская мысль: «Они не отказались. Просто отложили разговор. Но не отказались».

Живот уже заметно округлился, когда Катя случайно услышала телефонный разговор матери.

Она заскочила к родителям без предупреждения — живот немилосердно тянуло, и до своей квартиры было слишком далеко.

— Да-да, все документы готовы, — донесся из кухни мамин голос. — Завтра придем на собеседование… Конечно, мы понимаем всю ответственность…

Катя замерла у двери, чувствуя, как внутри поднимается удушливая волна гнева. Они все-таки не отступились! Втихаря, за ее спиной…

— Ой, Катюша! — Алина Федоровна выпорхнула из кухни и осеклась, увидев лицо дочери. — Ты чего так рано?

— Документы, значит? — процедила Катя. — Собеседование? А как же обещание подождать?

Мать побледнела, но глаз не отвела:

— Мы ждали. Четыре месяца ждали, пока ты успокоишься. Но я не понимаю, почему должна спрашивать у тебя разрешения!

— Потому что я твоя дочь! — взорвалась Катя. — Единственная! А ты хочешь притащить в дом какого-то…

— Не смей! — В глазах Алины Федоровны плеснулась боль. — Не смей так говорить о ребенке!

— Почему это? — Катя уже кричала в полный голос. — Что, правда глаза колет?

Думаешь, этот генетический мусор станет вам родным? Да такие дети — все с отклонениями! Бракованные!

— Замолчи! — Звонкая пощечина обожгла щеку.

Обе застыли, потрясенные случившимся. Алина Федоровна первой пришла в себя — шагнула к дочери:

— Господи, Катя, прости! Я не хотела…

— Не трогай меня! — Катя отшатнулась. — Ненавижу! Вам родная дочь не нужна, подавай приемыша!

— Родная? — Голос матери вдруг стал страшным, чужим. — Ты хочешь знать правду о родной крови?

Она рывком распахнула ящик серванта, выхватила какую-то папку:

— На, смотри! Документы из роддома, справки… Мы с отцом оба бесплодны, понимаешь? Оба! А ты… ты сама приемная! Вот и вся твоя родная кровь!

Папка полетела на пол, рассыпая пожелтевшие листы. Катя смотрела на них, не понимая, не веря…

— Врешь, — прошептала она. — Ты все врешь!

— Нет, — Алина Федоровна вдруг обмякла, ссутулилась. — Не вру. Мы забрали тебя из роддома… Совсем крошкой.

Катя попятилась к двери. В ушах звенело, комната плыла перед глазами.

— Катенька, — мать шагнула к ней. — Доченька…

— Не подходи!

Она вылетела из квартиры, скатилась по лестнице. Куда бежать? Домой? К Максиму? Нет, не хочет она никого видеть!

Ноги сами принесли ее в старый парк неподалеку. Здесь они с отцом кормили уток, когда она была маленькой… С отцом? А был ли он ей отцом?

Катя без сил опустилась на скамейку. Внутри было пусто и гулко, словно вынули душу. Все ложь. Вся ее жизнь — одна большая ложь.

Телефон разрывался от звонков — мама, папа, Максим. Она сбрасывала их механически, не глядя. В голове крутились собственные злые слова: «генетический мусор», «бракованные»… Господи, что же она наговорила?

Первые капли дождя упали на щеки, смешиваясь со слезами. Или это она плачет? Катя подняла голову к свинцовому небу. Вот ведь как получается — сама оказалась тем самым «подкидышем», которым попрекала других.

А ведь родители… Они выбрали ее. Могли взять любого ребенка, но выбрали именно ее. Растили, любили, отдавали все до последней капли. Разве это не настоящая семья?

Телефон снова завибрировал. Катя взглянула на экран — Максим. Надо ответить, он же с ума сходит…

— Алло, — голос звучал хрипло от слез.

— Катя! — выдохнул муж. — Где ты? Мы все с ног сбились!

— В нашем парке… Макс, ты знаешь?

— Знаю. Мама все рассказала. Я сейчас приеду…

— Нет, — перебила она. — Не надо. Я сама. Только… заедем в кондитерскую?

— В кондитерскую? — опешил Максим.

— Да. Купим тот огромный торт, который мама любит. С черносливом и грецкими орехами.

Через час Катя стояла перед родительской дверью, прижимая к груди объемистую коробку. Пальцы дрожали, когда она нажимала на звонок.

Дверь распахнулась мгновенно — словно ждали у порога. Заплаканная мать, осунувшийся отец…

— Мам, пап… — Катя всхлипнула. — Простите меня. Я такая…

Они стояли втроем, обнявшись, и ревели как дети. На полу сиротливо пристроилась помятая коробка, из которой предательски просачивался крем.