— Мама, я нашла твою сберкнижку у бабушки, — сказала Ольга, протягивая потрепанную серую книжицу.
Ирина замерла с полотенцем в руках. Кровь отхлынула от её лица, оставив лишь бледно-серый оттенок. Медленно, будто не в силах двинуться быстрее, она обернулась к дочери.
— Где ты её взяла? — голос прозвучал хрипло, едва слышно.
— У бабушки в шкафу, помогала ей с весенней уборкой перед Пасхой. Там три миллиона рублей, мама. Три миллиона! — Ольга тряхнула сберкнижкой перед лицом матери. — Ты объяснишь мне это? Всю жизнь мы жили в режиме экономии. Всю мою жизнь я слышала «нет денег», «не можем себе позволить», «накопим потом». А тут — три миллиона!
Ирина сделала резкий шаг вперед и выхватила книжку из рук дочери.
— Это не твое дело, — отрезала она.
— Не мое дело? — глаза Ольги расширились от возмущения. — Мы отказывали себе во всем. Я работала с восемнадцати лет, чтобы платить за институт. Сережа брал подработки, чтобы мы могли купить квартиру. А теперь выясняется, что все это время ты скрывала от нас миллионы?
Ирина сжала губы в тонкую линию, сберкнижку прижала к груди, словно защищая.
— Ты не понимаешь. Это… сложно, Оля.
— Тогда объясни мне! — Ольга стукнула ладонью по столу. — Я имею право знать!
Ирина молча отвернулась к окну. За стеклом наливались почки на деревьях, апрельское солнце ласково касалось свежей зелени.
— Это деньги твоего отца, — наконец произнесла она тихо. — И я не могу больше ничего сказать. Пожалуйста, оставь это.
— Папы? — Ольга опустилась на стул. — Но он умер, когда мне было семь. Откуда у него такие деньги? И почему мы жили так, будто у нас нет ни копейки?
Ирина лишь покачала головой, прижимая книжку к груди еще крепче.
— Уходи, пожалуйста. Мне нужно побыть одной.
Сергей нахмурился, постукивая пальцами по рулю остановившейся на светофоре машины.
— И она просто отказалась объяснять?
— Да, — Ольга смотрела в окно, но не видела улицы — перед глазами стояло побледневшее лицо матери. — Представляешь? Всю жизнь каждую копейку считала, мне даже на выпускное платье денег не нашлось. А тут три миллиона! Три!
— Может, они недавно появились? — предположил Сергей, трогая с места.
— Нет, судя по датам в книжке, деньги лежат там с 1993 года. С девяносто третьего, Сережа! Мне тогда и пяти не было.
Сергей присвистнул.
— Но ведь это какие-то бешеные деньги для тех времен. Откуда они у твоего отца?
Ольга покачала головой.
— Не представляю. Он же был обычным инженером на заводе. Ездил в командировки часто… — Она вдруг осеклась. — Командировки. Боже, Сережа, как думаешь, он мог быть замешан в чем-то… неправильном?
— В девяностые многие крутились как могли, — задумчиво произнес Сергей. — Но твой отец… я всегда слышал о нем как о порядочном человеке.
— Я тоже так думала, — горько ответила Ольга. — Как и то, что моя мать не способна лгать мне всю жизнь.
Елена Михайловна встретила внучку с привычной радостью, но, заметив выражение лица Ольги, тяжело вздохнула.
— Знаю, зачем пришла. Мать звонила, предупредила.
— И что она сказала? — Ольга села напротив бабушки за маленький кухонный стол.
— Что ты нашла то, что не следовало, — старушка аккуратно налила чай в фарфоровые чашки. — Что теперь придется все рассказать.
— Так ты знаешь про деньги? — Ольга подалась вперед.
Бабушка кивнула.
— Конечно знаю. Я даже была против того, чтобы их прятать. Всегда говорила Ирине — детям нужно помогать, пока они молодые. А не когда уже своих детей вырастили.
— Так почему она скрывала? Откуда вообще эти деньги?
Елена Михайловна отпила чай, задумчиво глядя куда-то мимо внучки.
— Это компенсация, Олечка. Государственная. Твой отец участвовал в секретных испытаниях. Военных. Это подорвало его здоровье, хотя сначала никто и не понял. Потом, когда стало хуже, ему выплатили компенсацию.
Ольга почувствовала, как по спине пробежал холодок.
— Какие испытания? Почему я ничего об этом не знаю?
— Потому что твой отец взял с Ирины слово — никогда не рассказывать. Особенно тебе. Он хотел, чтобы ты помнила его здоровым, сильным. Не хотел жалости. И не хотел, чтобы ты знала… — она замялась, — о некоторых аспектах его работы.
— Но три миллиона, бабушка! Почему нельзя было хотя бы часть потратить? На мое образование, на жилье? Мы с Сергеем семь лет выплачивали ипотеку!
Елена Михайловна отставила чашку.
— А вот это уже вопрос не ко мне, а к твоей матери. У нее были свои соображения. Не мне их судить.
— Какие еще соображения могут быть, чтобы морить семью в нищете при таких деньгах? — горячо воскликнула Ольга.
— Ей казалось, что если ты получишь легкие деньги, то не научишься ценить труд, — тихо ответила бабушка. — Она боялась тебя испортить.
Ольга рассмеялась, но в смехе не было веселья.
— Испортить? Я с восемнадцати лет пахала как лошадь! Неужели она думала, что я спущу все деньги на глупости?
— Не знаю, Олечка, не знаю, — покачала головой бабушка. — Но есть еще кое-что, чего ты не знаешь…
— Эти деньги были для тебя, — сказала Ирина, когда Ольга буквально ворвалась в ее квартиру тем же вечером. — Твой отец оставил их на твое образование, на твое будущее.
— Тогда почему я ничего не получила? — Ольга скрестила руки на груди. — Почему я узнаю об этом только сейчас, когда мне тридцать пять и я сама уже воспитываю дочь-подростка?
— Потому что я решила, что тебе будет лучше без них, — твердо ответила Ирина. — Я видела, что случилось с детьми моих знакомых, которые получили все слишком легко.
— Ты не имела права решать за меня!
— Имела. Я твоя мать.
— Ты лишила меня нормальной молодости! — в глазах Ольги блеснули слезы. — Я могла не мучиться на трех работах, могла получить нормальное образование, а не бегать на вечерний факультет! Мы с Сергеем могли купить квартиру без этой проклятой ипотеки!
— И что бы тогда из тебя выросло? — Ирина повысила голос. — Избалованная девчонка, которая не ценит ничего в жизни?
— Это был мой выбор! — Ольга стукнула кулаком по столу. — Мой! Не твой!
— Я делала то, что считала правильным!
— Ты делала то, что было удобно тебе! — Ольга не сдерживала слез. — Признайся, тебе просто было проще контролировать меня, когда я зависела от каждой твоей копейки!
Ирина отшатнулась, словно ее ударили.
— Как ты смеешь…
— А бабушка говорит, там было условие от папы, — перебила Ольга. — Что деньги должны были пойти на мое образование. Но ты решила, что знаешь лучше, да?
Ирина опустилась на стул, ее плечи поникли.
— Ты не понимаешь, как было тяжело. Твой отец начал болеть, когда тебе было всего три. Я боялась, что останусь одна с маленьким ребенком и без средств к существованию.
— Поэтому ты рада была получить компенсацию? — Ольга моментально ухватилась за новую информацию.
— Нет! — Ирина вскинула голову. — Я бы все отдала, чтобы он был здоров! Компенсация… это были кровавые деньги, Оля. Они разрушили его жизнь!
— О чем ты говоришь? Бабушка сказала про какие-то секретные военные испытания…
Ирина глубоко вздохнула.
— Твой отец был инженером-испытателем. В начале девяностых, когда все рушилось, ему предложили хороший контракт — участвовать в испытаниях новой техники. Он согласился. Мы были молоды, у нас была маленькая дочь, нужны были деньги. Ему обещали полную безопасность.
Ольга слушала, затаив дыхание.
— Что случилось?
— Там произошел сбой. Никто не ожидал. Твой отец и еще несколько человек получили… воздействие. Сначала казалось, что все обошлось. Но через год начались проблемы со здоровьем. Государство признало ответственность и выплатило компенсации. Но было поздно. Здоровье пошло под откос.
— Поэтому он так часто лежал в больнице?
— Да, — тихо ответила Ирина. — Я говорила тебе, что у него проблемы с сердцем. Это была лишь часть правды.
— Но деньги… Почему ты не потратила их на его лечение?
— Мы потратили, Оля. — Ирина покачала головой. — Часть суммы ушла на лечение. Но это не помогло. А оставшиеся… он взял с меня слово, что они пойдут на твое образование. Только я должна была решить, когда и как. Он сказал: «Не давай ей все сразу. Пусть научится жизни».
— И ты решила не давать вообще ничего? — горько спросила Ольга.
— Я хотела дождаться правильного момента! — вскрикнула Ирина. — Когда ты повзрослеешь, станешь мудрее…
— Мне тридцать пять, мама! У меня своя дочь-подросток! Какого еще момента ты ждала?
Ирина не ответила, лишь отвернулась к окну.
— Это несправедливо, — сказала пятнадцатилетняя Марина, сидя рядом с матерью на скамейке в парке. — Бабушка должна была отдать тебе эти деньги.
Ольга слабо улыбнулась, глядя на дочь. Та выросла такой принципиальной, такой прямолинейной.
— Жизнь вообще часто несправедлива, Маришка.
— И что теперь будет? — Марина подтянула колени к груди. — С деньгами, с бабушкой Ирой?
Ольга вздохнула.
— Не знаю. Мы очень сильно поссорились. Я наговорила ей вещей, о которых теперь жалею.
— Но ты была права! — горячо возразила Марина. — Она не имела права скрывать от тебя такие деньги. Это же… это воровство!
— Юридически нет, — покачала головой Ольга. — Сберкнижка оформлена на нее. Она имела полное право распоряжаться этими деньгами.
— Но морально?
— Морально… сложнее, — признала Ольга. — С одной стороны, я злюсь на нее. С другой — начинаю понимать. В девяностые было страшное время. Она боялась остаться одна с маленьким ребенком, без мужа, без средств…
— Но потом-то! Когда ты выросла!
— Сложно менять привычки, милая. Она привыкла экономить, прятать деньги на черный день. И, может, думала, что делает как лучше.
— Фу! — Марина скривилась. — Я бы с ней вообще не разговаривала после такого.
Ольга обняла дочь за плечи.
— В семье все сложнее, чем кажется на первый взгляд.
Неделя прошла в молчании. Ольга не звонила матери, та — не звонила ей. Но внутри у Ольги кипело. Она не могла выбросить из головы мысль о трех миллионах, которые могли бы изменить ее жизнь, сделать ее легче, проще, комфортнее.
В следующую субботу раздался звонок.
— Ольга? — голос бабушки звучал встревоженно. — Приезжай скорее. Мы с твоей матерью серьезно поговорили, и она хочет тебе кое-что показать.
Ольга колебалась лишь мгновение.
— Еду.
В квартире матери было тихо. Ирина встретила дочь у двери, лицо ее было бледным, под глазами залегли тени.
— Проходи, — сказала она тихо, пропуская Ольгу в прихожую. — Я хочу тебе кое-что показать.
Они прошли в комнату, где на столе лежала стопка бумаг.
— Что это? — спросила Ольга.
— Документы, — ответила Ирина. — Договор с Министерством обороны, медицинские заключения, документы о компенсации. И… письмо от твоего отца. Он написал его, когда понял, что не выздоровеет.
Ольга осторожно взяла верхний лист — пожелтевший от времени, с выцветшими чернилами. Почерк отца, который она почти не помнила…
«Дорогая Ирина, если ты читаешь это письмо, значит, я не смог победить. Не вини себя и не вини тех, кто отправил меня на эти испытания. Я сам сделал выбор. Деньги, которые мы получили, должны обеспечить будущее нашей дочери. Но помни — легкие деньги легко потратить. Не давай ей все сразу. Пусть она сначала поймет ценность труда, научится стоять на своих ногах. Когда решишь, что она готова — отдай ей эти деньги. Я полагаюсь на твое суждение…»
Ольга осеклась, не в силах читать дальше. Слезы затуманили взгляд.
— Он доверил тебе решение, — прошептала она.
— Да, — тихо ответила Ирина. — И, возможно, я ошиблась, когда решила ждать так долго. Но я хотела, чтобы ты сначала встала на ноги, нашла свой путь. Чтобы эти деньги были дополнением к твоей жизни, а не ее основой.
— Но я столько лет мучилась, — в голосе Ольги звучала обида. — Работала на износ, отказывала себе во всем…
— И посмотри, кем ты стала, — мягко сказала Ирина. — Сильной, независимой, умеющей добиваться своего. Разве ты была бы такой, если бы все досталось легко?
Ольга не ответила. В комнате повисла тяжелая тишина.
— Я все еще считаю, что ты поступила неправильно, — наконец произнесла она. — Ты должна была сказать мне. Должна была дать мне выбор.
— Может быть, — согласилась Ирина. — Но я делала то, что считала правильным тогда. И… — она глубоко вздохнула, — я боялась потерять контроль. Боялась, что если отдам тебе деньги, ты уйдешь, станешь независимой от меня. Что я потеряю последнюю связь с тобой.
Ольга посмотрела на мать новым взглядом. Впервые она увидела не строгую, принципиальную женщину, а просто человека — с его страхами, слабостями, ошибками.
— Я бы не ушла, мама, — сказала она тихо. — Ты моя мать, как бы я ни злилась на тебя.
Ирина опустила взгляд.
— Сберкнижка теперь твоя, — сказала она, протягивая серую книжицу. — С процентами там уже больше четырех миллионов. Делай с ними что хочешь.
Ольга не спешила брать сберкнижку.
— А что бы сказал папа, если бы узнал, что ты хранила эти деньги двадцать восемь лет?
Ирина вздрогнула.
— Не знаю, — честно ответила она. — Возможно, он был бы разочарован. Но я делала то, что считала правильным. И буду жить с этим.
Ольга наконец взяла сберкнижку.
— Я должна подумать, — сказала она. — Это… слишком много за один день.
Она направилась к выходу, но у двери остановилась.
— Знаешь, что самое печальное? Не то, что мы жили скромно. Не то, что я работала как проклятая. А то, что ты никогда не доверяла мне настолько, чтобы рассказать правду. Ни о папе, ни о деньгах. Ничего.
Ирина молчала, и в этом молчании было больше боли, чем в любых словах.
— Вы помирились? — спросила Марина, когда Ольга вернулась домой.
— Нет, — Ольга покачала головой. — Но… мы поговорили.
— И что теперь будет с деньгами? — Марина не скрывала любопытства.
— Они теперь мои, — Ольга показала сберкнижку. — Четыре миллиона рублей.
— Вау! — глаза Марины расширились. — Это же куча денег! Мы можем купить новую машину? Или поехать в путешествие? Или…
— Стоп, стоп, — Ольга подняла руку. — Не так быстро. Нам нужно все обдумать.
— Что тут думать? — вмешался Сергей, входя в комнату. — Деньги твои по праву. Твой отец хотел, чтобы они пошли на твое образование, на твое будущее.
— Да, но теперь у меня уже есть образование, своя семья, работа…
— Значит, потратим на что-то другое, — пожал плечами Сергей. — На новую квартиру, например. Или на образование Марины.
Ольга задумалась.
— Знаешь, что меня больше всего задевает? — сказала она наконец. — Не то, что мы жили скромно. А то, что мама не доверяла мне. Она решила за меня, что я не справлюсь с этими деньгами. Что я не достойна знать правду о своем отце.
— Ну, она всегда была немного… контролирующей, — осторожно заметил Сергей.
— Немного? — Ольга рассмеялась без веселья. — Она контролировала каждый мой шаг! И теперь я понимаю почему. Она боялась, что если я стану независимой, то уйду от нее. Что она потеряет контроль.
— И что ты собираешься делать? — спросил Сергей.
Ольга посмотрела на сберкнижку в своих руках.
— Я еще не знаю. Но одно я знаю точно — я не хочу быть такой же с Мариной. Не хочу контролировать каждый ее шаг, не доверять ей, решать за нее.
Она повернулась к дочери.
— Часть этих денег пойдет на твое образование, Маришка. Так хотел твой дедушка. И я хочу, чтобы ты знала — я всегда буду честна с тобой. Даже если правда будет сложной или болезненной.
— А с бабушкой что? — тихо спросила Марина.
Ольга вздохнула.
— Не знаю. Это не та рана, которая заживает быстро. Но она моя мать. И, несмотря ни на что, я ее люблю.
Прошел месяц. Ольга не общалась с матерью, лишь изредка звонила бабушке, чтобы узнать, как та себя чувствует. Деньги со сберкнижки она перевела на свой счет, но пока не тратила — не могла решить, как правильно распорядиться этим неожиданным наследством.
Однажды вечером раздался звонок в дверь.
На пороге стояла Ирина, в руках — небольшая коробка.
— Можно войти? — спросила она тихо.
Ольга молча отступила, пропуская мать в квартиру.
— Я принесла еще кое-что, — сказала Ирина, протягивая коробку. — Вещи твоего отца. Его дневники, фотографии из командировок, документы… Я думаю, тебе стоит это иметь. Чтобы лучше понять, кем он был.
Ольга осторожно взяла коробку.
— Спасибо, — произнесла она сдержанно.
— Я была неправа, — неожиданно сказала Ирина. — Весь этот месяц я думала… анализировала. Ты права — я слишком все контролировала. Слишком боялась отпустить.
Ольга не ответила, лишь смотрела на мать выжидающе.
— Я не прошу прощения, — продолжила Ирина. — Потому что знаю, что то, что я сделала… это не исправить простым «прости». Но я хочу, чтобы ты знала — я сожалею. И я горжусь тем, какой человек из тебя вырос. Даже без этих денег, даже без моей помощи, ты добилась всего сама. И это… это стоит больше любых миллионов.
В глазах Ольги блеснули слезы, но она сдержалась.
— Мне нужно время, мама, — сказала она тихо. — Я не могу просто забыть и двигаться дальше. Но… спасибо за коробку. И за то, что пришла.
Ирина кивнула.
— Я понимаю. И буду ждать, сколько потребуется.
Она направилась к двери, но Ольга окликнула ее:
— Мама!
Ирина обернулась.
— Я не знаю, сможем ли мы когда-нибудь вернуться к тому, что было раньше, — сказала Ольга. — Но ты все еще моя мать. И я хочу, чтобы Марина знала свою бабушку. Может… может, ты придешь к нам на ужин в воскресенье?
В глазах Ирины промелькнула надежда.
— Конечно, — сказала она тихо. — Я приду.
Когда за Ириной закрылась дверь, Ольга долго стояла, глядя на коробку в своих руках. Внутри — прошлое ее отца, которого она почти не помнила. Внутри — ответы на вопросы, которые она даже не знала, что хочет задать.
Она осторожно открыла крышку и достала выцветшую фотографию: молодой мужчина в форме стоит возле какого-то оборудования, улыбается в камеру. Ее отец. Человек, чьи решения до сих пор влияют на ее жизнь.
«Что бы ты сказал мне сейчас?» — подумала Ольга, проводя пальцем по фотографии. И почему-то была уверена, что знает ответ: «Будь сильной. Но не забывай о главном — о семье. Деньги приходят и уходят, а семья остается».
Она аккуратно положила фотографию обратно в коробку. Впереди долгий путь — к примирению, к пониманию, к прощению. Но сейчас, впервые за долгое время, Ольга почувствовала, что этот путь возможен. Не легкий, не быстрый, но возможный.
И, может быть, стоит попробовать пройти его вместе.
