Людмила возилась в теплице с помидорами, когда за забором раздался знакомый голос:
— Ма! Ты тут?
Она выпрямилась, хрустнув спиной, вытерла руки о передник и пошла к калитке.
— Тут я, Лерочка. Ой, и Тимошка приехал! — Людмила с радостью распахнула объятия навстречу внуку. — А Рома что, на работе?
— Ага, как всегда. Пойдём в дом, я тебе гостинцы привезла, — ответила Валерия.
Людмила с трудом шагнула вперёд — и ойкнула: боль кольнула поясницу и отдала в ногу. Дочь тут же нахмурилась:
— Опять спина? Мам, ты что себя не бережёшь?
— Да ерунда. Как повожусь в огороде — болит, но отойдёт, — махнула она рукой, поднимаясь по деревянным ступенькам крыльца.
На кухне стояли два больших пакета. Людмила заглянула в них, брови полезли вверх:
— Ну и зачем столько? Мне одной не съесть. Или вы у меня остаться хотите?
— Мам, я нашёл трактор! И динозавра! — радостно закричал Тимошка из комнаты.
— Хорошо, играй, только не мешай, — отмахнулась Валерия. — Нет, мама, завтра уедем. Работы много.
А Людмила всё ждала, когда дочь скажет главное. Сердце подсказывало — что-то случилось. Просто так Валерия не приезжала с тех пор, как замуж вышла и переехала в город.
— У тебя тепло, — сказала Валерия, прижавшись к печке. — Так уютно. У нас в квартире не то.
— Сырые ночи уже. Да и спать приятнее, когда натоплено, — кивнула Людмила.
Поужинали, поставили тесто на пироги. Внук, надышавшись свежим воздухом, быстро заснул. А потом, когда в доме остались только тени да слабый свет от лампочки под потолком, Валерия вдруг сказала:
— Мам, мне надо с тобой поговорить.
— Я уже поняла. Говори, дочка. Что у вас случилось?
Валерия отвела глаза. Голос был странный, чуть дрожащий:
— Всё нормально. Просто… Мы с Ромой решили купить квартиру побольше. И он хочет второго ребёнка.
— Ну и слава богу. Правильно. А я-то уже думала… — Людмила замялась. Сердце всё равно ныло.
— Мам… Мы не потянем ипотеку. У нас ещё кредит за машину висит. Рома говорит — надо продать твой дом, а ты переедешь к нам. У тебя будет своя комната. Всё удобства, горячая вода. Не придётся больше с вёдрами к колодцу ходить.
Людмила чуть скривилась. Она-то прекрасно знала, что её дом не роскошь. Но свой. Тёплый. Привычный. Её.
— Дом старый, да. Но тут мои родители жили. И я… — она осеклась.
— Мам, это же ради тебя! Зачем тебе всё тянуть одной? Сама посмотри: спина болит, давление скачет. А вдруг что? Тут больницы нет. Ты вспомни тётю Зину — упала в огороде, а нашли только через день…
Людмила сжалась. Всё верно. Всё по делу. И внуку в городе лучше, и младенца она бы помогла нянчить… Но что-то внутри не давало согласия.
— Не знаю. Боюсь вам мешать, — проговорила она.
— Да ну, мам! Ну что ты. Мы с тобой рядом, будет легче всем. У тебя комната отдельная. Тимошка в восторге. Я рожу — ты поможешь. Ну, пожалуйста.
Людмила вздохнула. Всё как будто правильно, логично, а в душе — пусто.
— Мам, подумай. Хотя бы до утра. Я тебя ни о чём не просила никогда, — тихо добавила Валерия.
Ночью Людмила почти не спала. К утру она напекла пирогов с луком, с капустой, с творогом, а в голове — качели. Одна мысль: вроде всё верно, но сердце ноет. Старый дом… он как живой. Стены, в которых плакали и смеялись. Грецкий орех под окном, посаженный Павлом.
Но когда утром дочь спустилась на кухню, Людмила сказала:
— Ладно. Продавайте. Перееду к вам.
Дом продали быстро. Людмила собрала узел с вещами. Остальное — посуду, мебель, текстиль — оставили покупателям. Всё равно некуда везти.
Пока шли сделки, она жила у сына, Артёма. Город, тепло, аптеки под боком, больница через дорогу. Думала — может, и правда всё к лучшему.
Родилась внучка — Полинка. Сколько было счастья! Людмила помогала, гуляла с коляской, варила супы. Деньги от продажи дома разделила — половину отдала Артёму. Справедливо же. Младшей — квартиру, старшему — поддержку.
Но через год стало как-то неуютно. Тимошка подрос — теперь за компьютером целыми днями. Валерия вышла на работу. А Людмила осталась — как мебель. Готовила, убирала. Но вместо «спасибо» всё чаще слышала:
— Мама, ну зачем ты опять не туда кастрюлю поставила?
— Мам, не надо громко телевизор включать — ребёнок спит.
— Мам, ты что, бельё постирала не в деликатном режиме? Я же просила!
Однажды Людмила забыла про чайник. Он выкипел и сгорел. Она сама пошла в магазин за новым, но когда вернулась, услышала разговор за дверью.
— Я больше не могу, — шептала Валерия. — Храпит ночами, я не высыпаюсь. Вечно что-то путает. И с ребёнком страшно оставлять.
— Лер, ну что ты, — пытался успокоить её Рома. — Это ж твоя мама.
Людмила стояла в коридоре и слушала. Сердце обливала какая-то ледяная смесь из обиды и стыда.
— Помнишь, как ты просила меня продать дом? Говорила — у меня будет своя комната, своё место… А теперь что? — спросила она, появившись на кухне.
— Мам, да что ты опять начинаешь, — раздражённо ответила Валерия. — С тобой невозможно говорить. Не нравится — поезжай к Артёму.
Людмила не сказала ни слова. Пошла, собрала сумку. Поехала к сыну.
Артём встретил без восторгов. Двушка. Жена — не в восторге. Поставили кровать в комнате Вики — внучки-подростка. Людмила чувствовала себя не то что гостьей, а квартиранткой.
Через неделю она уехала. Куда? К соседке. К Алевтине Андреевне. Та жила через деревню. Ещё жива. А главное — рядом с родным местом.
И вот однажды она шла мимо бывшего дома. Дождь. Занавески — её, старые. На крыльце — мужчина, чистит рыбу. Всё как раньше.
— Вы кого-то ищете? — спросил он.
— Тут жила. Это мой дом… был.
Мужчина подошёл. Высокий. Немолодой. С внимательными глазами.
— Меня зовут Юрий. Я тут не живу постоянно. Приезжаю отдыхать. А вы… не хотите тут остаться?
— Как остаться?
— Я по три недели тут бываю в году. Мне было бы только спокойнее, если бы кто-то присматривал. Печь, сад… Живите. Уютно же.
Людмила долго смотрела на него. А потом… кивнула.
— Спасибо.
И впервые за много месяцев почувствовала: она дома.