Проснулся. Всё плыло. В глазах — муть, в ушах — гул. Хотел сказать что-то, но вместо слов вышел только сип.
Тело чувствует, но не подчиняется — как в чужой оболочке. Провода, трубки, капельницы.
Мерцание мониторов, слабое пиканье. Значит, жив. Значит, реанимация.
Где-то рядом голос. Женский. Знакомый. Очень. Жена. Лена.
— А когда можно будет переоформить имущество? — услышал.
Что?.. Он даже не сразу понял, что речь о нём.
— Да, он уже не жилец. Понимаешь, надо всё решить быстро…
Онемел. Снова гул в голове. Захотел позвать её, но не смог. Горло сухое, язык как наждачка. Хотел воды. Хоть глоток. Хоть кого-то позвать. Никого.
— Когда приедешь? — сказала Лена с улыбкой в голосе. — Я тоже скучаю. И наконец не надо бояться, что он вернётся.
Вот и всё. Он понял. Умер бы — ей было бы даже удобнее. Он притворился мёртвым.
Шаги. Ленин голос:
— Доктор, скажите… Сколько ему ещё мучиться?
— Верьте в лучшее, — ответила женщина. Молодая. — Не стойте тут, вам сообщат.
Лена ушла. Каблуки цокнули. В палату зашла медсестра. Пощёлкала по приборам, глянула на него.
Губы её дрогнули:
— Возьмёт и выживет… Всем смертям назло.
Он чуть приоткрыл глаза. Она посмотрела на него. Улыбнулась:
— Что и требовалось доказать.
Потом пришли другие. Осматривали, брали кровь. Потом все ушли. Осталась одна девчонка. Санитарка. Поднесла к губам мокрую ватку. Он жадно прижал к ней губы. Хоть чуть влаги.
— Пока нельзя пить, простите. Вы — молодец. Отдохните немного, ладно? Я сейчас врача позову.
— Жене… не надо… сообщать… — прошептал.
— Не скажем. Поняли.
Санитарка кивнула и вышла. Через пару минут зашла врач. В коридоре, не стесняясь, прошептала:
— Я бы таких к больнице не подпускала. Только и мечтают, чтобы овдоветь. Земля таких носит…
Максим смотрел в потолок. Всё внутри кипело. Жил для неё. Всю жизнь крутился, чтобы она ни в чём не нуждалась. А теперь…
Прошло несколько дней. Ему стало легче. Врач приходила часто. Звали её Кира. Сидела рядом и разговаривала с ним не как с больным, а как с человеком, которого давно знает.
— Я не могу больше скрывать от вашей жены, что вы пришли в себя, — сказала Кира. — Вас завтра переводят в обычную палату.
— Понял. Придётся встретиться лицом к лицу. Хоть и не готов.
Он замолчал. Вспомнил голос жены. Ком подступил к горлу.
— Я тоже слышала, — прошептала Кира. — Не понимаю, как можно так относиться к близкому человеку.
— А теперь и не важно. Буду разводиться.
На следующий день Лена приехала. Улыбка, маска скорби, покачала головой.
— Я бы хотела узнать, как там Макаров Максим? — голос жалобный, мягкий.
— Его больше нет, — пожала плечами пожилая медсестра.
Лена вспыхнула внутри. Вышла, даже не дослушав. Она не заметила Максима, стоявшего у окна в другом корпусе. Он смотрел на неё и улыбался.
Пора. Врачам он сказал, что должен уйти. Подписал бумаги. Такси. Дом.
Открыл дверь. В гостиной — мужик в трусах.
— Вот этот камин к чёрту, — говорил тот. — А сюда звуковую систему. Мощную.
Максим вошёл. Лена побледнела.
— Макс?!
— Молчать. У вас пять минут. Потом приедет охрана.
— Я… думала… я не знала, как справиться с горем!
— Ага. Поэтому в дом чужого мужика привела. Пошла вон, Лена. Попробуешь что-то отсудить — ещё и должна останешься.
Вспомнил, как Кира сидела рядом. Как смотрела в глаза. Без фальши. Вот за кого держаться стоит.
Замки в доме сменил. Охране поручил следить.
Вернулся в больницу. Всё как по нотам. С Кирой общались просто. Без притворства. Легко. Свободно.
После выписки начался развод. Лена требовала долю. Максим напомнил про кредит. Общий. Согласилась отказаться.
Проклинала. Орала. Плевалась. А он смотрел мимо неё. Пусто. Пустое место. Не осталось ничего.
Прошло время. Он подумал о Кире. Захотел сказать «спасибо». Пришёл в больницу. Дежурство. Операция. Ждал. Несколько часов.
Вышла. Уставшая. В глазах слёзы.
— Спасли? — спросил.
— Да. Слава Богу.
— Это вам, — он протянул цветы. — Я… давно хотел пригласить вас на свидание.
Она улыбнулась.
— Соглашусь. У меня смена через полчаса заканчивается.
— Прогулка — хорошая реабилитация?
— Ещё какая. И для вас, и для меня.
Соврав и жене, и матери. Но правда догнала и он оказался ночующим на старом диване в родительской квартире