В тот вечер все пошло наперекосяк с самого начала. Ольга вернулась с работы позже обычного – в бухгалтерии опять были проблемы с отчетами, и ей пришлось задержаться. Сумки с продуктами оттягивали руки, а в голове крутился бесконечный список дел: приготовить ужин, погладить Сереже рубашку на завтра, проверить уроки у Машеньки…
Входная дверь поддалась с трудом – снова заедает замок, а муж все никак не соберется его починить. В прихожей Ольга споткнулась о разбросанные кроссовки. Сережины, конечно. Как всегда, скинул как попало. Двадцать лет живем вместе, а он все никак не научится ставить обувь на место.
– Ты дома? – крикнула она, стараясь удержать равновесие с пакетами.
В ответ – тишина. Только из гостиной доносилось приглушенное бормотание телевизора. Ольга прошла на кухню, с грохотом поставила сумки на стол. Раздраженно выдохнула, заметив гору немытой посуды в раковине. С утра оставила чистую кухню, а теперь…
– Сереж! – позвала она снова, уже громче. – Ты что, не слышишь?
– А? Что? – донеслось наконец из гостиной. – Я работаю, Оль. Тут важный проект…
Она заглянула в комнату. Муж сидел в своем любимом кресле с ноутбуком, на экране телевизора беззвучно мелькал футбольный матч.
– Я вижу, как ты работаешь, – процедила Ольга. – А посуду помыть никто не мог? Дочь уроки сделала?
– Маша в своей комнате, – отмахнулся Сергей, не отрывая взгляда от экрана ноутбука. – Сказала, что сама справится.
Что-то внутри у Ольги оборвалось. Все эти годы она крутилась как белка в колесе – работа, дом, семья. А что взамен? Вечно уставший муж в кресле и вечный бардак, с которым она борется в одиночку.
– Знаешь что… – начала она, чувствуя, как дрожит голос. – Ты хоть понимаешь, что я уже не могу так больше? Что я устала быть всем для всех?
Сергей наконец поднял глаза от ноутбука: – Оль, ну что опять начинается? Я же работаю…
– Работаешь? – Ольга почувствовала, как внутри поднимается волна гнева. – А я, по-твоему, что делаю? Ты думаешь, я для тебя ничего не делаю? – Голос сорвался на крик. – Попробуй хотя бы день без меня… Хотя бы один день!
Она развернулась и вышла из комнаты, с силой хлопнув дверью. В кухне загремела посуда – яростно, отчаянно. Сквозь шум воды и звон тарелок Ольга не слышала, как муж тихо выругался и вернулся к своей «работе». Она терла тарелки с остервенением, а по щекам катились злые слезы.
«Все. Хватит», – стучало в висках. Двадцать лет она была идеальной женой, матерью, хозяйкой. Готовила, стирала, гладила, помнила про дни рождения всех родственников, записывала Машу к врачам, следила за уроками… А сама? Когда она в последний раз думала о себе? Когда муж в последний раз замечал ее усталость, ее потребности?
Вода лилась из крана, а Ольга смотрела в окно на темнеющее небо и чувствовала, как внутри зреет решение. Может быть, действительно пора показать им всем, как выглядит жизнь без нее? Хотя бы ненадолго. Хотя бы на пару дней…
Следующие два дня прошли как в тумане. Ольга механически выполняла привычные дела – готовила, убирала, ходила на работу. Только теперь каждое действие отзывалось внутри глухой болью. «Для кого все это?» – стучало в голове при каждом взмахе половой тряпки, при каждом повороте ложки в кастрюле.
Сергей делал вид, что ничего не произошло. Утром торопливо проглатывал завтрак, бросал привычное «пока» и исчезал на работе до позднего вечера. Только в его «пока» появились какие-то новые нотки – то ли вины, то ли раздражения. Ольга не могла понять, да и не хотела.
– Мам, а что у вас с папой? – спросила Маша за ужином, когда Сергей снова задержался на работе. – Вы какие-то странные последние дни.
Ольга замерла с занесенной над тарелкой вилкой. Дочь смотрела внимательно, по-взрослому. В свои пятнадцать она стала удивительно проницательной.
– Все нормально, солнышко, – привычно улыбнулась Ольга. – Просто устали оба.
– Врешь ведь, – вздохнула Маша. – Ты уже третий день не поешь на кухне. А ты всегда поешь, когда готовишь.
Ольга почувствовала, как к горлу подкатывает ком. Действительно, она всегда напевала за готовкой – старые песни из маминого репертуара, современные хиты с радио… А сейчас в душе была такая пустота, что не пелось.
– Знаешь, мам, – продолжила Маша, ковыряя вилкой в тарелке, – я вчера слышала, как ты плакала в ванной. И позавчера тоже.
– Машенька…
– Нет, подожди. – Дочь подняла руку в протестующем жесте. – Я же не маленькая уже. Я все понимаю. Пап действительно… ну, он как будто не видит ничего вокруг. Только его работа, его проекты…
Ольга смотрела на дочь и не могла поверить своим ушам. Когда эта девочка, ее маленькая Машенька, успела стать такой мудрой?
– А ты знаешь, – Маша вдруг улыбнулась, – тетя Света, мама Катьки, развелась с дядей Колей, когда он так же себя вел. Уехала на неделю к сестре, а потом он прибежал с цветами, на коленях ползал…
– Маша! – Ольга не знала, плакать ей или смеяться. – Мы с папой не собираемся разводиться.
– А может, зря? – дочь пожала плечами. – Тетя Света говорит, что иногда нужно хлопнуть дверью, чтобы мужик понял, что теряет.
В этот момент в прихожей хлопнула входная дверь – вернулся Сергей. Маша многозначительно посмотрела на мать и уткнулась в свою тарелку.
– Всем привет, – Сергей заглянул на кухню. – О, котлеты? Здорово, я голодный как волк.
Он сел за стол, придвинул к себе тарелку. Ольга механически положила ему добавки.
– Как дела на работе? – спросила она привычно.
– Да все с этим проектом… – начал было Сергей и осекся, встретившись с тяжелым взглядом дочери. – А у вас как день прошел?
– Нормально, – буркнула Маша. – Я в комнату пойду, уроки делать.
Она встала из-за стола, помедлила в дверях: – Пап, знаешь, мама сегодня не пела на кухне. И вчера не пела. И позавчера.
Сергей непонимающе посмотрел ей вслед, потом перевел взгляд на жену. Ольга сидела, опустив глаза, и крошила пальцами хлеб.
– Оль, – начал он неуверенно, – может, поговорим?
– О чем? – она подняла на него усталые глаза. – О том, что я для тебя как мебель? Как бытовая техника – работает и работает, чего о ней думать?
– Ну что ты такое говоришь? – возмутился Сергей. – Я же…
– Что «ты же»? – перебила его Ольга. – Ты даже не помнишь, когда последний раз спрашивал, как у меня дела. Не «как дела», а действительно – как я? Чего хочу? О чем мечтаю?
Она встала из-за стола: – Знаешь, я завтра к Тане поеду. В деревню. На пару дней.
– Что? – Сергей растерянно заморгал. – А как же…
– А вот так, – она развернулась и вышла из кухни.
За спиной слышалось растерянное «Оль…», но она не обернулась. В спальне достала с антресолей дорожную сумку и принялась методично складывать вещи. Внутри было пусто и спокойно, как будто решение, зревшее все эти дни, наконец оформилось и принесло странное облегчение.
Деревенский дом Татьяны встретил Ольгу запахом свежеиспеченного хлеба и тишиной – той особенной, которая бывает только вдали от города. Подруга, увидев ее на пороге с сумкой, молча обняла и увела на кухню. И только когда перед Ольгой оказалась чашка горячего чая с малиновым вареньем, спросила:
– Рассказывай.
Ольга смотрела в окно, где качались на ветру белые занавески. За окном был старый яблоневый сад, прямо как у нее в детстве, у бабушки…
– Знаешь, Тань, – начала она, все еще глядя в окно, – я сегодня утром собиралась, а в голове крутилось: «А кто завтрак Сереже приготовит? А кто Машку в школу разбудит?» И тут же злость такая накатила… Почему я должна обо всем этом думать? Почему они не могут хотя бы задуматься, как без меня справятся?
Татьяна молча подлила ей чаю.
– Двадцать лет, Тань. Двадцать лет я была идеальной женой. Знаешь, как в той песне – «я и лошадь, я и бык, я и баба, и мужик». – Ольга горько усмехнулась. – А сейчас смотрю на себя в зеркало и не узнаю. Где та Олька, которая мечтала писать книги? Которая хотела путешествовать? Которая пела в самодеятельности и собиралась поступать в музыкальное?
– А помнишь, – Татьяна присела рядом, – как мы с тобой в десятом классе мечтали уехать в Питер? Ты – в консерваторию, я – в художественное…
– Помню, – Ольга прикрыла глаза. – А потом я встретила Сережу, влюбилась как девчонка… И все, конец мечтам.
– Но ты же была счастлива?
– Была, – кивнула Ольга. – Когда Машка родилась – думала, умру от счастья. Когда Сережка на повышение пошел – гордилась так, что сердце заходилось. А потом… Потом как-то незаметно превратилась в приложение к семье. В функцию. Постирать, приготовить, убрать…
Она замолчала, чувствуя, как подступают слезы. Татьяна тихонько гладила ее по руке.
– Знаешь, что самое обидное? – продолжила Ольга после паузы. – Я ведь сама себя в этой клетке заперла. Сама решила, что должна быть идеальной женой, идеальной матерью… А теперь не знаю, как оттуда выбраться.
В кармане завибрировал телефон – уже в десятый раз за утро. Ольга даже не посмотрела на экран.
– Сережка? – понимающе спросила Татьяна.
– Ага. И Машка тоже пишет постоянно. – Ольга вздохнула. – «Мам, где у нас чистые носки? Мам, что на завтрак разогреть? Мам, как включить стиральную машину?»
– И как ощущения?
Ольга задумалась, прислушиваясь к себе: – Знаешь… Злорадства нет. Я думала, буду радоваться, что они без меня не справляются. А вместо этого… – она помедлила, подбирая слова. – Вместо этого как будто очнулась от долгого сна. Смотрю на этот сад в окне, на небо это бесконечное… И впервые за много лет чувствую себя собой. Не женой, не матерью – собой. Просто Олей.
Татьяна встала, подошла к старенькому пианино в углу, подняла крышку: – А помнишь нашу любимую? Ту, что на выпускном пела?
Она взяла несколько аккордов, и Ольга неожиданно для себя улыбнулась. Конечно, она помнила. «Надежда – мой компас земной…»
– Ну что, рискнем? – подмигнула Татьяна.
И Ольга запела. Сначала тихо, неуверенно, а потом все сильнее и свободнее. Голос, молчавший столько лет, постепенно оживал, креп, заполнял собой всю комнату.
«А может быть, можно начать все сначала…» – последние слова песни повисли в воздухе, и Ольга вдруг почувствовала, как по щекам катятся слезы. Но это были другие слезы – не горькие, не злые. Очищающие.
Телефон в кармане снова завибрировал. На этот раз Ольга достала его, посмотрела на экран. «Любимая, прости меня. Я все понял. Можно я приеду?» – писал Сергей.
Она перевела взгляд на Татьяну: – Знаешь, что я поняла? Я не хочу возвращаться к прежней себе. К той, которая растворилась в семье без остатка. Я хочу быть собой – и женой, и матерью, и просто Олей. Думаешь, это возможно?
– А ты попробуй, – улыбнулась подруга. – Только теперь уже на своих условиях.
Сергей приехал под вечер следующего дня. Ольга увидела его «Тойоту» в окно – он медленно ехал по деревенской улице, явно высматривая нужный дом. Сердце дрогнуло, но она заставила себя остаться на месте. Не бежать встречать, не суетиться…
– Там твой приехал, – сказала Татьяна, выглянув в окно. – Пойду, погуляю часок. Поговорите.
Ольга молча кивнула. Она слышала, как хлопнула входная дверь – сначала когда Татьяна вышла, потом когда вошел Сергей. Его шаги по деревянному полу – неуверенные, осторожные. Совсем не похожие на его обычную твердую походку.
– Оля… – он замер в дверях кухни.
Она обернулась. Сергей стоял, держа огромный букет полевых цветов, и выглядел таким потерянным, что у нее снова защемило сердце. Небритый, в помятой рубашке – совсем не похожий на всегда подтянутого, уверенного в себе менеджера.
– Проходи, – она кивнула на стул. – Чаю будешь?
– Оль, я… – он шагнул в кухню, положил цветы на стол. – Я такой идиот.
Она молча поставила чайник.
– Знаешь, – Сергей опустился на стул, провел рукой по лицу, – эти два дня без тебя… Я как будто оглох и ослеп одновременно. Дом пустой, холодный. Машка ходит как в воду опущенная. Я даже не знал, где у нас порошок для стирки лежит, представляешь?
– Представляю, – Ольга достала чашки, самые красивые, праздничные – из татьяниного сервиза.
– Я ведь даже не помнил, когда последний раз говорил тебе «спасибо». За завтрак, за чистые рубашки, за… за всё. – Он помолчал. – А вчера вечером сидел на кухне, пытался сам ужин приготовить. И вдруг вспомнил, как ты всегда поешь, когда готовишь. И как я любил это слушать, когда мы только поженились… А потом начал работу на первое место ставить, карьеру эту чертову…
Ольга поставила перед ним чашку с чаем, села напротив: – И что теперь?
– А теперь… – он поднял на нее глаза, в которых плескалась боль. – Теперь я хочу все исправить. Вернуть тебя – не как кухарку или домработницу, а как любимую женщину. Мою Олюшку, которая пела и смеялась…
– А ты знаешь, – она впервые за разговор улыбнулась, – я ведь здесь, у Тани, впервые за много лет снова запела.
– Правда? – в его глазах мелькнула надежда. – А… что пела?
– «Надежду». Помнишь, я ее на нашем выпускном пела? Когда ты в меня влюбился?
– Я в тебя еще в девятом классе влюбился, – тихо сказал он. – Просто решиться не мог подойти. А на выпускном, когда ты запела… Я понял, что без тебя не смогу.
Они помолчали. За окном садилось солнце, окрашивая небо в розовый цвет. Где-то в саду заливалась вечерней песней малиновка.
– Знаешь, Сереж, – наконец сказала Ольга, – я тоже многое поняла за эти дни. О себе, о нас… Я ведь сама позволила себе превратиться в функцию. Забыла о своих мечтах, о том, какой была. Хотела быть идеальной женой и матерью, а в итоге чуть не потеряла себя.
– И что теперь? – эхом повторил он ее недавний вопрос.
– А теперь… – она встала, подошла к окну. – Теперь я хочу вернуться. Но по-другому. Я записалась на курсы писательского мастерства – онлайн, по вечерам. И в хор при доме культуры хочу, как раньше…
Она обернулась к мужу: – Только это буду уже другая я. Которая умеет говорить «нет», которая имеет право на свои интересы и время для себя. Ты готов к такой жене?
Сергей встал, подошел к ней, осторожно обнял за плечи: – Я готов к любой жене. Лишь бы это была ты. И лишь бы пела…
Она прижалась к его плечу и тихонько засмеялась: – Знаешь, а Машка говорила, что тетя Света от дяди Коли уходила, чтобы он на коленях приполз…
– Я могу и на коленях, – серьезно сказал Сергей. – Прямо сейчас…
– Не надо на коленях. – Ольга повернулась к нему. – Просто не забывай, что я не кухонный комбайн. Я – женщина, которая когда-то мечтала петь в консерватории.
– Ты – женщина, которая умеет наполнять дом музыкой, – он коснулся губами ее виска. – Поедем домой?
Ольга кивнула. В сумке тихонько звякнул телефон – пришло сообщение от Маши: «Мам, возвращайтесь скорее. Я тут папе лазанью готовить помогала – все живы, но кухню придется отмывать неделю.»
– Что там? – спросил Сергей, заметив ее улыбку.
– Дочь пишет, что вы там без меня натворили… – Ольга покачала головой. – Знаешь, а ведь она у нас мудрая растет.
– В тебя, – просто сказал он. – Поехали? А по дороге споешь мне «Надежду»?
Ольга посмотрела в окно, где догорал закат, потом на букет полевых цветов на столе, потом на мужа – небритого, родного, впервые за долгое время по-настоящему близкого: – Спою. И не только «Надежду»…