Пустая кухня встретила Ольгу привычной тишиной. Дети разъехались кто куда — младшая Катя в Петербурге заканчивает магистратуру, старший Денис давно живёт в своей квартире на другом конце города. Тридцать лет она вставала в шесть утра, готовила завтраки, собирала всех в школу, на работу… А теперь вот сидит одна за большим семейным столом и крутит в руках старую фотографию.
С потёртого снимка на неё смотрит молодая женщина с озорной улыбкой. Herself, как сказала бы Катя. Двадцать пять лет назад Ольга работала заведующей производством в небольшом ресторане, и все пророчили ей большое будущее. Но появился Виктор, затем дети, и мечты о собственном деле растворились в череде домашних забот.
— Что там смотришь? — голос мужа вырвал её из размышлений. Виктор стоял в дверях, уже одетый на работу, с неизменным портфелем в руках.
— Да так… — Ольга спрятала фотографию в альбом. — Витя, помнишь, я говорила про то помещение на Садовой? Оно всё ещё свободно, и цена…
— Оль, — перебил он её с той особенной интонацией, от которой у неё всегда сжималось сердце, — мы же обсудили. В нашем возрасте нужно думать о стабильности. Какое кафе? У тебя есть всё, что нужно.
Ольга промолчала. Действительно, что ещё нужно женщине в пятьдесят пять? Дети выросли, муж при должности, квартира обставлена, пенсия не за горами… Но почему тогда так щемит сердце при взгляде на эту старую фотографию?
— Я пошёл, — Виктор мельком глянул на часы. — Не забудь, вечером придёт Денис с Мариной. И давай закроем эту тему с кафе, ладно?
Звук закрывающейся двери эхом разнёсся по квартире. Ольга встала, подошла к окну. Весеннее солнце заливало двор, где молодая мама катила коляску. «Всё правильно, — подумала Ольга, — я тоже когда-то так ходила. Но сейчас… сейчас-то что?»
Она достала из серванта свою заветную тетрадь. Три года она записывала туда рецепты, идеи для меню, делала расчёты. Три года она мечтала о маленьком, но своём деле. О месте, где будет пахнуть свежей выпечкой и кофе, где будут звучать негромкие разговоры и смех…
«Может, Витя прав? — думала она, перелистывая страницы. — Может, это всё глупости? Блажь?»
Но что-то внутри упрямо сопротивлялось этим мыслям. Что-то говорило: сейчас или никогда.
Весенняя капель отбивала свой ритм, когда Ольга остановилась у витрины бутика в торговом центре. Между стеклом и её отражением плыли манекены в ярких нарядах. Она машинально поправила воротничок своего тёмно-синего платья — строгого, как и положено женщине её статуса.
Каре, уложенное волосок к волоску, еле заметные морщинки, предательски выдающие возраст… «Ты теперь солидная дама, — любит повторять Виктор, — пора и вести себя соответственно». А в душе-то весна, в душе всё та же девчонка с горящими глазами, которая когда-то грезила огромной кондитерской на главной улице города.
— Олька-а! Глазам не верю! — пронзил тишину такой знакомый, звонкий голос.
Сердце ёкнуло. Ольга медленно обернулась и почувствовала, как земля уходит из-под ног. В двух шагах от неё, улыбаясь во весь рот, стояла Рита Савельева собственной персоной — та самая хохотушка с третьей парты, с которой они когда-то делили последний бутерброд в столовой техникума. Двадцать лет… Боже мой, целых двадцать лет прошло. Только редкие лайки в соцсетях напоминали об их дружбе.
— Ритка? — голос предательски дрогнул. — Господи, это правда ты?
Они бросились друг к другу, как будто и не было этих двадцати лет. Обнялись крепко-крепко, по-девчоночьи взвизгивая от радости. Посетители торгового центра оборачивались на них, но какое это имело значение?
— Бросай всё, — решительно заявила Рита, хватая подругу за руку. — У меня тут рядом кофейня. Посидим, поговорим по душам, как в старые добрые времена.
— Твоя… что?
— Кофейня, — Рита рассмеялась. — «У Маргариты» называется. Три года назад открыла.
Ольга почувствовала, как сердце пропустило удар.
Кофейня оказалась небольшой, но удивительно уютной. Тёплый свет, старые фотографии на стенах, негромкая музыка… И запах. Тот самый запах свежесваренного кофе, от которого у Ольги всегда кружилась голова.
— Присаживайся, — Рита указала на столик у окна. — Сейчас принесу нам что-нибудь особенное.
Ольга наблюдала, как подруга уверенно двигается за стойкой, отдаёт распоряжения молоденькой официантке, что-то помечает в блокноте. В её движениях чувствовались и опыт, и удовольствие от того, что она делает.
— Ну, рассказывай, — Рита поставила перед ней чашку и села напротив. — Как ты? Как семья?
— Да всё хорошо… — начала Ольга привычно, но вдруг осеклась. — Слушай, а как ты решилась? В смысле… открыть своё дело? Ты же… ну…
— Старая была? — Рита фыркнула. — Шестьдесят — это не приговор, дорогая моя. Знаешь, я тридцать пять лет проработала бухгалтером. Муж умер, дети разъехались… И вот сижу я как-то вечером, смотрю в окно и думаю: неужели это всё? Неужели теперь только телевизор, внуки по выходным и походы в поликлинику?
Ольга почувствовала, как к горлу подступает комок.
— И я решила: нет. Взяла кредит, нашла помещение… Думаешь, легко было? — Рита покачала головой. — Дети крутили пальцем у виска, соседки шептались за спиной. Первые полгода я спала по четыре часа и чуть не разорилась. Но знаешь что? — она наклонилась ближе. — Я ни разу, ни на секунду не пожалела. Потому что впервые за много лет я живу. Понимаешь? Живу!
Домой Ольга вернулась другим человеком. В сумке лежала визитка Ритиной кофейни, а в голове крутились её слова: «Живу, понимаешь? Живу!»
Виктор уже был дома. Сидел в кресле, уткнувшись в ноутбук, — как обычно допоздна работал над отчётами. Ольга остановилась в дверях гостиной, разглядывая его сосредоточенный профиль. Тридцать лет вместе… Неужели он правда не понимает?
— Витя, — она присела на подлокотник его кресла. — Нам нужно поговорить.
— М-м? — он не оторвался от экрана.
— Виктор, — в её голосе появились стальные нотки. — Посмотри на меня.
Он поднял глаза, и что-то в её взгляде заставило его отложить ноутбук.
— Что случилось?
— Я сегодня встретила Риту Савельеву. Помнишь её?
— Та рыжая хохотушка с вашего курса? — он нахмурился. — И что?
— У неё своя кофейня. Открыла три года назад, в шестьдесят лет. И знаешь что? — Ольга подалась вперёд. — Она счастлива. По-настоящему счастлива.
— Оля… — он устало потёр переносицу. — Опять ты за своё? Мы же обсудили…
— Нет, — она встала. — Мы не обсудили. Ты просто сказал «нет», а я… я как всегда промолчала. Но больше не буду.
— Что значит «не буду»? — в его голосе появилось раздражение. — Ты о чём вообще?
Ольга подошла к окну. За стеклом мерцали огни вечернего города. Где-то там, на Садовой улице, ждало то самое помещение. Маленькое, уютное, с большими окнами…
— Помнишь, — она не оборачивалась, — когда ты решил открыть свою фирму, я поддержала тебя? Все вокруг крутили пальцем у виска — бросить стабильную работу, залезть в долги… А я верила в тебя. Просто верила, и всё.
— Это другое…
— Почему? — она резко повернулась. — Почему другое, Витя? Потому что ты мужчина? Или потому что тебе тогда было сорок пять, а мне сейчас пятьдесят пять?
— Потому что это опасно! — он тоже встал. — Ты представляешь, сколько сейчас прогорает малых бизнесов? А конкуренция? А налоги? У нас наконец-то появилась стабильность, мы можем спокойно жить…
— Спокойно существовать, — тихо поправила она. — Знаешь, что я поняла сегодня? Я не хочу больше существовать. Я хочу жить.
Она достала из сумки свою заветную тетрадь — ту самую, куда три года записывала идеи и расчёты.
— Я всё продумала, Витя. Всё просчитала. Вот, смотри — подробный бизнес-план. Да, придётся снять часть денег с депозита. Да, первое время будет тяжело. Но я готова рискнуть.
— Оля, опомнись! Какой бизнес-план? Какой риск? Ты же домохозяйка!
Это прозвучало как пощёчина. Ольга медленно подняла глаза:
— Я не домохозяйка. Я — человек. У которого есть мечта.
На следующее утро Ольга проснулась затемно. Постель рядом была нетронута — Виктор так и не пришёл ночевать из кабинета. На кухне остыла чашка недопитого кофе и крошки от наспех съеденного бутерброда. Он явно торопился уйти до её пробуждения, избегая нового разговора. За тридцать лет брака такое случилось впервые.
Ольга медленно подошла к зеркалу в прихожей. Знакомое до каждой чёрточки лицо сегодня казалось другим. Будто кто-то изнутри зажёг свет, и он пробивался через каждую морщинку, каждую серебряную нить в волосах. В глазах появился тот самый блеск, который она почти забыла за годы «стабильной» жизни. На кухонном столе белел конверт — она достала деньги со своего депозита ещё месяц назад, но всё не решалась сказать об этом мужу.
— Раз ты не встаёшь на мою сторону, я сама разберусь, — произнесла она вслух, и собственный голос прозвучал неожиданно твёрдо.
В банке, где она двадцать лет хранила «гробовые», как называл эти деньги Виктор, её встретила молоденькая сотрудница.
— Ой, голубушка, — защебетала девочка, — может, вы всё-таки подумаете? В вашем возрасте такие суммы лучше держать на вкладе…
— В моём возрасте, — Ольга посмотрела ей прямо в глаза, — пора наконец делать то, о чём мечтаешь. Оформляйте перевод.
К вечеру она подписала договор аренды. Помещение на Садовой выглядело запущенным — обшарпанные стены, старый линолеум, но большие окна заливал закатный свет, и Ольга уже видела, каким всё станет. Вот здесь будет стойка, там — уютные столики, в углу можно поставить старое пианино…
Звонок телефона вырвал её из мечтаний. Денис.
— Мам, ты с ума сошла? — в голосе сына звенело возмущение. — Мне папа всё рассказал. Какая кофейня? Зачем тебе это надо?
— Надо, сынок, — она провела рукой по пыльному подоконнику. — Очень надо.
— Но ты же никогда не занималась бизнесом! Это же риск! А если прогоришь? А если…
— Дениска, — перебила она. — Помнишь, как ты в девятом классе решил поступать в театральное? Все отговаривали, а я тебя поддержала.
— Ну да, но…
— А помнишь почему?
Он помолчал.
— Потому что ты видела, как горят у меня глаза, — наконец произнёс он тихо.
— Вот и у меня сейчас горят, сынок. Первый раз за много лет.
В трубке повисла тишина.
— Ладно, — наконец выдохнул он. — Чем помочь?
Ольга улыбнулась, чувствуя, как на глаза наворачиваются слёзы:
— Приезжай в выходные. Будем отдирать старые обои.
Через неделю помещение было не узнать. Денис с друзьями помогли с ремонтом, Катя прилетела из Питера с какими-то невероятными идеями по дизайну. Даже Марина, жена Дениса, удивила — привела свою подругу, которая помогла с документами и разрешениями.
Только Виктор держался в стороне. Молча наблюдал, как жена допоздна сидит над сметами, как носится по поставщикам, как радуется каждой мелочи. И что-то менялось в его взгляде — медленно, незаметно, но менялось.
Оставшись без дома и работы, я пошла на вокзал. И когда маленькая цыганка подошла, я не могла поверить ее словам