Суббота, девять утра. В квартире было тихо. Только тикали настенные часы и глухо гудел холодильник. Ирина сидела за кухонным столом, обхватив ладонями чашку кофе. За окном моросил дождь, стекло чуть подёрнулось испариной.
Соседка снизу снова слушала шансоны на полную. Ирина не сердилась. Утро всё равно было пустое. Уже долгое время она просыпалась без цели. Без плана. Без желания.
Когда-то всё было иначе. Субботы начинались с пирожков, мокрой швабры по полу и просьбы мужа — «Ира, найди, где мой второй носок!». Потом — рынок, сын на плавание, звонки свекрови. Усталость была обычной, но жизнь казалась наполненной. Теперь — было только эхо.
Она встала, подлила себе кофе и заметила, что кружка с надписью «Лучшая жена» поблёкла. И надпись — и сама Ирина.
Сын уехал за границу — работать, как все теперь. Внуков не планировал. Муж ушёл шесть лет назад — не к любовнице, нет. К женщине «понимающей», как он сказал. К той, кто не делит жизнь на графики, а завтраки — на калории.
Он даже не извинился. Только сложил вещи в сумку и сказал:
— Прости. Я устал. Не от тебя. От себя рядом с тобой.
Ирина тогда промолчала. Не заплакала. Только потом, ночью, кричала в подушку так, что дрожали стёкла.
— Ира, ты ж не против, если я тебе одного человека приведу? — позвонила накануне Валентина, соседка. — Мужчина вдовец, нормальный. Не пьёт. С работой. Сам попросил — говорит, «может, познакомишь с кем».
— Валя, я что, агентство знакомств?
— Да не злись ты. Просто попейте чаю. Вдруг понравитесь друг другу.
Ирина повесила трубку. Раздражение смешалось с тревогой. Она не хотела — но и не могла сказать категоричное «нет».
Потому что было страшно.
Страшно представить, что всё — уже не будет больше никого. Ни запаха мужских духов в прихожей, ни крепкой руки рядом, ни «давай посидим молча». Даже пусть с ворчанием. Даже пусть с носками. Главное — не тишина.
Она нашла в шкафу платье, которое надевала на последний юбилей. Подумала — «глупо», потом всё равно прогладила.
Вечером в дверь позвонили.
Сергей оказался сдержанным. Смотрел в глаза, говорил медленно, по делу.
— Простите, что так внезапно. Валентина сказала, вы — замечательная женщина.
— Ну, Валентина преувеличивает. Но, проходите.
Он принёс цветы. Не розы — хризантемы. Поставили чай, говорили о погоде, новостях, кино. Он рассказывал, что работает инженером, давно один, «жена умерла пять лет назад, с тех пор всё никак не соберусь».
Он был вполне нормальный. Воспитанный. Спокойный. Но что-то в ней не откликалось. Не дрогнуло. Только ощущение, что нужно быть вежливой.
Вежливой — и внимательной. Чтобы не остаться одной.
— Вы хорошо готовите. У вас уютно, — заметил он, отпивая чай. — Сразу видно — вы умеете создавать тепло.
— А вы умеете его замечать. Это редкость, — ответила Ирина. И впервые за вечер — чуть улыбнулась.
Он ушёл около девяти. Обещал позвонить.
Она закрыла дверь, прислонилась к ней спиной и долго стояла. А потом подумала:
«Я всё делаю правильно. Ведь это — попытка. А вдруг?..»
Но в глубине — уже росло сомнение.
***
Сергей действительно позвонил на следующий день. А потом — ещё раз. И ещё.
Сначала это было приятно. Ирина ловила себя на том, что ждёт звонка. Отвечает с теплом. Смеётся, когда он что-то рассказывает про сослуживцев, смешно коверкающих английские термины. Он был аккуратен, тактичен, вежлив. Не влюблял в себя — но создавал ощущение, будто рядом — кто-то надёжный.
— А ты что делала сегодня? — спрашивал он по вечерам.
— Вышивала. Книгу читала. На рынок ходила.
— Вышиваешь? Это хорошо. Женщина должна уметь заниматься чем-то тихим. Настоящим. Сейчас же у всех — смартфоны, соцсети…
Слово «должна» зазвенело в голове, как камень по стеклу. Ещё не разбило — но трещина пошла.
Через пару недель он начал заходить чаще. Сначала «просто так, перед работой заглянул». Потом — «вечером привёз продукты, чтобы тебе не таскать». Потом — остался с ночёвкой.
Ирина удивлялась себе: почему не возражает? Почему не говорит «нет»?
Наверное, потому что верила — вдруг действительно получится? Может, не надо всё сразу ломать? Может, так и строится близость?
— Ир, а чего ты так рано встаёшь по выходным? У тебя будильник в семь утра, как на работу.
— Я люблю утреннюю тишину. Пока город спит.
— Ну а со мной можешь и подольше не вставать. Не люблю в выходные вставать рано. А кофе можно потом попить.
«А кофе можно потом». А тишину — когда?
Потом он начал поправлять. Необидно, но цепко.
— А почему у тебя полотенца так висят? Я бы крючок повыше повесил.
— Ты кладёшь телефон не на ту сторону стола. Мне мешает.
— А может, ты не будешь носить эти красные серёжки? Они как-то… вызывающе.
Каждый раз — не с упрёком. С «заботой». С намёком: «я же рядом, мне можно».
А ей всё труднее было дышать.
Сидя вечером за столом, он вдруг сказал:
— Ир, я тут подумал. Может, ты ко мне переедешь? Зачем нам две квартиры? У меня всё оборудовано, я даже ремонт сделал. И диван там хороший, ортопедический.
— Мы только начали общаться. Рано, наверное…
— Что рано? Мы же взрослые люди. Не по двадцать же лет. Нам тянуть-то зачем?
Он говорил, а у неё в голове шли картинки: та же суета, те же чужие правила, чужая мебель, где она — не хозяйка. Где снова надо «не мешать», «не выдумывать», «привыкнуть». Где её красные серёжки лежат в ящике. Где нельзя встать в семь утра. Где…
— Мне нужно подумать, — только и сказала она.
Сергей обиженно пожал плечами:
— Женщины вечно всё думают. А потом сидят одни — и думают дальше.
Она смотрела, как он надевает куртку, поправляет воротник. И впервые подумала:
«Вот он уходит, а я не чувствую ни жалости, ни тревоги. Значит, всё правильно. Значит, мне одной — лучше, чем с кем-то, кто меня не слышит.»
После его ухода она села на диван. Ноги подкрутила под себя, чашку обняла обеими руками. Странное спокойствие. И тревожность. Всё вместе.
Она достала блокнот. Открыла новую страницу. И написала:
«Что я хочу. А не что удобно кому-то рядом».
И дальше — список. Первый раз за долгие годы — только от себя.
Просыпаться рано. Носить красные серёжки. Варить крепкий кофе. Не объяснять. Быть собой.
Она закрыла блокнот и поняла: решение уже зреет. Оно не грохочет. Оно — как росток под снегом.
***
Сергей снова появился в пятницу вечером — как ни в чём не бывало. В руках — пакеты с продуктами, бутылка вина, коробка с пирожными.
— Я тут мимо проходил, решил заскочить, — улыбнулся, разуваясь. — Может, кино посмотрим? Я скачал один фильм, говорят — психологический. Ты любишь такие.
Она стояла в проёме кухни, с полотенцем в руке.
Не улыбалась. Не спешила отвечать.
— Сергей, давай поговорим.
— Конечно. Что-то случилось?
— Случилось. Я — случилась. Я вдруг поняла, что меня снова нет в этой квартире.
Он нахмурился.
— Что значит — тебя нет? Ты вот — стоишь. Красивая. Салат готовишь. Всё отлично.
— Я вроде и здесь, и рядом, и салат режу… А ощущение — как будто меня самой давно уже нет. Только удобная упаковка осталась.
— Ир, ты, по-моему, надумываешь. Ты просто не привыкла к мужскому присутствию. Но ведь мы… строим что-то. Я же стараюсь.
— Ты стараешься, но не слышишь. Я не хочу переезжать. Я не хочу перестраивать утро. И не хочу, чтобы мои серёжки обсуждали. Я не прошу многого — я просто хочу жить, не подстраиваясь.
Сергей помолчал. Потом хмыкнул.
— То есть всё? Из-за серёжек и крючка для полотенца?
— Нет, Сергей. Всё — из-за того, что я больше не хочу терять себя. Я уже теряла. Один раз — достаточно.
Он покачал головой.
— Ты ж хорошая женщина, Ира. Просто упрямая. И одна останешься из-за этого.
Она вздохнула.
— А я не боюсь. Мне просто хочется тишины и покоя. Без объяснений, без подстройки. Чтобы жить, как мне удобно, а не как правильно кому-то другому.
После его ухода она не плакала. Даже не грустила.
Она открыла окно, впустила в квартиру вечерний воздух с улицы. Посмотрела на закат. И впервые за долгое время почувствовала… пространство. Свободу.
Как будто что-то отлипло от неё. Словно слетела чужая тень, которая шла рядом.
На следующий день Ирина сходила на выставку. Потом — в книжный. Купила себе новую книгу.
***
Прошла неделя. Сергей не звонил. Не писал. Ирина — тоже. Ни злости, ни обиды. Просто тишина, наконец-то ставшая её союзником, а не врагом.
Она поймала себя на том, что утро стало любимым временем. Заваривала кофе, открывала окно, включала музыку — то лёгкий джаз, то тишину с улицы. Никто не спрашивал, почему она встала в семь, и зачем ей снова эти яркие серёжки.
Она просто была.
Как хотела.
В один из дней она пошла в турагентство. Не спонтанно — давно думала. Хотела куда-то уехать. Без плана, но с намерением. Чтобы не убегать от чего-то, а идти к себе — спокойной, настоящей, свободной.
— Турция, Питер, Байкал? — девушка за стойкой была приветлива.
— Питер. Поезд. Один билет. Купе. Чтобы с книжкой и в окно смотреть.
— Одна? — в голосе девушки прозвучало сочувствие, словно кто-то отменил счастье.
— Да. Одна. И в этом — всё удовольствие, — с лёгкой усмешкой ответила Ирина.
Вечером она зашла в магазин и купила новую чашку — большую, синию, с надписью «время — твоё». Дома поставила её на стол, убрала старую с полустёртой фразой «лучшая жена». Пусть там и останется — в прошлом.
Она позвонила сыну. Он был занят, говорил быстро, на фоне шумела улица.
— Мам, ты в порядке? Что-то голос у тебя другой…
— В порядке. Я просто тишину нашла. И она мне подходит.
— Что-то произошло?
— Да нет. Просто впервые за долгое время я не думаю, как угодить. А делаю то, что хочу.
— У тебя роман? — засмеялся он.
— Почти. С жизнью. Пока встречаемся.
Перед сном она заварила себе ромашковый чай, села у окна в кресло. За стеклом моросил вечерний дождь. Тихо, мягко. Никто не мешал. Никто не дышал в спину. Никто не спрашивал: «А зачем ты открыла форточку?»
Ирина закуталась в плед, прикрыла глаза и подумала:
«Такое вот одиночество. Без скандалов. Без суеты. Без желания доказать, что ты ещё кому-то нужна. Только себе. И это — достаточно.»
А Сергей… может, и подумает о ней. Может, даже наберёт. Только будет поздно.
Не потому что она обиделась.
А потому что она — наконец — почувствовала себя дома. В своей жизни.
Быстрее накрывай на стол, мы голодные с дороги! – дядя мужа решил, что я буду готовить на всю его семью