Тарелка выскользнула из рук и с грохотом упала на пол. Осколки разлетелись по кухне, как маленькие острые звёздочки. Ольга замерла, не в силах пошевелиться. Сердце колотилось где-то в горле.
– Ну что, опять? – голос Дмитрия прозвучал устало и раздражённо. – Вечно у тебя всё из рук валится.
Она молча начала собирать осколки. Руки дрожали. Десять лет. Десять долгих лет она слышит этот тон, эти слова, видит этот взгляд – будто она досадная помеха в его идеальной жизни.
– Прости, – привычно пробормотала она, хотя внутри что-то сжалось от несправедливости. Почему она должна извиняться за разбитую тарелку?
Дмитрий стоял, прислонившись к дверному косяку, и наблюдал за ней. В его позе было что-то… хищное. Как у кота, который загнал мышь в угол и теперь играет с ней, зная, что добыча никуда не денется.
– Знаешь, – протянул он, и Ольга внутренне сжалась. Этот тон не предвещал ничего хорошего. – Я тут думаю… Всерьёз думаешь, что кому-то кроме меня нужна такая, как ты?
Слова упали как камни. Тяжёлые, острые, безжалостные. Обычно в такие моменты она опускала глаза, сглатывала комок в горле и молчала. Но сегодня… Сегодня что-то было иначе.
Может, всё дело было в утреннем разговоре с Машей, её старой подругой? «Оля, ты же совсем другой человек стала. Куда делась та весёлая девчонка, которая мечтала мир перевернуть?» Или в том случайном взгляде в зеркало, когда она вдруг увидела себя со стороны – ссутулившуюся, будто пытающуюся стать невидимой?
Ольга медленно выпрямилась, всё ещё держа в руках осколки. Она смотрела на них, и ей казалось, что видит в них отражение своей жизни – разбитой, острой, опасной.
– Ты что, обиделась? – в голосе Дмитрия появились насмешливые нотки. – Ну извини, если правда глаза колет. Сама подумай – кому ты такая нужна? Ни карьеры, ни особых талантов. Готовишь так себе, да ещё и посуду бьёшь. Скажи спасибо, что я такой терпеливый.
Каждое слово било точно в цель. Он знал все её болевые точки, все страхи и сомнения. Знал и бил по ним без жалости, методично, раз за разом. А она… она действительно верила, что должна быть благодарна. Что без него она – никто. Пустое место.
Но сегодня внутри что-то надломилось. Или наоборот – срослось? В груди поднималось странное чувство. Это не была злость или обида – нет, что-то другое. Может быть… достоинство?
– Дима, – её голос прозвучал неожиданно спокойно. – А ты никогда не думал, что это ты меня такой сделал?
Он на секунду растерялся, не ожидав отпора. Но быстро нашёлся:
– Ну конечно! Я во всём виноват! А то, что ты сама по себе никчёмная – это не в счёт?
Ольга аккуратно положила собранные осколки на стол. Каждое движение давалось с трудом – её всю трясло изнутри. Но она продолжала двигаться медленно, словно во сне.
– Знаешь, – сказала она тихо, – я, кажется, поняла одну вещь. Ты прав – такая, как я сейчас, действительно никому не нужна. Даже мне самой.
Она подняла глаза и посмотрела на мужа. В его взгляде мелькнуло что-то похожее на тревогу. Он почувствовал – что-то изменилось. Что-то неуловимо, но безвозвратно сдвинулось с места.
– И что ты хочешь этим сказать? – в его голосе появились металлические нотки.
– Ничего, – она пожала плечами. – Просто… мне надо подумать.
Это был первый камешек, от которого начинается лавина. Первая трещина в стене, которую она сама вокруг себя построила. Ольга вышла из кухни, оставив Дмитрия в недоумении. Она не знала, что будет делать дальше. Не знала, хватит ли ей сил что-то изменить. Но впервые за долгие годы она почувствовала что-то похожее на надежду.
А в кухне остались лежать осколки разбитой тарелки – такие же острые и холодные, как слова, которые больше не могли её ранить.
Чемодан стоял посреди комнаты как немой укор. Маленький, потрёпанный – единственное, что она решилась взять из дома. Ольга сидела на диване в квартире Маши и не могла оторвать от него взгляд. Казалось, стоит только моргнуть – и он исчезнет, а вместе с ним растает и её решимость.
Телефон снова завибрировал. Двадцать третье сообщение за день. Она знала, что там, даже не глядя на экран. Дмитрий был предсказуем в своей непредсказуемости.
Первые сообщения были злыми: «Ты что себе позволяешь?», «Немедленно вернись домой!», «Ты совсем с ума сошла?». Потом пошли угрозы: «Без меня ты никто», «Посмотрим, как ты проживёшь на свою зарплату», «Думаешь, тебя кто-то ещё возьмёт?». А теперь… теперь началась любовь.
«Солнышко, я всё понимаю, ты устала», «Давай поговорим», «Я люблю тебя, ты же знаешь».
Ольга провела рукой по лицу, стирая непрошеные слёзы. Почему сейчас, когда она наконец решилась уйти, эти слова причиняют такую боль? Может, потому что за десять лет она так и не услышала их без повода? Только когда он боялся её потерять, только когда ему что-то было нужно…
– Оля, – Маша присела рядом, протягивая чашку с горячим чаем. – Ты как?
– Не знаю, – честно ответила Ольга. – Такое чувство, будто я… предательница.
– Предательница? – Маша фыркнула. – А он не предатель? Десять лет издеваться над человеком, которого якобы любишь – это как называется?
Ольга обхватила чашку ладонями, впитывая тепло. В квартире было тепло, но её никак не отпускала внутренняя дрожь.
– Понимаешь, – она помолчала, подбирая слова, – иногда мне кажется, что он прав. Что я действительно… никчёмная. Вот смотри – мне сорок два, а что у меня есть? Работа секретарём с копеечной зарплатой. Ни детей, ни карьеры…
– А чья это вина? – перебила Маша. – Кто запрещал тебе учиться? Кто устраивал истерики, когда ты хотела пойти на курсы? Кто говорил, что дети – это обуза, и вообще, ты же не справишься?
Ольга вздрогнула. Память услужливо подкинула картинки из прошлого. Вот она робко говорит Диме о курсах веб-дизайна. «Ты что, считаешь меня нищебродом? Я не могу обеспечить семью?» Вот она плачет в ванной после разговора о детях. «Ты их и воспитать нормально не сможешь, только опозоришь меня перед всеми»…
Телефон снова завибрировал. На этот раз – звонок.
– Не бери, – твёрдо сказала Маша.
– А если…
– Что «если»? Что нового он может сказать?
Ольга смотрела на мигающий экран, и внутри всё сжималось от страха и тоски. Десять лет – это же целая жизнь. Как можно всё перечеркнуть одним движением?
– Я не смогу одна, – прошептала она. – У меня же совсем ничего нет. Ни денег, ни жилья…
– Зато есть я, – Маша крепко сжала её руку. – И Светка с работы – помнишь, она говорила про вакансию в их отделе? И твоя сестра в Питере… Оль, ты не одна. Просто он заставил тебя так думать.
Звонок прекратился, но тут же начался снова. Ольга механически потянулась к телефону, но Маша перехватила её руку.
– Подожди. Давай сначала кое-что сделаем.
Она исчезла в своей комнате и вернулась с небольшим зеркалом в деревянной раме.
– Посмотри на себя. Только честно посмотри.
Ольга неохотно взглянула в зеркало и замерла. Когда она в последний раз действительно смотрела на себя? Не привычно проверяла причёску или макияж, а по-настоящему всматривалась в своё лицо?
Усталые глаза, морщинки в уголках губ от постоянного напряжения. Но что-то ещё… Что-то новое появилось в выражении лица. Может быть, решимость?
– Я помню тебя другой, – тихо сказала Маша. – Помнишь, какой ты была в институте? Сколько в тебе было жизни, планов, надежд… Он всё это забрал, понимаешь? Методично, день за днём убивал в тебе всё живое. И ты это позволяла.
– А теперь?
– А теперь у тебя есть шанс всё вернуть.
Телефон зазвонил в третий раз. Ольга посмотрела на экран, потом снова в зеркало. Два образа словно наложились друг на друга – та, прежняя она, полная надежд и планов, и нынешняя, измученная и испуганная.
Собрав всю решимость, она нажала кнопку «Отклонить».
– Правильно, – кивнула Маша. – А теперь давай думать, что дальше. У тебя есть профессия, есть голова на плечах. Просто нужно время, чтобы…
Звонок в дверь заставил их обеих подпрыгнуть. Они переглянулись – обе понимали, кто это может быть.
– Не открывай, – прошептала Ольга.
– И не собиралась, – отрезала Маша. – Пусть хоть всю ночь звонит.
Они сидели в тишине, слушая настойчивые звонки. Внутри Ольги шла отчаянная борьба. Часть её хотела вскочить, распахнуть дверь, упасть в привычные объятия… Но другая часть, та, что смотрела на неё из зеркала глазами прежней себя, твердила: «Нет. Только не сейчас. Только не снова».
– Значит, решила всё-таки явиться? – Дмитрий стоял в дверях их квартиры, загораживая проход. В его позе читалась плохо скрываемая радость – он был уверен, что она пришла мириться.
Ольга крепче сжала ремень сумки. Три дня у Маши дали ей время подумать. И силы приехать сюда – забрать документы и последние важные вещи.
– Я за вещами, Дим, – её голос звучал тихо, но твёрдо.
Его лицо дрогнуло. Он явно не ожидал такого поворота.
– За вещами? – переспросил он с деланным смехом. – Брось, Оль. Хватит ломать комедию. Иди домой.
Она покачала головла:
– Это больше не мой дом.
Дмитрий резко подался вперёд, схватил её за локоть:
– Что значит «не твой»? А чей? У тебя что, есть другой?
В его глазах плескалась ярость пополам с испугом. Раньше от одного такого взгляда Ольга съёживалась, начинала оправдываться. Но сейчас…
– Отпусти, – спокойно сказала она. – Мне больно.
– Больно? – он сжал локоть сильнее. – А мне не больно? Думаешь, приятно, когда жена убегает из дома как последняя…
– Как кто, Дим? – она смотрела ему прямо в глаза. – Договаривай. Как последняя кто?
Он осёкся. Десять лет она глотала все его оскорбления, опустив глаза. А теперь вдруг смотрит так… по-другому. Будто не боится.
– Оля, – его тон резко изменился, стал мягким, почти заискивающим. – Солнышко, ну что ты творишь? Мы же семья. Да, я погорячился тогда. Я был неправ. Ну прости меня, слышишь?
Она слушала такие знакомые слова и чувствовала странное опустошение. Сколько раз она мечтала их услышать? Сколько раз представляла, как он попросит прощения, и всё станет как раньше?
– Поздно, Дима, – тихо сказала она. – Слишком поздно.
– Что значит «поздно»? – в его голосе снова появились стальные нотки. – Ты что себе возомнила? Думаешь, сможешь без меня? Да ты посмотри на себя! Кому ты нужна такая – старая, страшная, бесполезная?
Каждое слово било наотмашь. Но что-то изменилось – они больше не достигали цели. Словно между ними выросла невидимая стена.
– Знаешь, что я поняла за эти дни? – Ольга говорила тихо, но каждое её слово падало как камень. – Ты прав – я действительно старая. Мне сорок два. И десять лет из них я потратила на человека, который планомерно уничтожал во мне всё живое.
– Я?! – он театрально рассмеялся. – Я тебя уничтожал? А кто тебя кормил все эти годы? Кто крышу над головой давал? Ты же без меня…
– Что я без тебя? – она впервые перебила его. – Скажи. Что я без тебя?
– Ты без меня никто! – выкрикнул он. – Слышишь? Никто! Думаешь, справишься одна? Да ты через неделю приползёшь назад!
И вдруг Ольга улыбнулась. Не той привычной, виноватой улыбкой, а совсем другой – спокойной и чуть грустной.
– Знаешь, что самое страшное, Дим? Ты сам в это веришь. Ты правда думаешь, что без тебя человек – никто. Что любовь – это когда один командует, а другой подчиняется. Что счастье – это когда тебя боятся…
– Прекрати нести чушь! – он снова дёрнул её за руку. – Быстро домой!
– Отпусти, – она не повысила голос, но в нём появилась такая сталь, что Дмитрий машинально разжал пальцы. – Я заберу свои вещи. Сейчас.
– Ничего ты не заберёшь! Это всё моё! Я всё это купил!
– Хорошо, – она кивнула. – Тогда только документы. Они в шкафу, в верхнем ящике.
– Я тебя не пущу! – он снова загородил проход. – Ты останешься здесь! Ты моя жена!
Ольга сделала шаг назад. Потом ещё один.
– Нет, Дима. Я больше не твоя. И знаешь что? Я вообще никогда не была твоей. Просто я позволяла тебе так думать. Мы оба позволяли…
Она развернулась и пошла к лестнице. Сердце колотилось как сумасшедшее, но шаг был твёрдым.
– Стой! – крикнул он ей вслед. – Стой, кому говорю! Всё равно вернёшься! Слышишь? Вернёшься!
Она спускалась по лестнице, а его крики становились всё тише. И с каждым шагом ей становилось легче дышать. Словно огромный камень, который давил на грудь все эти годы, начал рассыпаться в пыль.
Уже внизу она достала телефон и набрала номер.
– Маша? Ты была права. Документы можно восстановить. А жизнь… жизнь тоже можно восстановить. Просто нужно очень этого захотеть.
Выйдя из подъезда, она подняла глаза к небу. Моросил мелкий дождь, но впервые за долгое время она не спешила спрятаться. Ей хотелось чувствовать эти капли на лице – они словно смывали всё старое, больное, ненужное.
Где-то наверху хлопнуло окно. Она не обернулась. Больше не нужно было оборачиваться.
Осеннее солнце заливало маленькую кухню тёплым светом. Ольга стояла у окна, задумчиво помешивая кофе. Её собственный кофе, в её собственной чашке, в её собственной квартире. Пусть съёмной, пусть крошечной – но своей.
Четыре месяца. Всего четыре месяца прошло с того дня, когда она в последний раз видела Дмитрия. Иногда ей казалось, что это было в другой жизни. А иногда – что она до сих пор не проснулась после долгого кошмара.
На столе тихо звякнул телефон. Сообщение от Светланы, её новой начальницы: «Оля, презентацию посмотрела. Отличная работа! С такими темпами скоро займёшь моё место ;)»
Ольга улыбнулась. Кто бы мог подумать, что в сорок два можно начать карьеру с нуля? Что можно учиться новому, развиваться, расти… Месяц назад она записалась на курсы английского. А недавно купила абонемент в бассейн – просто потому, что всегда мечтала научиться плавать.
Звонок в дверь заставил её вздрогнуть. На пороге стояла Маша с огромным пакетом.
– Привет, подруга! – она бодро протиснулась в квартиру. – Я тут пирогов напекла, решила с тобой поделиться.
– Маш, ты меня откармливаешь, как на убой, – рассмеялась Ольга.
– А то! Ты же теперь свободная женщина, надо форму держать!
Они устроились на кухне. Маша достала пироги, Ольга заварила свежий чай. Такие посиделки стали для них традицией – каждую субботу, с пирогами или без, просто поговорить по душам.
– Слушай, – Маша внимательно посмотрела на подругу. – А ты изменилась.
– В каком смысле?
– Ну… Глаза другие стали. Живые. И улыбаешься по-настоящему, не как раньше – будто извиняешься за то, что существуешь.
Ольга задумалась. Она и сама замечала эти изменения, когда смотрелась в зеркало. Морщинки никуда не делись, седина в волосах тоже. Но появилось что-то ещё – какой-то внутренний свет, уверенность, спокойствие.
– Знаешь, – медленно сказала она, – я тут недавно поняла одну вещь. Все эти годы я боялась одиночества. Думала – как это, жить одной? А теперь… Теперь я поняла – одиночество и одинокость – это разные вещи.
– В смысле?
– Ну вот смотри. Когда я жила с Димой, я была одинокой. По-настоящему одинокой – без права на собственное мнение, на свои желания, на свою жизнь. А сейчас… Сейчас я живу одна, но я не одинока. У меня есть ты, Светка с работы, девчонки с курсов английского…
Маша понимающе кивнула:
– И главное – у тебя есть ты сама.
– Да, – Ольга улыбнулась. – Наверное, это самое важное.
Вдруг она замерла, вглядываясь в окно. По другой стороне улицы шёл Дмитрий. Он не смотрел в их сторону, просто шёл куда-то по своим делам. Но у Ольги на секунду перехватило дыхание.
Маша проследила за её взглядом:
– Ты как? Нормально?
Ольга медленно выдохнула. Внутри было… пусто. Ни страха, ни злости, ни сожаления. Просто пустота, как после уборки в старом чулане – когда выбросил весь хлам и проветрил помещение.
– Знаешь, – сказала она, отворачиваясь от окна, – я думала, будет больнее. Думала, увижу его – и всё вернётся: и страх, и неуверенность, и это чувство вины… А там ничего нет. Совсем ничего.
– Это хорошо или плохо?
– Это… правильно, – Ольга улыбнулась. – Слушай, а давай в следующие выходные съездим на дачу к твоей маме? Ты говорила, там яблоки поспели…
Дмитрий уже скрылся за поворотом, а они продолжали пить чай и строить планы на выходные. В открытое окно залетал прохладный ветерок, играл занавесками, приносил запах близкой осени.
Позже, уже проводив Машу, Ольга стояла перед зеркалом в прихожей. Из глубины стекла на неё смотрела женщина с лёгкой улыбкой – немолодая, с морщинками у глаз и пробивающейся сединой, но… счастливая. По-настоящему счастливая.
Она протянула руку и коснулась своего отражения. Сколько времени нужно, чтобы собрать себя заново? Четыре месяца? Год? Вся жизнь?
«Неважно, – подумала она. – У меня теперь есть время. Целая жизнь впереди – моя собственная жизнь».
Навязчивая коллега моего мужа. Проучила!