Звонок раздался в самый неподходящий момент — я как раз заканчивала важный отчёт, до дедлайна оставался всего час. На экране высветился знакомый номер — мама. Обычно она звонила по выходным, в будний день это случалось, только если… Сердце ёкнуло.
— Мам, привет! Что-то случилось?
В трубке повисла пауза. Такая тяжёлая, что я сразу поняла — дело серьёзное.
— Машенька, ты занята? — голос мамы звучал непривычно тихо, будто она сомневалась, стоит ли продолжать разговор.
— Для тебя — никогда, — я отодвинула ноутбук. — Рассказывай.
Мама снова замолчала, и я услышала, как она прерывисто вздохнула.
— Папа… У него нашли… — она запнулась, и я почувствовала, как холодеет всё внутри. — В общем, нужна операция. Серьёзная. Мы пока не знаем точно, сколько это будет стоить, но…
Я закрыла глаза. Перед внутренним взором пронеслись картинки: вот папа учит меня кататься на велосипеде, вот мы вместе чиним мой первый автомобиль, вот он ведёт меня к алтарю на свадьбе…
— Мам, почему вы сразу не сказали? Давно узнали?
— Неделю назад, — её голос дрогнул. — Мы не хотели тебя беспокоить. Ты же копишь на квартиру, у тебя свои планы…
Я почувствовала, как к горлу подступает комок. Типично для моих родителей — думать сначала о моём благополучии, а потом уже о себе.
— Сколько нужно? — мой голос стал деловым, хотя внутри всё сжималось от тревоги.
— Мы пока не знаем точно… Но это большая сумма, Маша. Очень большая.
В этот момент в кабинет заглянула моя начальница, постучав по стеклу — напоминала про отчёт. Я кивнула ей и торопливо сказала в трубку:
— Мам, я перезвоню вечером. Обязательно перезвоню. И не вздумайте больше скрывать от меня такие вещи!
Положив телефон, я уставилась в монитор, но цифры расплывались перед глазами. В голове крутилась только одна мысль: «Четыре года копила на квартиру. Четыре года откладывала каждую копейку…» А в душе уже зрел вопрос, от которого становилось не по себе: «Неужели я действительно сомневаюсь? Неужели я правда думаю о деньгах, когда речь идёт о здоровье отца?».
Вечером я сидела на кухне, рассеянно помешивая давно остывший кофе. Входная дверь щёлкнула — вернулся Алёша. Я слышала, как он разувается в прихожей, как привычно вешает куртку на крючок, но не могла заставить себя встать и выйти к нему.
— Маш, ты дома? — его голос, как всегда спокойный и уверенный, отозвался теплом где-то внутри.
— На кухне, — отозвалась я, пытаясь придать голосу будничность.
Алексей появился в дверном проёме, окинул меня внимательным взглядом и нахмурился:
— Что случилось?
Вот так всегда — он читает меня как открытую книгу. За пять лет совместной жизни научился замечать малейшие изменения в настроении.
— Папе нужна операция, — слова дались с трудом. — Сложная и… дорогая.
Алёша молча сел напротив, взял мои руки в свои. Его ладони были тёплыми и надёжными, как и он сам.
— Сколько?
— Не знаю точно. Мама не сказала, но… — я запнулась, — думаю, речь идёт о нескольких миллионах.
Он присвистнул, но руки не разжал:
— А наши накопления?
— Два миллиона триста тысяч, — я произнесла сумму, которую знала наизусть. Каждый месяц мы с Алёшей откладывали сколько могли, мечтая о собственной квартире. Больше не придётся снимать, говорили мы друг другу. Будет свой угол, может, даже с маленьким балконом, где можно пить по утрам кофе…
— Знаешь, — Алексей задумчиво потёр большим пальцем мою ладонь, — квартиру мы всё равно купим. Может, не через год, как планировали, а через два или три. Но купим обязательно.
— Ты предлагаешь отдать накопления?
— Я предлагаю помочь твоему отцу, — он посмотрел мне прямо в глаза. — Маш, это же твой папа. Человек, который никогда ни в чём тебе не отказывал. Помнишь, как он месяц работал в две смены, чтобы купить тебе то платье на выпускной?
Я помнила. Конечно, помнила. И не только платье — всю свою жизнь я знала, что родители готовы на всё ради моего счастья. Они отказывали себе во всём, лишь бы я получила образование, лишь бы у меня было всё необходимое.
— А если… — я сглотнула комок в горле, — если денег всё равно не хватит? Если потратим всё, а этого будет мало?
Алексей встал, обошёл стол и обнял меня за плечи:
— Тогда будем решать проблемы по мере их поступления. Найдём способ. Можно взять кредит, можно поговорить с моими родителями — они давно хотели продать дачу. Главное сейчас — начать действовать.
Я прижалась к его груди, чувствуя, как постепенно отпускает сковавшее меня напряжение. Что бы я делала без этого человека? Без его спокойной уверенности, без способности находить выход даже в самых сложных ситуациях?
— Спасибо, — прошептала я.
— За что?
— За то, что ты — это ты.
Утром я первым делом написала начальнице сообщение с просьбой уйти сегодня пораньше. Сжимая в руках ключи от машины, я спустилась на парковку. Перед глазами всё ещё стояло сообщение от начальницы: «Конечно, Маша, семья важнее. Держи меня в курсе». Села за руль, и руки сами вывернули на знакомую дорогу к родителям. Сколько раз я ездила этим маршрутом? Тысячу? Две? Но сегодня путь казался бесконечным.
Застряла на первом же светофоре. Красный свет горел, будто издеваясь, а в голове крутились непрошеные мысли. Зелёный. Поворот. Снова красный. В висках стучало от напряжения. Я разглядывала родной район, пытаясь отвлечься: как же всё изменилось!
Вместо старых двухэтажек теперь стоят высотки со стеклянными балконами, на месте заброшенного пустыря раскинулся торговый центр, а где раньше были гаражи — детская площадка с разноцветными качелями.
Свернула на родную улицу и словно провалилась в прошлое. Здесь время застыло: те же тополя вдоль дороги, та же облезлая реклама на угловом доме, даже скамейка у подъезда — всё та же, покосившаяся набок.
У двери подъезда замешкалась, собираясь с духом. Толкнула тяжелую дверь, и в нос ударил знакомый запах – смесь готовки из квартир и влажной штукатурки. Начала подниматься по ступенькам, и память услужливо подбрасывала картинки из детства: вот здесь мы с Ленкой накарябали свои имена на стене (краска поверх надписи давно облезла, но буквы всё ещё проступают), а там, на подоконнике между этажами, мы просиживали часами, делясь секретами и мечтами. Даже старая вмятина на перилах никуда не делась – это Димка с третьего этажа въехал на велосипеде.
С каждой ступенькой ноги наливались тяжестью. Третий этаж всё ближе, а я всё медленнее. Третий этаж, знакомая дверь с чуть облупившейся краской. Сколько раз я взбегала по этим ступенькам, торопясь поделиться новостями, радостями, а иногда и горестями?
Дверь открыла мама. При виде меня её глаза расширились: — Машенька? Почему не предупредила, что приедешь? Я бы приготовила что-нибудь…
— Мам, — я обняла её, чувствуя, как она похудела за последнее время, — хватит уже готовить. Давай лучше поговорим.
Из комнаты донёсся голос отца: — Кто там пришёл?
— Это я, пап! — я прошла в гостиную и замерла на пороге.
Отец сидел в своём любимом кресле, но выглядел… иначе. Осунувшийся, будто постаревший за эту неделю на несколько лет. В висках серебрилась седина, которой я раньше не замечала. Когда это случилось? Когда мои родители успели так постареть?
— Доченька, — он попытался встать, но я быстро подошла и обняла его.
— Сиди-сиди, — я присела рядом на подлокотник кресла, как делала в детстве. — Рассказывайте, что говорят врачи.
Родители переглянулись. Эта их привычка — молчаливый диалог взглядами — всегда восхищала меня. Сорок лет вместе, а до сих пор понимают друг друга без слов.
— Маша, мы не хотим тебя нагружать, — начал отец. — У тебя свои планы…
— Так, — я выпрямилась. — Давайте договоримся сразу: я уже не маленькая девочка. Я взрослый человек, ваша дочь, и я имею право знать, что происходит с моими родителями. Всё, что касается вас, касается и меня.
Мама тихонько всхлипнула и села на диван. Отец вздохнул и начал рассказывать. Операция, реабилитация, лекарства — общая сумма выходила даже больше, чем я предполагала. Три с половиной миллиона, не считая последующего лечения.
— Мы подумали продать дачу, — мама теребила край платья. — И машину тоже можно…
— Нет, — я покачала голова. — То есть, да, это тоже вариант, но давайте сделаем по-другому.
Я достала из сумки папку с документами: — Вот здесь выписка со счёта. Два миллиона триста тысяч — это наши с Алёшей накопления на квартиру. Мы с ним всё обсудили. Это деньги на первый взнос и начало лечения.
— Маша, нет! — отец попытался отодвинуть папку. — Ты же копила…
— Пап, — я взяла его за руку, — помнишь, что ты мне сказал, когда я поступала в университет? «Главное — это семья. Всё остальное приложится.» Так вот, я выросла с этим принципом. И сейчас просто следую ему.
Мама закрыла лицо руками, плечи её задрожали.
— Мы найдём остальные деньги, — продолжила я твёрдо. — Продадим дачу — это ещё миллион. Алёшины родители тоже хотят помочь. И давайте договоримся: больше никаких секретов. Мы семья, и мы справимся с этим вместе.
Отец смотрел на меня долгим взглядом, в котором читалось столько всего: гордость, благодарность, любовь и что-то ещё, от чего у меня защипало в глазах.
— Знаешь, — наконец произнёс он, — я всегда знал, что ты выросла хорошим человеком. Но сейчас… сейчас я просто горжусь тобой, доча.
Я почувствовала, как по щеке покатилась слеза, и торопливо смахнула её: — Ну вот, теперь все будем реветь. Давайте лучше думать, как организовать твоё лечение. У меня уже есть план…
Прошло три месяца. Я сидела в больничном коридоре, механически листая электронную книгу в телефоне. Пыталась отвлечься чтением, но то и дело поглядывала на дверь палаты, за которой врачи осматривали отца.
Время тянулось невыносимо медленно. Казалось, даже больничные часы на стене замедлили свой ход, а яркие буквы на экране телефона сливались в одно размытое пятно от напряжения и волнения.
Рядом что-то зашуршало — это мама перебирала рецепты и назначения, аккуратно раскладывая их по папкам. За последние месяцы она научилась разбираться в медицинских терминах лучше любого студента-медика. Её седина стала заметнее, но в глазах появился прежний блеск — тот самый, который я помнила с детства.
— Мам, — я тронула её за руку, — давай я разберу бумаги?
— Сиди уж, — она улыбнулась. — Ты и так на два фронта разрываешься — работа, больница…
— Между прочим, мне сегодня премию выписали, — я постаралась сказать это как можно небрежнее. — Приличную.
Мама замерла, не договорив: — Машенька, только не говори, что…
— Что собираюсь отдать её на лечение? — я фыркнула. — А вот и нет! Эти деньги пойдут в новую копилку. На квартиру.
Дверь палаты открылась, и оттуда вышел врач — молодой, но уже с проседью на висках. Мы с мамой одновременно вскочили.
— Как он? — выдохнула мама.
— Прогресс отличный, — доктор улыбнулся. — Восстанавливается даже быстрее, чем мы рассчитывали. Думаю, через неделю можно будет говорить о выписке.
Я почувствовала, как мама привалилась к моему плечу — ноги у неё подкосились от облегчения.
— Можно к нему?
— Конечно, только недолго. Ему нужен отдых.
Отец полулежал на кровати, осунувшийся, но с живым блеском в глазах. Увидев нас, попытался приподняться: — Мои девочки пришли!
— Лежи-лежи, — мама засуетилась, поправляя подушку. — Как себя чувствуешь?
— Как молодой жеребец! — отец подмигнул. — Скоро буду танцевать на вашей с Алёшей новоселье.
Я замерла: — Пап, мы же говорили…
— А мы с мамой тоже говорили, — он взял меня за руку. — Дача продана, деньги уже на счету. И мы решили: половина — тебе, на квартиру.
— Но…
— Никаких «но», — его голос окреп. — Ты своё решение приняла, теперь наша очередь. Мы с мамой всю жизнь мечтали, чтобы у тебя был свой угол. И хотим этого не меньше, чем твоего здоровья, пап.
Телефон в кармане завибрировал — сообщение от Алексея: «Как там папа? Я купил продукты, вечером буду готовить твой любимый ужин.»
Я улыбнулась, глядя на экран. В голове вдруг всплыли его слова, сказанные три месяца назад: «Квартиру мы всё равно купим. Может, не через год, как планировали, а через два или три. Но купим обязательно.»
Тогда эти слова казались просто утешением. А сейчас, глядя на улыбающегося отца, на счастливые глаза мамы, я понимала: мы действительно всё сможем. И квартиру купим, и здоровье поправим, и ещё сто раз соберёмся все вместе за большим столом. Потому что главное — это семья. А всё остальное… всё остальное приложится.
Свекровь решила, что я мешаю её сыну найти достойную жену! Ну что ж, пусть теперь сама ищет ему новую квартиру