— Ты понимаешь, что я не могу дать тебе эти деньги? У нас ипотека, машина в кредите, сын женится. Откуда я возьму полмиллиона на твою маму?
Мария смотрела на мужа и не узнавала его. Двадцать лет брака, а он как чужой человек. Кирилл стоял у окна, высокий, подтянутый, в дорогом свитере. Она когда-то влюбилась в эту уверенность. А теперь?
— Кирилл, речь о моей маме. О человеке, который помогал нам, когда Димка маленький был. Который сидел с ним, пока мы карьеру строили.
— И что теперь? Я должен все семейные накопления спустить? Мария, будь реалисткой.
Она сжала кулаки так, что ногти впились в ладони. Реалисткой? Двадцать лет она была «реалисткой». Готовила, стирала, воспитывала сына. Бросила аспирантуру, чтобы Кирилл мог получить повышение в другом городе.
— У моей мамы последний шанс на такую операцию.
— Всю жизнь жила с таким весом и тут ей понадобилось, — заметил Кирилл, проверяя что-то в телефоне. — Слушай, у меня встреча. Вечером обсудим.
Он чмокнул ее в щеку и вышел. Обсудим? Что тут обсуждать? Мария подошла к окну. Внизу Кирилл сел в свой новенький «Джили». Подарок самому себе на сорокапятилетие. А на лечение тещи денег нет.
Телефон завибрировал. Сообщение от Ольги, старой подруги: «Как дела? Встретила вчера Игоря Соловьева, нашего однокурсника. Спрашивал про тебя».
Игорь? Мария улыбнулась. Когда-то он был влюблен в нее. Писал стихи, дарил цветы. А она выбрала Кирилла — перспективного, с квартирой от родителей.
Вечером Кирилл не вернулся к обсуждению. Лег спать, отвернувшись к стене. А утром Мария приняла решение.
Встреча с Игорем в кафе была неловкой. Он располнел, поседел, но глаза остались прежними — добрыми, внимательными.
— Ты совсем не изменилась, Маша.
— Врешь и не краснеешь, — усмехнулась она.
— Зачем мне врать? Ты всегда была красивой.
Он смотрел на нее так, будто ей снова двадцать. Будто она не домохозяйка с варикозом и тревожностью, а та студентка филфака, которая спорила о Достоевском до хрипоты.
— Игорь, ты говорил про работу?
— Да! Мы запускаем онлайн-журнал. Нужен редактор. Удаленка, свободный график. Ты ведь всегда писала лучше всех на курсе.
— Я двадцать лет ничего не писала, кроме списков покупок.
— Талант не пропьешь, — подмигнул он. — Попробуй. Что теряешь?
Что она теряет? Мария вспомнила вчерашний разговор с Кириллом. Свою беспомощность. Мать в больнице.
— Когда можно начать?
Первый гонорар был смешным — пятнадцать тысяч. Но для Марии это были ЕЕ деньги. Не выпрошенные у мужа, не выделенные из «семейного бюджета». Заработанные.
Она открыла отдельный счет. Кирилл не заметил ее отсутствия дома — она работала, пока он был в офисе. Сын Дима с невестой были заняты подготовкой к свадьбе и ждали ребенка. Никто не замечал, как Мария меняется.
Через три месяца на ее счету было сто двадцать тысяч. Она оплатила первый платёж на операцию матери. И впервые за много лет почувствовала себя сильной.
— Мам, ты какая-то другая стала, — заметил Дима, заехав на ужин. — Похудела? Или прическа новая?
— Просто счастливая, — улыбнулась она.
— А чего это ты счастливая? — подозрительно спросил Кирилл, не отрываясь от телевизора.
— А что, нельзя?
Сын переводил взгляд с отца на мать. Что-то изменилось, но он не понимал что.
— Кстати, пап, мы с Леной думаем, может, нам пока в вашу вторую квартиру переехать? Ну, которую вы сдаете. С ребенком же удобнее в своем жилье.
— Конечно, сынок, — кивнул Кирилл. — Как раз договор с арендаторами заканчивается.
Мария промолчала. Эту квартиру они купили вместе, в ипотеку. Выплачивали пятнадцать лет. И теперь она просто «ваша вторая»?
Вечером, когда Дима ушел, она спросила:
— А ты не хочешь со мной обсудить решение по квартире?
— А что обсуждать? Сыну нужно жилье.
— Мне тоже может понадобиться.
Кирилл оторвался от телефона:
— В каком смысле?
— В прямом. Это наша общая квартира. Совместно нажитое имущество.
— Ты что, на развод намекаешь? — он рассмеялся. — С чего вдруг?
— Просто напоминаю, что у меня тоже есть права.
Он подошел и положил руки ей на плечи:
— Машка, ты чего? Какие права? Какой развод? Мы же семья.
Семья. Слово, которым он всегда ее останавливал. Семья — это святое. Семью нужно беречь. Ради семьи нужно терпеть.
— Да, семья, — кивнула она. — Поэтому я устроилась на работу, чтобы оплатить лечение моей мамы. Раз уж семья не помогает.
Кирилл отступил на шаг:
— Что? Какая работа? Ты за моей спиной?
— Я пишу и редактирую тексты. Удаленно.
— И давно?
— Три месяца.
Он сел, обхватив голову руками:
— Три месяца ты врешь мне? Зарабатываешь какие-то копейки вместо того, чтобы заниматься домом?
— Не копейки. Я оплатила первый этап для моей мамы.
— Что? — он вскочил. — Ты тратишь деньги без моего ведома?
— Это МОИ деньги, Кирилл. Я их заработала.
— Нет таких понятий — «мои» и «твои». Есть семейный бюджет. И я его распределяю.
— Почему ты? Почему не мы вместе?
— Потому что я — мужчина! Я зарабатываю! Я обеспечиваю семью!
Мария смотрела на его покрасневшее лицо, на вздувшуюся вену на лбу. Она должна была испугаться. Раньше она бы испугалась. Но сейчас ей было… спокойно?
— Знаешь, в чем проблема, Кирилл? Ты не обеспечиваешь семью. Ты контролируешь ее. Это разные вещи.
— Так, слушай сюда, — он навис над ней. — Либо ты бросаешь эту свою «работу», либо мы разводимся. Выбирай.
Она посмотрела ему в глаза:
— Я выбираю развод.
Он не ожидал. Она видела это по его лицу. Он думал, что она испугается, заплачет, будет просить прощения. Как всегда.
— Ты не понимаешь, что говоришь, — процедил он. — Куда ты пойдешь? Эта квартира — моя. Родительская. Вторую мы отдаем Димке. У тебя ничего нет.
— У меня есть я, — просто ответила Мария. — И этого достаточно.
Ночью она не спала. Думала. Действительно, куда она пойдет? Что будет делать? Как жить дальше? Но странное дело — страха не было. Была решимость. И еще — предвкушение. Будто она стоит на пороге чего-то нового, неизведанного. И это новое манит сильнее, чем пугает неизвестность.
Утром позвонила мать. Голос слабый, но бодрый:
— Машенька, врачи сказали всё прошло хорошо, я чувствую, в этот раз я смогу. Спасибо тебе, доченька.
— Поправляйся, мама. Я скоро всё оплачу.
— Кирилл все-таки согласился помочь?
Мария помедлила:
— Нет. Я сама.
— Как — сама?
— Я работаю, мама. Редактором в онлайн-журнале.
Тишина. Потом тихий смех:
— Знаешь, я всегда говорила твоему отцу, что ты далеко пойдешь. Он не верил. А я знала.
Мария улыбнулась. Впервые за много лет она чувствовала гордость матери. Не за мужа, не за сына. За нее саму.
Вечером пришел Дима. Хмурый, напряженный.
— Мам, что происходит? Отец говорит, ты на развод подаешь.
— Да, это так.
— Но почему? Что случилось?
Она вздохнула:
— Дима, ты взрослый человек. Скоро сам станешь отцом. Давай говорить как взрослые. Я больше не хочу жить с твоим отцом.
— Но почему? Он же нормальный мужик! Обеспечивает вас, не пьет, не гуляет!
— А этого достаточно для счастья?
Сын растерялся:
— Ну… да? А что еще нужно?
— Уважение. Партнерство. Любовь, в конце концов.
— Любовь? Мам, вам по сорок лет! Какая любовь?
Мария грустно улыбнулась. Ее сын, ее мальчик. Такой взрослый и такой наивный.
— Дима, дело не в любви. Дело в том, что я хочу сама решать, как мне жить. Я хочу работать, развиваться. Быть собой, а не приложением к мужу.
— Но как же квартира? Отец говорит, ты претендуешь на нашу…
Вот оно что. Не о ней беспокоится. О квартире.
— Дима, я не претендую на вашу квартиру. Я знаю, что вам с Леной нужно где-то жить. Особенно с ребенком.
Он выдохнул с облегчением:
— Фух, ну слава богу. А то Ленка уже истерику закатила.
— Но и ты пойми — мне тоже нужно где-то жить.
— Так оставайся здесь! Отец говорит, он не против, если ты одумаешься и бросишь эту свою… работу.
— Я не брошу работу, Дима. И не останусь с твоим отцом.
— Но куда ты пойдешь?
Поживу пока у подруги. Потом сниму что-нибудь.
— На какие шиши? Ты же не работала никогда!
— Теперь работаю.
Сын покачал головой:
— Мам, ты с ума сошла. В твоем возрасте начинать все с нуля? Ты же ничего не умеешь!
— Я многое умею и много работала, Дима. Просто ты этого не замечал. Никто не замечал.
Он ушел, хлопнув дверью. А через час пришел Кирилл. С букетом. С шампанским. С виноватой улыбкой.
— Машуль, давай поговорим?
Она пропустила его в квартиру. Он суетился, расставлял бокалы, открывал шампанское.
— Я погорячился вчера. Ты знаешь, я бываю вспыльчивым. Но я подумал… и решил, что если тебе так хочется работать — работай. Только давай без этих глупостей про развод?
Мария смотрела на него и думала: неужели раньше это действовало? Этот дешевый спектакль с раскаянием, цветами и шампанским?
— Кирилл, я серьезно настроена на развод.
— Но почему? — он картинно развел руками. — Что я такого сделал?
— Ничего. Просто я больше не хочу быть твоей женой.
— Из-за денег на лечение твоей матери? Хорошо, я дам тебе эти деньги! Вот, — он достал из кармана банковскую карту. — Здесь пятьсот тысяч. Бери.
Она покачала головой:
— Дело не в деньгах.
— А в чем тогда? В работе? Работай! Я разрешаю!
— Ты разрешаешь? — она невесело усмехнулась. — Вот в этом все и дело, Кирилл. Ты не можешь разрешать или запрещать мне что-то. Я не твоя собственность.
— Но ты моя жена!
— Уже нет.
Он сел, обхватив голову руками:
— Машка, ты не понимаешь, что делаешь. Куда ты пойдешь? На что жить будешь? Думаешь, твоя писанина тебя прокормит?
— Не знаю. Но я хочу попробовать.
— А если не получится?
— Тогда буду искать другие варианты.
— Без меня ты пропадешь.
— Это мы еще посмотрим.
Он встал, подошел к ней вплотную:
— Хорошо. Уходи. Но учти — назад дороги не будет. Когда поймешь, что натворила, не приползай ко мне на коленях.
— Не беспокойся. Не приползу.
Через неделю она собрала вещи и переехала к Ольге. Еще через месяц нашла крошечную студию в спальном районе. Денег хватало впритык — на аренду, на еду и на погашение рассрочки за операцию матери. Но она была… счастлива?
Да, пожалуй, именно это чувство она испытывала, просыпаясь по утрам в своей маленькой квартирке. Счастье. Свобода. Гордость за себя.
Работа шла хорошо. Игорь предложил ей писать собственную колонку. «Жизнь после сорока» — так она ее назвала. И неожиданно колонка стала популярной. Женщины писали ей, благодарили, делились историями.
Мать стала худеть. Когда ее выписали из больницы, Мария забрала ее к себе.
— Тесновато тут у тебя, — заметила мать, оглядывая студию.
— Зато свое.
— И то правда, — кивнула мать. — Знаешь, я горжусь тобой, дочка.
Эти слова стоили всех потерянных квадратных метров.
Дима не общался с ней два месяца. Потом позвонил. Сухо сообщил, что у него родился сын. Назвали Кириллом, в честь деда.
— Приходи знакомиться
Мария пришла с подарком — крошечными пинетками, которые вязала по ночам, когда не могла уснуть. Лена, невестка, встретила холодно, но при виде малыша лед растаял. Крохотный Кирилл, сморщенный и красный, был таким беззащитным, что сердце сжималось.
— Можно подержать? — робко спросила Мария.
Лена неохотно передала ей сверток. Мария взяла внука на руки, и что-то перевернулось внутри. Ее кровь. Ее продолжение.
— Бабушка, — прошептала она, и слезы навернулись на глаза.
— Только не ревите над ребенком, — буркнула Лена. — Плохая примета.
Дима наблюдал за ними, прислонившись к дверному косяку. Потом спросил:
— Как ты, мам?
— Хорошо, — просто ответила она. — А ты?
— Нормально. Отец помогает деньгами.
— Это хорошо.
— Он, знаешь… сильно переживает.
Мария промолчала. Что тут скажешь?
— Может, помиритесь? — неуверенно предложил сын. — Он изменился. Правда.
— Дима, я не хочу об этом говорить. Особенно сегодня. У вас такой праздник.
Она вернула ребенка Лене и ушла. На душе было тяжело. Она скучала по сыну. По их разговорам, по совместным ужинам. Но не по мужу. Странно, но она совсем не скучала по Кириллу.
Шли месяцы. Работа отнимала все время, но Мария не жаловалась. Она чувствовала себя нужной, важной. Ее статьи читали, комментировали. Игорь предложил ей написать книгу — сборник эссе о женской самостоятельности. Она согласилась, хотя боялась, что не справится.
Мать окрепла, но возвращаться во Владимир, в свою квартиру не захотела.
— Там одиночество, — сказала она. — А здесь мы вдвоем. Веселее.
Они обустроили студию так, чтобы каждой хватало личного пространства. Научились не мешать друг другу. И, к удивлению Марии, ей нравилось жить с матерью. Они разговаривали — по-настоящему, как никогда раньше.
— Знаешь, — сказала как-то мать, — я ведь тоже хотела уйти от твоего отца.
— Правда? — удивилась Мария. — Почему?
— По тем же причинам, что и ты от Кирилла. Контроль, неуважение. Но не решилась. Боялась, что не справлюсь одна. С тобой, с работой.
— И жалеешь?
Мать задумалась:
— Иногда. Когда вижу, какая ты сильная. Думаю: может, и я смогла бы?
Мария обняла ее:
— Конечно, смогла бы.
В один из вечеров позвонил Дима. Голос встревоженный:
— Мам, отец в больнице. Сердце пропустило удар.
— Тяжелый?
— Врачи говорят, обширный. Он… он звал тебя.
Она приехала в больницу. Кирилл лежал бледный. Осунувшийся, постаревший. Он протянул ей руку:
— Пришла…
— Пришла, — кивнула она.
— Я думал… не придешь.
— Как я могла не прийти?
Он слабо улыбнулся:
— Прости меня, Маша.
— За что?
— За все. За то, что не ценил. Не уважал. Контролировал.
Она молчала. Что тут скажешь?
— Я понял… только когда потерял тебя. Какая ты… удивительная.
— Кирилл, тебе нельзя волноваться.
— Нет, дай сказать. Я следил за тобой. Читал твои статьи. Ты молодец, Маша. Я горжусь тобой.
Она смотрела на этого чужого, сломленного человека и не знала, что чувствовать. Жалость? Сочувствие? Но не любовь. Точно не любовь.
— Вернешься ко мне? — прошептал он. — Я все изменю. Клянусь.
Она покачала головой:
— Нет, Кирилл. Я не вернусь.
— Почему? — в его глазах стояли слезы. — Я же изменился!
— Потому что я тоже изменилась. И мне нравится та, кем я стала.
Он отвернулся к стене:
— Уходи тогда. Зачем пришла?
— Потому что ты болен. Потому что ты отец моего сына. Но не потому, что я хочу вернуться.
Она вышла из палаты с тяжелым сердцем. В коридоре ждал Дима.
— Ну что? — с надеждой спросил он.
— Ничего, Дима. Я навестила твоего отца. Но мы не будем вместе.
— Мам, он же может умереть!
— Не умрет. Он сильный.
— А если умрет? Ты всю жизнь будешь жалеть!
Она посмотрела на сына:
— О чем жалеть, Дима? О том, что я не солгала умирающему человеку? Не дала ложную надежду?
— Но он любит тебя!
— Нет, сынок. Он любит идею обо мне. Послушную, удобную жену. Но я больше не та женщина.
Дима покачал головой:
— Я тебя не понимаю, мам.
— Знаю. И это нормально.
Кирилл выздоровел. Через месяц выписался из больницы. Еще через месяц пришел к Марии — похудевший, с поседевшими висками, но все такой же упрямый.
— Я продал квартиру, — с порога заявил он.
— Какую? — не поняла Мария.
— Нашу. Родительскую.
— Зачем?
— Купил новую. Поменьше. А разницу… вот, — он протянул ей конверт. — Твоя доля.
Она не взяла конверт:
— Кирилл, мне не нужны твои деньги.
— Это не мои деньги. Это твои.
— У нас была общая квартира, но теперь она сына.
— Бери! — он швырнул конверт на стол. — Я хочу быть справедливым. Хоть раз в жизни.
Она вздохнула:
— Хорошо. Спасибо.
Он огляделся:
— Так и живешь в этой конуре?
— Это мой дом, Кирилл.
— Прости, — он смутился. — Я не хотел обидеть. Просто… ты достойна большего.
— Я счастлива здесь.
Он посмотрел на нее долгим взглядом:
— Правда? Ты правда счастлива? Без меня?
— Да, — честно ответила она. — Я счастлива.
Он кивнул:
— Я рад за тебя. Правда рад.
И она поверила. Впервые за все их знакомство она поверила, что он искренен.
— Кофе будешь? — спросила она.
— Нет, просто воду.
Они сидели на крошечной кухне, пили просто воду и говорили. По-настоящему говорили — может быть, впервые за двадцать лет брака. О сыне, о внуке, о работе. О жизни.
— Знаешь, — сказал Кирилл, допивая свой стакан, — я ведь до сих пор люблю тебя.
— Знаю, — кивнула она.
— Но ты меня — нет?
— Нет.
Он грустно улыбнулся:
— Честно. Как всегда.
— Прости.
— Не извиняйся. Я заслужил.
Когда он уходил, она спросила:
— Как твое сердце?
— Болит, — ответил он. И они оба знали, что он говорит не о медицинском диагнозе.
Прошел год. Книга Марии вышла и неожиданно стала бестселлером. Ее приглашали на интервью, на телевидение. Она стеснялась, отказывалась, но Игорь настаивал:
— Ты нужна им, Маша. Всем этим женщинам, которые боятся сделать шаг.
И она соглашалась. Рассказывала свою историю. Получала сотни писем от женщин, которые благодарили ее за смелость, за пример.
Они продали квартиру матери и переехали вместе в квартиру побольше. Светлую, просторную. С балконом, где Мария выращивала цветы.
Дима стал заходить чаще. Приносил внука. Маленький Кирюша делал первые шаги, лопотал первые слова. Называл ее «баба». Мария таяла от этого слова.
Однажды Дима пришел один, без ребенка. Серьезный, сосредоточенный.
— Мам, можно с тобой поговорить?
— Конечно.
Они сели на кухне. Дима вертел в руках чашку, не решаясь начать.
— Что случилось? — встревожилась Мария. — Что-то с Кирюшей?
— Нет-нет, с ним все в порядке. Дело в другом. Мы с Леной… у нас проблемы.
— Какие?
Он вздохнул:
— Она говорит, что я как отец. Контролирую ее, не даю свободы. Требую отчета за каждую копейку.
Мария молчала. Что тут скажешь?
— И знаешь что? — продолжил Дима. — Она права. Я действительно как отец. И это ужасно.
— Почему ты так поступаешь?
— Не знаю! — он с отчаянием посмотрел на мать. — Просто… так привык. Так видел всю жизнь. Мужчина решает, женщина подчиняется.
— И как ты собираешься с этим бороться?
— Не знаю, — он опустил голову. — Поэтому и пришел к тебе. Ты ведь… справилась. Изменила свою жизнь.
— Я ушла, Дима. Это другое.
— Но я не хочу, чтобы Ленка уходила! Я люблю ее. И Кирюшку. Я хочу быть лучше. Для них.
Мария смотрела на сына и видела в нем себя — растерянную, ищущую выход. И Кирилла — упрямого, привыкшего командовать. Но еще она видела то, чего не было ни в ней, ни в Кирилле — желание измениться.
— Ты справишься, — сказала она. — Если действительно хочешь.
— Правда? — с надеждой спросил он.
— Правда. Ты лучше нас, Дима. Сильнее.
Он обнял ее, как в детстве:
— Спасибо, мам.
Когда он ушел, Мария долго стояла у окна. Думала о сыне, о муже, о себе. О цене, которую она заплатила за свободу. И о том, что ни разу не пожалела.
Телефон зазвонил, прерывая ее мысли. Игорь.
— Маша, есть предложение от издательства. Хотят вторую книгу. Как смотришь?
Она улыбнулась:
— Положительно смотрю.
— Отлично! Тогда завтра встречаемся с редактором. И еще… — он замялся. — Может, поужинаем потом? Вдвоем?
Мария помедлила. Игорь давно намекал на что-то большее, чем дружба. Но она не была готова. Или боялась?
— Давай поужинаем, — решилась она. — Почему бы и нет?
Положив трубку, она подумала: вот она, настоящая свобода. Не в том, чтобы быть одной. А в том, чтобы самой решать — с кем быть. И как.
Вечером позвонил Кирилл.
— Привет, — сказал он. — Как дела?
— Хорошо. А у тебя?
— Нормально. Слушай, тут Димка сказал, что у тебя день рождения скоро.
— Да, через неделю.
— Можно я приеду? С подарком?
Она улыбнулась:
— Можно. Только без глупостей, хорошо?
— Обещаю, — серьезно сказал он. — Никаких глупостей. Просто… хочу поздравить.
— Приезжай.
Она положила трубку и подумала: странная штука — жизнь. Год назад она боялась остаться одна. А сегодня к ней на день рождения придут бывший муж, потенциальный ухажер, сын с невесткой и внуком. И мать, конечно.
Не так уж она и одинока, верно?
Мать вошла на кухню, шаркая тапочками:
— С кем разговаривала?
— С Кириллом. Хочет приехать на день рождения.
— И что ты сказала?
— Что пусть приезжает.
Мать хмыкнула:
— Смотри, опять захомутает.
Мария рассмеялась:
— Не захомутает. Я теперь дорогая.
— В каком смысле?
— В прямом. Цена у меня высокая.
— Какая же?
Мария посмотрела в окно, на вечерний город, на огни, на людей, спешащих домой. На свою новую, свободную жизнь.
— Цена свободы, мама. И она того стоит.
Жена скрыла от мужа, что получила наследство, и не прогадала