Я смотрела на часы: девять вечера. В гостиной снова раздавался громкий смех друзей мужа, а я механически протирала тарелки, пытаясь справиться с растущим раздражением. Третий раз за неделю! Третий!
Звон бокалов, чей-то восторженный возглас, и снова взрыв хохота. Я на секунду прикрыла глаза. В раковине высилась гора грязной посуды — последствие очередного спонтанного ужина на восемь персон. Восемь! А убирать всё это буду я, конечно.
— Леночка, у тебя просто золотые руки! — донёсся из гостиной голос Виктора, лучшего друга мужа. — Такой ужин! Мы поэтому к вам и ходим!
«Ходим» — как же. Живёте практически. Я с силой выжала губку, брызги разлетелись по кухонному фартуку.
Андрей заглянул на кухню, его глаза блестели от выпитого вина: — Солнышко, там ребята просятся остаться. Диван в гостиной и раскладушка свободны?
Что-то внутри меня оборвалось. Сколько можно? Завтра в семь утра мне вставать, собирать детей в школу, готовить завтрак… А эти «ребята» будут спать до обеда, потом разбредутся по своим делам, оставив после себя скомканные простыни и грязные чашки.
— Андрей, — мой голос дрожал, — почему твои друзья считают, что могут ночевать у нас каждую неделю?
Он удивлённо поднял брови: — Лен, ну это же наши друзья. Чего ты заводишься?
— Заводишься? — я почувствовала, как горячая волна поднимается к горлу. — Это наш дом, а не хостел! У меня уже нет сил…
— Да брось ты, — он махнул рукой. — Подумаешь, переночуют. Не чужие же люди.
Я смотрела на него, и впервые за пять лет брака мне хотелось просто взять и уйти. Куда угодно, только бы не видеть этого беззаботного выражения лица, этой снисходительной улыбки человека, который абсолютно не понимает, что творится у меня внутри.
Из гостиной снова донёсся смех. Я вытерла руки полотенцем и тихо произнесла: — Значит, тебе всё равно, что я чувствую?
Но Андрей уже не слушал — он вернулся к друзьям, на ходу крикнув: — Спасибо, солнышко! Я знал, что ты поймёшь!
А я стояла посреди кухни, сжимая в руках полотенце, и чувствовала, как внутри медленно закипает решимость что-то изменить. Так больше продолжаться не могло.
Утро началось как обычно: в семь я уже готовила детям завтрак, стараясь не греметь посудой. В гостиной на диване похрапывал Виктор, а на раскладушке свернулся калачиком Павел. На журнальном столике — следы вчерашнего веселья: крошки, пустые стаканы, смятые салфетки.
— Мам, а почему дядя Витя опять у нас спит? — громко спросила восьмилетняя Маша, намазывая хлеб маслом.
— Тише, — я приложила палец к губам, хотя внутри хотелось рассмеяться. Пусть бы и разбудила. — Доедай быстрее, опоздаем в школу.
Когда дети ушли, я набрала номер сестры. Ирина ответила после первого гудка — она всегда рано встаёт.
— Ириш, помнишь, ты говорила, что соскучилась по племянникам? — начала я издалека. — Может, приедешь сегодня с ребятами? Посидим, как раньше…
— Лена, что случилось? — сестра всегда чувствовала, когда что-то не так. — У тебя голос странный.
Я рассказала ей всё: про еженедельные ночёвки друзей мужа, про его безразличие к моим чувствам, про усталость и обиду. Ирина слушала молча, только изредка цокала языком.
— Значит так, — решительно сказала она. — Мы приедем. И не одни. Я ещё Люду с детьми позову, она как раз в городе. Устроим настоящий девичник с детьми!
К шести вечера моя кухня превратилась в центр бурной деятельности. Ирина с двумя сыновьями-подростками, Люда с близнецами, мои дети — все готовили пиццу, смеялись, спорили о начинке. Музыка играла, дети носились по квартире, временами что-то падало и звенело.
Андрей пришёл в семь. Его лицо вытянулось, когда он увидел эту картину: диван занят детьми, которые увлечённо играют в приставку, на кухне не протолкнуться, повсюду детский смех и шум.
— Лена, что происходит? — он поймал меня в коридоре.
— А что такое? — я постаралась придать голосу то же беззаботное выражение, с которым он обычно приглашает своих друзей. — Это же наши родные, чего ты заводишься?
Он открыл рот, потом закрыл, нахмурился. До него как будто начало что-то доходить, но…
— Привет, Андрюша! — в коридор выглянула Ирина. — Слушай, мы тут с детьми решили остаться на ночь. Ты же не против? Мы же свои!
Я видела, как желваки заходили на его скулах. Он смотрел то на меня, то на шумную компанию в гостиной, и я почти физически ощущала его дискомфорт.
— Конечно, не против, — процедил он сквозь зубы и ушёл в спальню.
Вечер продолжался. Дети визжали от восторга, играя в прятки, женщины обсуждали последние новости, делились рецептами. Я краем глаза наблюдала за мужем: он несколько раз выходил из спальни, морщился от шума, но молчал.
Ближе к ночи, когда дети наконец угомонились, а сёстры расстелили себе в гостиной, Андрей поймал меня на кухне:
— Это что, месть такая?
— Месть? — я пожала плечами. — Нет, что ты. Просто родные люди собрались. Разве не здорово?
Он промолчал, но я видела: урок не усвоен. Для него это была просто моя прихоть, женский каприз. Что ж, значит, придётся действовать решительнее.
Я всё спланировала заранее. Неделю собирала самое необходимое, пока никто не видел — документы, любимые вещи детей, фотоальбомы. Сложила в старый чемодан и спрятала на антресолях. Ждала подходящего момента.
И он наступил в пятницу.
— Лена, сегодня ребята придут, — как ни в чём не бывало сообщил Андрей за завтраком. — У Пашки день рождения, отметим.
Я медленно поставила чашку на стол. Внутри всё сжалось, но голос прозвучал спокойно: — Сколько человек будет?
— Да немного, — он улыбнулся. — Человек десять. Закажем пиццу, чтобы ты не готовила.
«Чтобы я не готовила». Десять человек. В пятницу вечером, когда я мечтала просто отдохнуть после тяжёлой рабочей недели. И конечно, все останутся ночевать. А завтра у детей английский…
— Хорошо, — я встала из-за стола. — Развлекайтесь.
Андрей удивлённо поднял брови: — Ты куда-то собираешься?
— Нет, — покачала я головой. — Буду дома.
День на работе тянулся бесконечно. Я написала маме, предупредила, что, возможно, приеду. Она не стала задавать вопросов — просто ответила: «Жду».
Вечером дом наполнился музыкой и смехом. Я сидела в спальне, слушая, как в гостиной чокаются бокалами, как кто-то громко рассказывает анекдот, как Паша (кажется, уже нетрезвый) в сотый раз благодарит всех за поздравления.
В десять вечера я тихо собрала детей. Маша хотела было возмутиться — ей нравились эти шумные вечера, — но я приложила палец к губам и прошептала: «Мы едем к бабушке. Это сюрприз».
Достала с антресолей чемодан. Положила в него последние вещи. На кухонном столе оставила записку:
«Андрей. Я устала жить в проходном дворе. Это не дом — это круглосуточный хостел для твоих друзей. Ты не замечаешь, как это изматывает меня и детей. Или не хочешь замечать. Мы уехали к маме. Когда решишь, что важнее — твоя семья или еженедельные посиделки с друзьями, — позвони. Но не раньше. Елена.»
Перечитала. Сложила пополам. Поставила так, чтобы сразу заметил.
Из гостиной донёсся взрыв хохота. Кто-то включил музыку громче. Маша дёргала меня за рукав: — Мам, а может…
— Нет, доченька, — я поцеловала её в макушку. — Нам пора.
Мы вышли через чёрный ход, чтобы не проходить мимо гостиной. Холодный осенний воздух ударил в лицо — я вдруг поняла, что плачу. Смахнула слёзы: — Так, ребята, садимся в такси и едем к бабушке. Она нас заждалась.
Машина тронулась. В окно я видела свет в наших окнах, слышала приглушённую музыку. Интересно, когда Андрей заметит, что нас нет? И заметит ли вообще сегодня?
Дети притихли на заднем сиденье. Я достала телефон, выключила его. Всё. Теперь пусть думает — о семье, о доме, о том, что для него действительно важно.
А я… я наконец-то почувствовала облегчение. Будто камень с души упал. Правильно говорят: лучше страшный конец, чем бесконечный страх. Хотя на самом деле я надеялась, что это не конец.
Просто иногда нужно уйти, чтобы тебя начали ценить.
Андрей обнаружил записку только утром. Голова гудела после вчерашнего, в гостиной на диванах вповалку спали друзья, а он искал аспирин в кухонном шкафчике. Сложенный вдвое лист бумаги бросился в глаза не сразу.
Он перечитал записку трижды, прежде чем смысл дошёл до него. Сначала не поверил — решил, что Лена просто уехала к маме на выходные, как делала иногда. Достал телефон — её номер был недоступен.
— Вить, проснись, — он растолкал друга. — Ты вчера Лену с детьми не видел?
Виктор с трудом разлепил глаза: — Не-а. А что?
Андрей обошёл квартиру. В шкафу не хватало вещей, детские рюкзаки исчезли, любимая Ленина шкатулка с украшениями тоже. В ванной не было её косметички.
Он опустился на край кровати, сжимая в руках записку. В голове крутились её слова: «проходной двор», «изматывает», «когда решишь, что важнее». Память услужливо подбрасывала картинки: вот Лена молча убирает со стола, пока они веселятся; вот она утром собирает детей в школу, стараясь не шуметь, пока гости спят…
— Мужики, вам пора, — он вернулся в гостиную. — Давайте, поднимайтесь.
— Да ладно тебе, — протянул Паша. — Суббота же…
— Вставайте! — Андрей повысил голос. — Всем пора домой.
Друзья переглянулись — такого они от него ещё не слышали. Молча собрали вещи, побросали в сумки бутылки и остатки еды. Через полчаса квартира опустела.
Андрей сел в кресло и огляделся. Везде следы вчерашнего веселья: крошки на диване, пятна от вина на скатерти, забытая кем-то зажигалка. А ведь раньше он этого не замечал — утром всё было убрано, будто по волшебству. Ленино волшебство.
«Как же так вышло?» — думал он, методично собирая мусор в пакет. — «Когда наш дом превратился в место постоянных гулянок?»
Воспоминания накатывали волнами. Вот Лена говорит: «Может, в эти выходные только мы, семьёй?». А он отмахивается: «Брось, ребята давно не заходили». Вот она стоит на кухне усталая после работы, а он с порога: «Солнышко, у нас сегодня гости!». И ни разу не спросил, хочет ли она этих гостей, может ли принять их сегодня, есть ли у неё силы…
Телефон в кармане завибрировал. Виктор.
— Друг, ты как там? Мы переборщили вчера?
Андрей усмехнулся: — Не вчера. Мы давно переборщили. Просто я этого не видел.
— Лена права, знаешь, — после паузы сказал Виктор. — Мы правда слишком часто у вас зависали. Надо было меру знать.
— Да уж… — Андрей потёр лицо руками. — Теперь вот думаю: как всё исправить?
— Позвони ей.
— Телефон отключен.
— Тогда дай ей время, — в голосе друга звучало непривычное сочувствие. — И когда она будет готова говорить, докажи, что всё понял. Что семья важнее.
Андрей кивнул, хотя Виктор не мог его видеть. В пустой квартире было оглушительно тихо. Он вдруг понял: вот она, настоящая тишина. Не та уютная, домашняя, когда Лена возится на кухне, дети делают уроки, а кот дремлет на подоконнике. А мёртвая тишина пустого дома.
И эта тишина оказалась невыносимой.
Прошла неделя. Я жила у мамы, помогала ей с огородом, гуляла с детьми в старом парке, где когда-то бегала сама. Телефон включала только вечером — десятки пропущенных от Андрея, сообщения в мессенджере: «Прости», «Давай поговорим», «Я всё понял»…
Мама не лезла с расспросами, только однажды сказала: — Доченька, иногда мужчине нужно дать понять, что он может потерять. Только не тяни слишком долго — гордость гордостью, а семью берегите.
В субботу утром я собирала на кухне детей к репетитору, когда мама позвала меня: — Лена, выгляни в окно.
У калитки стоял Андрей. Не в привычном спортивном костюме выходного дня, а в том самом светлом пальто, в котором когда-то пришёл на первое свидание. В руках — огромный букет белых хризантем. Моих любимых.
— Цветы со своего огорода принёс, — хмыкнула мама. — Помнишь, как ты их сажала?
Помню. Три года назад посадила у дома целую клумбу. Они разрослись, и каждую осень наш сад словно покрывался белым снегом. Андрей всегда подшучивал над моей любовью к этим «бабушкиным» цветам.
— Что делать будешь? — спросила мама.
— Поговорю, — я накинула куртку. — Маш, последи за братом!
Андрей шагнул навстречу: — Замёрзнешь, — он протянул букет. — Можно войти?
— Нет, — я приняла цветы. — Давай пройдёмся.
Мы шли по улице, и я вдруг поняла, как давно мы не гуляли вдвоём — просто так, без цели, как в начале отношений. Всё больше суета, быт, друзья…
— Я много думал, — начал он. — О нас, о доме, обо всём. Знаешь, когда ты уехала, я сначала злился. Думал — вот, устроила демонстрацию. А потом… — он замолчал, подбирая слова. — Потом понял, что ты права. Наш дом перестал быть нашим.
Я молчала, перебирая лепестки хризантем.
— Виктор, знаешь, что сказал? «Мужик, мы к тебе как к себе домой ходили. А это неправильно». И ведь правда — они уже как будто жили у нас. А я и не замечал, каково тебе…
— Почему не замечал, Андрей? — я остановилась. — Я же говорила. Не раз говорила.
— Потому что привык, — он пожал плечами. — К тому, что ты всё можешь, всё успеваешь. К тому, что дом всегда уютный, еда вкусная, вещи постираны… Я как будто забыл, что за этим стоит твой труд. Твоя усталость.
Ветер трепал букет, срывая лепестки. Я смотрела, как они кружатся в воздухе.
— Я скучаю, — тихо сказал он. — По тебе, по детям, по дому. По настоящему дому, где нет чужих людей. Прости меня.
— И что дальше?
— Давай вернёмся. Я обещаю — никаких ночёвок. Друзья будут приходить… ну, раз в месяц? В удобное для всех время. Только если ты не против. И ненадолго.
Я молчала, глядя на падающие лепестки.
— И ещё, — добавил он. — Давай в следующие выходные съездим на дачу? Только мы с детьми. Как раньше.
Я подняла глаза — он смотрел тревожно, будто боялся отказа. В этот момент он был так похож на того мальчишку, который когда-то принёс мне на первое свидание точно такие же хризантемы…
— Хорошо, — я протянула руку. — Поехали домой. Только заедем к маме — попрощаться и забрать детей.
Он сжал мою ладонь, и мы пошли обратно. На душе было легко. Я знала — теперь всё будет иначе. Потому что иногда нужно уйти, чтобы вернуться. И иногда нужно потерять что-то, чтобы понять его ценность.
А ещё я знала, что наш дом снова станет именно домом. Местом, где хорошо именно нам — нашей семье. И пусть друзья приходят в гости, но только в гости. Потому что есть разница между «всегда открытой дверью» и «проходным двором».
Квартира – это общий актив, а не твоя собственность, – заявил муж, подписывая договор без моего ведома