Валентина Андреевна ехала в электричке и поглядывала в окно, испытывая целую гамму чувств. Скорее бы уже доехать, обнять сына, заглянуть в его квартиру, проверить, всё ли у них там в порядке. Не в том смысле, что она желала их семейному счастью зла, нет, конечно. Просто сердце матери есть сердце матери: когда ребёнок далеко, и непонятно, как у него дела, так и подмывает внезапно нагрянуть в гости. А если добавить сюда женскую интуицию и некие странности в Олеговых звонках… Так и выходит, что лучше взять две сумки с гостинцами, встать ни свет ни заря и поехать самой.
Она не предупредила никого, потому что, во-первых, хотела сюрприза, а во-вторых, за последние пару недель всё чаще замечала в голосе сына усталость, а иногда и скрытую напряжённость. Словно он сам хотел сказать: «Мама, приезжай», – но не решался. Да и Марина, невестка, последний раз говорила по телефону будто сквозь дежурную вежливость. Обычно Марина всегда весёлая, энергичная, спрашивает советы по кулинарии или с радостью делится новостями о том, как у них там всё замечательно. Теперь же на её редкие звонки Валентина Андреевна отвечала коротко, спрашивала об их буднях, и слышала больше молчания, чем слов. Как будто в семье творилось что-то непонятное.
Осталось пять минут до остановки. Валентина Андреевна невольно представила, как она сейчас выйдет из вагона, найдёт нужную маршрутку, потом ещё прогуляется по знакомым улицам. Хорошо, что маршрут она знала отлично: Олег жил в новой, но уже обжитой многоэтажке на окраине, где даже дворники теперь здороваются почти как соседи. А там, небось, и внук со внучкой ей обрадуются, хотя у них, правда, пока только дочка. Или нет? Олег как-то обмолвился, что хотели бы и второго ребёнка. Не было времени расспросить, вот и повод заодно всё выяснить.
Выйдя из электрички, Валентина Андреевна поймала маршрутку, заняла место у окна. За окном мелькали скудные пейзажи, ещё не до конца проснувшаяся улица, редкие прохожие и тонкая морось. Россия весной — такая штука, когда вроде бы снег уже стаял, грязь высохла не до конца, а кленовые почки лишь-только набухли. Солнце, если и выходит, то с чувством, с толком, с расстановкой. Но Валентина Андреевна вдохнула холодноватый воздух и улыбнулась: хорошо всё-таки, что она решила навестить сына. Предчувствие, пусть даже туманное, велит: езжай.
Добравшись до нужного дома, она вошла в парадную (да, в их городе это так называют, а не «подъезд» — местные привычки!), нажала на кнопку лифта и тяжело вздохнула, ощущая в руках увесистые сумки. Поднялась на четвёртый этаж, позвонила в дверь.
— Открыто! — услышала она голос Марины.
Валентина Андреевна смущённо потянула ручку и вошла. И тут же увидела невестку, застывшую в дверном проёме ванной, с полотенцем на голове. Марина выглядела, мягко говоря, ошарашенной.
— Мама?! Вы откуда? — воскликнула она, мгновенно убирая полотенце. По волосам стекали капли воды, она быстро вытерла их краем и подошла к свекрови.
— А я решила сделать вам сюрприз, — бодро сказала Валентина Андреевна, с улыбкой протягивая руки. — Обнять вас, посмотреть, как живёте. Я же соскучилась!
Марина сделала шаг вперёд, неловко обняла свекровь и едва не уронила полотенце на пол.
— Сюрприз, конечно… Но Олег же сказал, что уехал к вам…
В коридоре повисла странная тишина. Валентина Андреевна поплотнее прижала сумки к себе, пытаясь сообразить, что происходит. Её сын никуда не приезжал, она точно знала.
— Как это к мне? — спросила она без особой интонации. — Он говорил, что поедет на днях… но что уже уехал — не слышала.
Марина застыла.
— Постойте. Он буквально позавчера сказал, что срочно нужно к вам, в соседнюю область, потому что… ну… дедушку вашего надо повидать, да и вообще. Я, конечно, ничего не подозревала, сами знаете: у нас тут суматоха с документами, а потом дочка приболела. И я не стала вдаваться в подробности. Олег сказал: «Я у мамы, скоро вернусь».
Она сглотнула, заметно смутившись.
— Может, у вас недоразумение?
Валентина Андреевна кивнула неопределённо. Но где-то внутри неё уже проклюнулось понимание, что сын наверняка что-то ухитрился соврать — и ей, и жене. И, скорее всего, не просто так.
Она предпочла не развивать панику, тем более что Марина и так побледнела.
— Послушай, милая, — мягко сказала свекровь, — давай не будем нагнетать. Позвони ему сейчас. Скажи, что я тут… или не говори. Лучше давай я сама позвоню. Хотя подожди-ка…
Она сощурилась, как будто прислушивалась к своим же мыслям.
— Он сказал тебе, что едет ко мне? Ну, значит, он где-то бродит по своим делам и не хочет, чтобы мы знали. Похоже, сынок задумал что-то темнить.
Марина растерянно покачала головой.
— Чёрт, а я-то ничего не заметила. Что теперь делать?
— Делать вид, что всё нормально, — твёрдо сказала Валентина Андреевна. — Давай-ка я его наберу сама. И ты, пожалуйста, поддержи мою версию, какую я скажу. Я же не хочу сейчас скандала на пустом месте. Да и ты не хочешь, верно?
Марина с сомнением пожала плечами. Но спорить со свекровью не стала.
— Хорошо, вы только скажите, что говорить.
Валентина Андреевна чуть нахмурилась, достала телефон и набрала номер сына. Гудки, два, три… Затем Олег поднял трубку.
— Мам? Привет, я потом перезвоню, я занят, — с ходу отрезал он.
— Стой-стой, — твёрдо сказала она, поморщившись. — Мне тут твоя жена говорит, что ты в командировке… или у меня? Где ты вообще?
Повисла пауза, затем в трубке послышалось невнятное покашливание.
— Я… Мама, я действительно был в разъездах. Думал, может, заскочу к тебе, но не вышло.
— Я у тебя дома, — спокойно перебила его Валентина Андреевна. — Приехала с гостинцами, хотела обнять внучку, Марина тут, всё замечательно. Только вот есть нюанс: твоя жена уверена, что ты сейчас у меня.
Она специально говорила ровным, дружелюбным тоном, словно рассказывая рецепт пирожков. В трубке снова наступила тишина, и только через несколько секунд Олег выдавил:
— Мама, я…
— Даже не начинай, — тихо, но решительно сказала она. — Я всё поняла. Не важно, почему ты так соврал. Может, есть причины. Я сейчас прикрою тебя, чтобы не было скандала. Марина думает, что ты в командировке. И это правильно, давай придерживаться этой версии. Представься командировочным героем — лучше так, чем чтобы вся правда выплыла вон как некрасиво.
— Спасибо, — прошептал он. — А ты точно… не будешь…
— Я не буду разбираться по телефону, — ответила мать. — Но когда вернёшься, я жду объяснений. И с женой как-нибудь сам разбирайся.
Она отключила вызов и закрыла глаза. Честно говоря, душа у неё разрывалась: с одной стороны, она любила сына, и мать всегда готова выгородить ребёнка, пусть даже ему уже за тридцать. С другой стороны, непонятно, что он такого натворил, что пришлось столь изощрённо врать. И страшновато становилось от того, какие, возможно, у него секреты.
Марина, стоявшая рядом, вздохнула, будто у неё с души свалился камень.
— Значит, командировка?
— Да. Давай пока остановимся на этой версии, — кивнула Валентина Андреевна, нацепив улыбку. — Наверняка у Олега сложности по работе. Чай поставишь?
Вот и получилось, что вместо семейного скандала случился странный полусговор между свекровью и невесткой. За вечерним чаем Марина один раз спросила, не кажется ли свекрови, что Олег явно что-то скрывает. Но та успокоила: мол, мужчины — они такие, любят иногда приукрасить, а потом впутываются в нелепицу.
На следующий день Валентина Андреевна успела заняться домашними делами, поиграть с внучкой, сходить в магазин за хлебом. Марина целый день была на работе, вернулась под вечер, тихая, задумчивая. Видно было, что мысли о муже её грызут изнутри. Но она предпочитала хранить молчание. Наверное, надеялась, что Олег вернётся и всё объяснит.
Вернулся он только через двое суток. Валентина Андреевна к тому времени уже подумывала уехать, чтобы не создавать лишнего напряжения, но решила подождать, пока не увидит сына лично.
Олег зашёл в квартиру поздно вечером, когда уже темнело. Он был с охапкой роз, немного помятый, но старался бодро улыбаться. С порога сказал:
— Привет, девчонки! Как вы тут без меня?
Марина выглянула из кухни, посмотрела на него холодным взглядом.
— Нормально. Только мама твоя заждалась.
Валентина Андреевна вышла в коридор.
— Здравствуй, сынок. Надеюсь, приехал окончательно?
Олег шумно сглотнул и кивнул.
— Да. Я… ну… командировка закончилась, можно выдохнуть.
Он пошёл на кухню, поставил розы в вазу. Валентина Андреевна прошла следом и уселась на стул, сложив руки на коленях. Было видно, что Олег пытается отшучиваться, как делал это раньше, но в воздухе уже висело напряжение.
— Слушайте, — проговорил он, стараясь звучать весело, — я такой голодный! Марин, что у нас на ужин?
— У нас гречка со свининой, — ответила она отстранённо. — Хочешь, разогрею?
— Да, пожалуйста, — кивнул он. — Как же я скучал по домашней еде.
Он сел за стол, Валентина Андреевна напротив. Взгляд его матери был спокойным, но пронзительным, точно хотелось спросить: «Что происходит? Зачем вся эта ложь?» Но она ждала, давая сыну шанс проявить инициативу.
Пока Марина возилась у плиты, Олег попытался рассказать что-то про свою «командировку» — мол, город Ярославль, партнёры по бизнесу, сложные переговоры. Он говорил сбивчиво, путался в деталях, упоминал то один отель, то другой. Валентина Андреевна слушала, покачивая головой, а потом, не выдержав, спросила:
— Сынок, а почему ты мне ни разу не позвонил, раз уж был совсем рядом, почти в соседней области?
— Да я… — он запнулся, заморгал. — У меня вылетело из головы, столько дел!
— Понятно, — коротко отозвалась она. — А Марина говорила, что ты у меня чуть ли не ночевал.
— Да, я… Ну я хотел! Просто… в последний момент пришлось уехать.
Марина выключила плиту и подала ему тарелку.
— Кушай.
Олег откусил кусок мяса и уронил взгляд в тарелку. Видимо, он почувствовал, что ложь перестаёт работать.
— Ладно. Может, хватит допросов? Я же вернулся. Всё хорошо.
— Сынок, — мягко сказала Валентина Андреевна, — поверь, я здесь не для того, чтобы мучить тебя вопросами. Но ты же тоже пойми: мы с Мариной волновались, я специально приехала, чтобы увидеть тебя, а выходит, что никакой командировки-то не было. Да?
Он вскинул глаза.
— Почему это не было? Была, просто… не в Ярославле, а… Ну, так получилось.
Марина подошла и села рядом, повернувшись к нему.
— Олег, может, хватит? Я ведь не дура. Я и сама что-то заподозрила, когда мама приехала, а ты вообще пропал. Если ты загулял с друзьями — скажи, я переживу, мы поговорим, решим. Но если что-то серьёзнее…
Он вздохнул и посмотрел на жену умоляюще.
— Марин, я… я не знаю, как сказать.
— Скажи по-человечески, — подала голос Валентина Андреевна. — Уж мы-то поймём. Или хотя бы выслушаем.
Наступило долгое молчание. Потом Олег встал, отошёл к окну и какое-то время смотрел на тёмный двор.
— Я… жил эти дни не дома.
— Это и так понятно, — бросила Марина. — Дальше что?
— Ну… — он сглотнул. — Я был у одной… женщины.
Валентина Андреевна закрыла глаза, вздохнула. Так и знала. Но всё равно больно слышать это подтверждение. Марина сжала кулаки, но по её голосу нельзя было сказать, что она в бешенстве. Скорее, в усталом смирении.
— Назови имя, — сказала она тихо.
— Марин, может, не надо? — попытался Олег увильнуть.
— Надо, — упрямо произнесла она. — Я хочу знать, кого ты выбрал вместо меня.
Олег обернулся, нахмурил брови, потом всё же проговорил:
— Её зовут Галина Аркадьевна.
На удивление, Марина даже не ахнула. Она просто прикрыла глаза и покачала головой, будто мысленно ставила галочку: «Всё-таки да, Галина Аркадьевна».
— Хорошо. Значит, я была права.
Он удивлённо поднял брови.
— Ты знала?
— Догадывалась, — коротко ответила она. — Я замечала, как ты листаешь её страницу в соцсетях, как вздрагиваешь, когда она пишет или звонит. Да и слухи доходили. Просто у меня было мало подтверждений, а спрашивать в лоб не хотела.
Валентина Андреевна сидела стиснув зубы. Она чувствовала, что должна вмешаться, сказать что-то сыну, но не находила слов.
— Марин… — тихо произнёс Олег. — Я сам запутался. Я не хотел, чтобы всё вот так рухнуло. Она… Галина… просто меня слушала, была добра, у неё, понимаешь, своя жизнь, у мужа какие-то вечные отлучки. И мы как-то сблизились, когда я помогал ей с… в общем…
Он замолчал, поняв, что оправдания всё равно не выглядят убедительными.
— А я, значит, не слушала? — Марина слабо улыбнулась. — Ты ведь бросил работу полгода назад, потому что «хотел найти себя», а я сказала: давай, найди, я тебя поддержу. Разве я мешала? Разве я не говорила: «Придумай что хочешь, главное — будь счастлив»? Но ты выбрал другой путь. Если честно, я устаю тут одна всё тянуть, а ты, выходит, отдыхал у Галины?
Олег скривился и опустил голову.
— Прости…
— За что именно? — уточнила она. — За то, что солгал? Или за то, что искал замену нашей семейной жизни где-то на стороне?
— Марина… — он хотел подойти к ней, но она сделала знак рукой: «Не приближайся». — Я не хотел тебя ранить. Мне казалось, что у меня с тобой всё стало каким-то слишком… обыденным. Мы живём по расписанию, дочка, счета, еда, уборка. А там я почувствовал себя живым, нужным, таким…
— Таким героем? — спросила Марина с едва заметной иронией. — И Галина Аркадьевна, конечно, интереснее, чем бытовая рутина.
Он ничего не ответил, только закрыл глаза и вздохнул.
Валентина Андреевна наконец не выдержала:
— Сынок, почему ты ничего мне не сказал? Ну уж я-то могла помочь как-то… или отговорить…
— Ма, — горько сказал Олег, — я боялся твоего разочарования. Ты всегда думала, что я умный, порядочный, а тут на тебе — завёл любовницу.
— Ну, знаешь, — криво усмехнулась она, — у меня не первый день за плечами. Я всё повидала. Конечно, я надеялась, что ты не будешь врать ни мне, ни жене, ни сам себе. Но что уж теперь.
Марина молча слушала, как он пытается оправдаться. Потом встала и пошла в комнату, откуда вскоре вернулась с двумя аккуратно упакованными дорожными сумками.
— Это что ещё? — растерянно спросил Олег.
— Твоё, — ответила Марина. — Я всё сложила, чтобы ты не мучился, не искал. Там основные вещи, которые были в шкафу, рубашки, брюки…
— Подожди, — он побледнел. — Ты что, хочешь, чтобы я…
— А что, ты рассчитывал вернуться домой, как ни в чём не бывало, поцеловать жену и дочку, и дальше жить, словно ничего не случилось? — Марина развела руками. — Да я тебе не устраивала сцен, не орала, не разбивала посуду. Я просто спокойно приняла, что ты предпочёл другую жизнь. Так вот, иди и живи дальше, как тебе хочется.
— Но… — Олег бросил взгляд на мать, будто ища спасения. — Мама, скажи ей что-нибудь.
Валентина Андреевна поднялась, осмотрелась, крепче сжала ручку своей сумки.
— А что я скажу? Марина имеет право выгнать тебя, если ты столько времени жил у другой женщины. Я не могу её винить.
— Значит, так легко? — Олег почувствовал, что у него земля уходит из-под ног. — Вы все против меня?
— Я не против тебя, сынок, — серьёзно сказала мать. — Но ты сам выбрал этот путь. А теперь твоя жена с тобой честна. Она не устраивает сцен, не кричит, а говорит прямо: «До свидания».
Он подошёл к жене, пытаясь заглянуть ей в глаза.
— Марин, может, всё-таки… у нас же дочка.
— Да, — кивнула она. — И я не хочу, чтобы она жила в атмосфере постоянной лжи. Сейчас она маленькая, ничего не понимает. Но потом всё станет ясно, и она спросит: «А почему папа жил у чужой женщины? А зачем все эти обманы?» Я не могу этого позволить.
Олег запустил руку в волосы, нервно дёрнул прядь.
— Что теперь?
Марина медленно протянула руку к сумкам, скользнула по ним взглядом и потом посмотрела на него.
— Дальше ты берёшь свой багаж и уходишь. Можешь к маме, раз вам так нравится прикрывать друг друга. Можешь к Галине Аркадьевне, раз уж там так хорошо. Мне всё равно.
— Подожди, — судорожно выдохнул он. — Но мы же семья…
— Мы были семьёй, — поправила его Марина. — А теперь нет. Я не удерживаю тебя, не собираюсь мстить или распространять слухи. Я просто хочу жить без вранья. И дочку нашу я буду растить без ежедневных унижений.
Олег машинально схватился за спинку стула, будто ему нужна была опора.
— Мама, скажи хоть что-нибудь.
Валентина Андреевна встала рядом.
— Сынок, я не могу отменить решение Марины. И даже не стану пытаться. Ты поступил плохо. Я тебе всё это время хотела прямо сказать, но, видно, ты не слушал. Теперь расплачивайся за свои действия.
В тишине Олег поднял сумки и двинулся к выходу. На полпути остановился:
— А можно хоть с дочкой попрощаться?
Марина посмотрела на него печально, но не жестоко.
— Она спит. Лучше не буди. Позвони ей завтра, поговори по видео.
Он шмыгнул носом и кивнул. Потом, не найдя в себе сил сказать ещё хоть что-то, открыл дверь и вышел. Валентина Андреевна медленно пошла за ним, тоже собираясь уходить, но Марина окликнула:
— Мама, вы-то можете остаться. Я не имею ничего против вас.
Свекровь обернулась. В глазах её читалась и боль за сына, и тёплая благодарность к невестке.
— Спасибо тебе, милая, но мне тоже нужно ехать. Я поживу у себя, в родном доме. А вы уже дальше разбирайтесь. Ну как разбирайтесь… — она на миг замолчала. — Может, он когда-нибудь одумается, если, конечно, не поздно будет.
Марина тихо кивнула.
— Всё может быть. Но пока — так.
Валентина Андреевна в коридоре накинула плащ, застегнула сумку, а затем вышла на площадку. Олег стоял у лифта и машинально давил на кнопку, хотя лифт ещё не успел подняться. Выглядел он так, будто не верил, что это всё на самом деле.
— Мама… — тихо сказал он, когда двери лифта открылись. — Мне очень стыдно.
Она зашла внутрь вместе с ним и нажала на кнопку первого этажа.
— Я знаю. Только стыда мало, чтобы вернуть всё назад.
Он не стал возражать. Лифт съехал вниз, с тихим звуком открылся. Они вышли в пустой тёмный вестибюль. На улице мерцали фонари, воздух был влажным и холодным.
— Куда теперь? — спросил Олег, сжимая ручки своих сумок.
— Езжай ко мне, — сказала Валентина Андреевна. — Хоть пару дней переночуешь, а там думай, что делать дальше.
Он обрадованно поднял глаза:
— Ты не прогонишь меня?
— Конечно нет, я же твоя мать, — вздохнула она. — Но в моей квартире нет той роскоши, к которой ты привык. Диван у меня скрипучий, коммуналка высокая. Работу тебе всё равно придётся искать, да и жизнь менять придётся — теперь ведь всё, что было здесь, ты сам разрушил.
Он побрёл за ней к остановке, передвигая ноги, точно приговорённый. На редком прохожем висела сумка с продуктами, кто-то выгуливал собаку. Вечер был тихим, но внутри Олега бушевала буря. Он будто осознал, что только что потерял свою жену, дом, привычное бытие, и ради чего? Пару недель чужого тепла? А дальше?
На ночном автобусе они доехали до вокзала. Всё это время Валентина Андреевна молчала, погружённая в думы. Олег пару раз порывался заговорить, но не находил слов. Чувствовал себя школьником, которому стыдно за провинность, но и бежать некуда.
В вагончике у вокзала они купили горячего чаю и сели на скамью, дожидаясь электрички. Одни, посреди тёмного зала, освещённого тусклыми лампочками. Олег держал бумажный стаканчик, силился отхлебнуть, но чай обжигал губы. Валентина Андреевна смотрела, как мимо проходят люди с сумками, чемоданами, сосредоточенные на своих заботах. И думала о том, что когда-то её сын был таким милым мальчишкой, который держал её за руку, когда переходили дорогу. А теперь он вон — тридцатилетний мужик, запутавшийся так, что и слов не найдёшь.
Когда они наконец уселись в полупустую электричку и поехали в сторону её городка, Олег прислонился к окну, глядя в ночную темень.
— Мама, — вдруг тихо произнёс он, — прости.
— Меня-то за что? — грустно усмехнулась она.
— За всё, за враньё, за то, что заставил тебя выкручиваться… Я знаю, ты не любишь врать, а тут из-за меня…
— Да ладно, — вздохнула она, — я сама виновата, наверное. Надо было с тобой по душам поговорить ещё давным-давно. Слишком я тебе доверяла и думала, что у тебя всё в порядке. Но ты уже взрослый, мог бы сам не наделать таких глупостей.
Он затих, и какое-то время они ехали молча, слушая стук колёс. Потом Валентина Андреевна подумала: а ведь раньше она бы расплакалась на месте Марины, закатила бы Олегу истерику. Но годы научили её, что иногда спокойная решимость больнее любых криков. Да и Марина, видно, стала именно такой: твёрдой, решительной, не прощающей предательства.
Электричка остановилась на нужной станции, и они вышли в прохладную ночь. Дальше — пара кварталов до маленького дома Валентины Андреевны. В доме пахло старыми обоями, что-то заскрипело на кухне — возможно, мышь шуршала под полом. Олег посмотрел на облупившуюся краску на подоконнике, на развешанные засушенные травы, и почувствовал, что вернулся в детство. Только в детстве всё было уютнее, теплее, надёжнее. А теперь он пришёл почти как беженец, которого прогнали из собственного дома.
— Сынок, я постелю тебе в комнате, где ты когда-то жил, — сказала Валентина Андреевна. — Кровать там осталась, хоть и старая.
Он кивнул, пошёл за ней. Открыв дверь, увидел книжную полку, знакомую фотографию его выпускного. Всё такое маленькое, скромное, будто ещё живут здесь тени прежнего времени. Валентина Андреевна заглянула, проверила, есть ли чистое бельё, потом вышла, оставив его одного.
Олег сел на кровать, почувствовал, как прогибаются старые матрасы. Глянул в окно: за ним тёмная, тихая улица. Захотелось выть от отчаяния — всё, что у него было, он сам разрушил. Жена, дочка, уютная квартира — всё осталось за спиной. Теперь он здесь, в родительском доме, снова как мальчишка, только уже взрослый и виноватый.
Он встал, прошёлся по комнате и вдруг заметил старую заводную игрушку на подоконнике — машинку, которую ему дарили лет в десять. Накрутив заведной механизм, он поставил её на пол, и она медленно поехала. И в этот момент он ощутил, как слёзы подступают к глазам. Потому что в голове всплыло: «Я ведь был счастливым ребёнком, а теперь что я сделал со своей жизнью?»
Он чувствовал стыд, боль и какую-то безнадёжную злость на самого себя. Захотелось позвонить Марине, извиниться, попросить прощения, но он понимал, что она не простит его сейчас, а может, и никогда. И дело даже не в конкретном имени «Галина Аркадьевна», а в том, что он предал доверие жены, врал ей неделями, да и мать свою в это втянул.
На следующий день Валентина Андреевна тихо постучалась утром к нему в дверь, принеся чай.
— Вставай, сынок. Завтрак готов.
Она смотрела на него с сочувствием, но без сюсюканья. На кухне они ели омлет с помидорами, которую мать готовила каждый раз, когда он в юности ленился вставать в школу. Сейчас, уткнувшись взглядом в тарелку, он чувствовал себя так, будто время повернулось вспять, и вот-вот его заставят идти в класс, сдавать контрольную, а он не готов.
— Я, наверное, останусь у тебя на пару недель, — скомкано сказал он. — Потом надо искать работу, жильё. Снимать придётся, что поделать.
— Оставайся сколько надо, — отозвалась она. — Только не надейся, что здесь райские условия. Мне, знаешь, пенсия не велика.
Он кивнул, чувствуя, как его гордость падает всё ниже. Но спорить было бессмысленно, да и не хотелось.
Они прожили так несколько дней. Валентина Андреевна ходила по магазинам, готовила простые обеды, иногда ворчала на сына, что он слишком поздно встаёт. Олег поначалу отлёживался до полудня, потому что не знал, чем заняться, и боялся выходить на улицу: вдруг встретится с кем-то из знакомых? Но потом всё-таки взял себя в руки, стал искать объявления о работе, ходил по собеседованиям. Вечерами тихо сидел перед телевизором, смотрел новости или футбол, но без прежнего энтузиазма.
Иногда он звонил Марине, спрашивал, как дочка, предлагал деньгами помочь, но та отвечала сухо, что всё в порядке, и никаких денег от него не надо, пусть сначала сам хоть что-то заработает. Он чувствовал себя беспомощным, словно выпал из привычной жизни и барахтался, не зная, куда плыть.
Однажды вечером, когда Валентина Андреевна чистила картошку на кухне, он решился на откровенный разговор.
— Мама, а ты… очень на меня злишься?
Она не отрывала взгляда от ножа, срезая кожуру тонкой стружкой.
— Нет, сынок, я скорее разочарована. Злость бы прошла быстро, а разочарование надолго остаётся. Я ведь надеялась, что ты создал крепкую семью, живёшь в любви и согласии. А вышло иначе.
Олег покачал головой, сжав губы, словно боялся расплакаться.
— Я сам не понимаю, как докатился до того, чтобы жить у другой женщины и врать всем подряд. Мне казалось, что так будет лучше: я получу кайф от лёгкости, от адреналина, от новизны. Но в итоге всё разрушил.
— Взрослый ты уже, — тихо сказала она. — Выкручивайся. А если Марина не захочет возвращаться к тебе, смирись. Смотри, жизнь длинная, но иногда ошибки не исправить.
Он ничего не ответил. Осталось только понять, как жить дальше.
Прошла ещё неделя, потом вторая. Олег устроился на работу менеджером по продажам в небольшой фирме. Зарплата была небольшой, но хоть что-то. Он снял себе угол у старого товарища, чтобы не сидеть на шее у матери. Валентина Андреевна продолжала с ним общаться, конечно, по-матерински помогала советами, но уже без прежней уверенности, что у него всё будет блестяще. Ей было жаль, что семья сына развалилась, но при этом она понимала: он сам виноват.
А Марина быстро оформила развод. Олег потом узнал об этом через общих знакомых, потому что ему повестка пришла, а он пропустил её, путая адреса. Всё произошло почти без лишних разговоров. Она решила не затягивать, а он не стал сопротивляться, чувствуя, что дорога обратно ему закрыта.
Что до Галины Аркадьевны, то её муж вернулся раньше, чем ожидалось, и Олег узнал, что у неё тоже всё закончилось плачевно. Ходили слухи, что Галина пыталась сохранить эту «дружбу», но её муж поднял скандал, и непонятно, чем дело кончилось, но точно не семейной идиллией. Так что Олег остался у разбитого корыта: ни семьи, ни любовницы, ни прежнего уважения в глазах родни и знакомых.
Зато он наконец понял, что пора браться за ум. Жизнь не закончилась, пусть и ударила больно. Теперь оставалось только строить заново и думать, как наладить отношения хотя бы с дочкой. Но это уже совсем другая история, к которой нынешний рассказ не имеет отношения. Потому что всё, что произошло, закончилось в тот день, когда Марина спокойно указала на его сумки и предложила «продолжать жить с мамой». С тех пор он уже не верил, что может вернуть прежнее благополучие.
Так и вышло, что неожиданная поездка Валентины Андреевны раскрыла все тайны. Сюрприз, который она хотела сделать, обернулся разоблачением. И хотя матери бывает больно смотреть, как сын разбивает свою жизнь, никакого другого финала в тот момент быть не могло. Каждый получил то, что заслужил: Олег — горький урок, Марина — свободу от лжи, Валентина Андреевна — тяжёлое, но ясное понимание, что вмешиваться в жизнь сына надо осторожно. И теперь уже ничто не предвещало продолжения, никакие намёки не говорили о том, что всё может повернуться вспять. История завершилась логично: одна семья перестала существовать, а все участники пошли своим путём, кто с горьким привкусом потери, кто с облегчением от избавления, а кто с грустным материнским сочувствием, что и остаётся навсегда.
Девушка разрешила бродяге погреться в своем цветочном магазине, но через несколько дней он вернулся с удивительным предложением